«Властелин мира»

– Быстрее! – крикнул Щеглов. – Быстрее!.. Немедленно дайте сигнал отступления! Через несколько минут эта крепость исчезнет с лица земли!

Три красные ракеты вырвались из-за насосной станции, крутыми дугами врезались в беззвездное мрачное небо, бросили на дома, на стены, па деревья тревожные багровые отблески. Три красные ракеты, а затем еще три – приказ о немедленном отступлении, стремительном отходе на прежние позиции.

Что случилось? Ведь захвачен почти весь Гринхауз – враг отстреливается лишь из одной башни.

Но приказ остается приказом.

И вот через главные ворота захваченной и добровольно отданной крепости быстрым шагом проходят молчаливые, подавленные бойцы. Идут, стараясь подавить стыд и обиду, несут нескольких убитых и тяжело раненных.

А впереди всех с мертвым Ченом на руках идет старый мастер Чжоу. Никто не увидит в темноте, как по щекам Чжоу катятся скупые суровые слезы. А если и увидят – пусть. Право на эти слезы дала свыше чем тридцатилетняя дружба, совместные страдания, совместная борьба.

Прощай, старый Чен!.. Прощай, друг!.. Ты не дожил до окончательного освобождения страны, ставшей для тебя второй родиной, но в будущей победе есть и твой вклад, и о тебе будут петь пантуны малайские матери, а в человеческой памяти ты навсегда останешься не старым и немощным, а молодым, сильным, красивым Ченом-Победителем.

Несет мертвого Чена его друг, старый мастер Чжоу…

А в той же колонне бьется, вырывается из рук Щеглова американский инженер Джек Петерсон:

– Пустите!.. Вы не имеете права!.. Я не могу оставить Гарри!.. В спальне Харвуда остались все рисунки интегратора!.. Пустите! – кричит он почти истерически. – Я успею!

Его слова тонут в мощном грохоте. Сзади, там, где в темноте остался Гринхауз, раскололось небо, разверзлась земля. Ослепительная вспышка взлетела к тучам, дернулась назад и взметнулась вновь, уже багрово-черная от дыма. Десятки тонн новейшей взрывчатки, газовая смесь в опустевших цистернах из-под горючего, напалмовые мины под главными объектами, – все взорвалось одновременно. Гринхауз – эта страшная крепость-лаборатория, обреченная с самого начала на уничтожение – перестал существовать, исчез, рассеялся.

Самовольно, без приказа, остановилась колонна. С облегчением вздохнула единой грудью: отступление было не напрасным. Значит, бой выигран?

Но через несколько минут вновь послышалась команда:

– Занять оборону!.. Минеры – к шоссе!.. Надеть каски и котелки!.. Быстрее!

Бой не кончился. Он лишь начинался.

Грохот взрыва прорвался сквозь рев мотора «излучателя».

На мгновенье притормозив машину, Харвуд взглянул в заднее броневое окошко и удовлетворенно качнул головой:

– Все!

Паркер не расслышал. Он сидел в уголке, согнувшись в три погибели, бледный, дрожащий, задыхаясь от запаха горючего и выхлопных газов, и мысленно прощался с жизнью. Право, он отдал бы половину состояния, лишь бы очутиться в своем роскошном особняке у Сентрал-Парка в Нью-Йорке.

– Все! – прокричал Харвуд, склонившись к его уху. – Гринхауз не существует!

Впереди лежала идеально ровная бетонированная автострада. Лучи фар не натыкались ни на одно живое существо. Но Харвуд не выключал интегратора. Безостановочно, один раз в секунду, вокруг броневой башенки вращалось кольцо с четырьмя зеркальными рефлекторами. Мощные пакеты волн сверхвысокой частоты вырывались из этих рефлекторов, неслись во все стороны, чтобы парализовать любую попытку причинить вред тому, кто стал «властелином мира».

«Смейся, паяц, – напевал Харвуд, посматривая на Паркера с пренебрежением, – над разбитой любовью…»

Но слишком рано было праздновать победу!

В ту ночь на автостраде дежурили все партизанские посты: не была исключена возможность того, что Харвуд вызовет в Гринхауз помощь из Сингапура.

Когда «излучатель» Харвуда, промчавшись по подземному туннелю, с мощным грохотом выскочил из кустов у Гринхауза и направился к автостраде, тотчас же по радио был послан приказ перехватить этот странный танк.

Первый пост у разрушенного моста Харвуду удалось проскочить. Но через несколько километров, на крутом повороте, перед «излучателем» грохнул взрыв, и на автостраду упало очень толстое дерево.

Харвуд затормозил так, что Паркера швырнуло вперед, прямо на рычаги. Он расквасил нос и завизжал:

– Что вы делаете?! Приказываю…

– Молчите! – огрызнулся Харвуд, уже не придерживаясь правил хорошего тона. – Дорога на Сингапур отрезана!

Он попробовал объехать это дерево, но несколько снарядов, упавших перед «излучателем», показали, что маневр не удастся.

Харвуд немедленно повернул назад: за мостом есть другая, хоть и не асфальтированная, но все же приличная дорога.

У моста повторилась та же история: взрыв мины, падение тяжелого дерева на автостраду, а затем выстрелы из пушки.

Дорога здесь проходила по взгорью. На крутые восточные склоны горы взобраться невозможно: там сплошной стеной высились джунгли. С западной стороны насыпь автострады спускалась к низкорослому кустарнику, который не мог быть препятствием для мощного гусеничного «излучателя». Но там, в долине реки, раскинулась трясина.

Не решаясь прорываться через болото, все еще надеясь на счастливый случай, Харвуд носился на «излучателе» по небольшому отрезку автострады, и с каждым рейсом это расстояние уменьшалось: партизаны сжимали кольцо, создавая новые преграды.

Вначале Харвуд не видел ни одного человека. Ему казалось, что против него на поединок вышли силы природы: падают деревья, пересекая путь, взрываются куски мертвой стали, заряженные такой же мертвой взрывчаткой. Это было страшно, однако оставалась надежда на то, что, если партизаны попробуют приблизиться, «излучатель» парализует их волю, заставит бежать без оглядки.

Но вот при свете фар на расстоянии в несколько сот метров Харвуд увидел людей, двигавшихся навстречу ему с круглыми коробками-минами в руках. Они шли неуверенной походкой, пошатывались, но шли!

Харвуд включил максимальное усиление. Это был предел «излучателя власти», – лучи такой мощности, которые должны были согнуть кого угодно.

Партизаны уже не могли идти. Они падали на шоссе, но все равно ползли, – ползли вперед со своими страшными минами.

И Харвуда охватил ужас. Он не заметил касок на головах малайцев, забыл, что даже тонкий слой металла задерживает значительную часть ультравысокочастотных колебаний. Но если бы Харвуд и вспомнил, это не придало бы ему храбрости. Привыкнув к холодным и безразличным машинам, поверив полностью в их могущество, он впервые столкнулся с людьми, которые готовы были встретить смерть непобежденными, смерть не во имя денег и славы, а во имя будущей жизни.

Его «излучатель» мчался прямо на них. Через несколько секунд они погибнут, взорвавшись на собственных минах. Неужели же они выдержат двойной натиск – разрушительных лучей и страха перед стальным гусеничным чудовищем?!

Не выдержал сам Харвуд.

Уже не в состоянии затормозить, повернуть «излучатель» назад, он резко дернул на себя левый рычаг управления.

С истошным завыванием, ломая по пути кустарники и небольшие деревья, «излучатель» ринулся влево, вниз по крутому склону. Напрасной была попытка остановить его стремительное движение. Разогнавшись в ложбине, машина подпрыгнула на одном из бугров как на трамплине, и, лязгая в воздухе гусеницами, поблескивая рефлекторами, в которых отражалось багряное зарево, пролетела метров десять и с размаху шмякнулась в упругую, липкую топь.

Мотор еще работал. Стальные траки двигались, устремлялись вперед. Но многотонная стальная махина, не трогаясь с места, начала погружаться в трясину.

– Вылезайте! Быстрее! – выкрикнул Харвуд, ухватив Паркера за воротник. Но миллионер лишь визжал, отбиваясь руками и ногами.

– Черт с вами! Подыхайте, старая обезьяна! – Харвуд схватил драгоценный портфель, пистолет, открыл крышку люка и вылез, высматривая местечко посуше и понадежней.