«Если», 2002 № 01

Стажеры отправляются в путь, когда готовы, но это не означает, что в подобный момент они сами обязательно считают себя готовыми. В древние времена и в этом мире, и в других вселенных совершались (cовершаются, будут совершаться) многочисленные ошибки, промахи, злоупотребления и трагедии, после чего Центры постепенно пришли к тому, что были приняты своды писаных и неписаных законов. Даже теперь иногда случаются недоразумения, приводящие к трагедиям. Случается, что у стажера обнаруживается изъян, о котором никто не подозревал, и он ломается. Иногда это происходит в последний момент, когда он уже находится в сфере, за мгновения до начала Путешествия. Чаще же это случается на стадии физических преобразований, «запустить» которые и попросила Меланэ.

Естественно, ей не будет отказано. Эгон знает, что Тенаден пришел к нему не за советом: он просто хотел проинформировать его. И не потому, что речь шла о Талите — точно так же он поступил бы в отношении любого другого стажера, состояние которого вызывало бы его опасения. Его цель — предупредить Эгона, как и всех других наставников — они должны быть более внимательными, чем обычно.

Но с первыми жаркими летними днями в Центр прибыл Путешественник, и Эгон получил задание помочь ему вспомнить все подробности Странствия и занести эту информацию в архив. Перегруженный работой, он на время потерял из виду Талиту. Мимоходом он узнавал от других наставников, от врачей-невропатологов и психологов, что она успешно перенесла все операции и сейчас нормально восстанавливается.

Разумеется, сложности создают не сами операции и не восстановительный период; главной проблемой является последовательная адаптация мозга стажера к жестокой бомбардировке новыми ощущениями; стажер теоретически знаком с этим состоянием, но еще не умеет справляться с ним.

Наступает день, когда Меланэ пробуждают, выводя из состояния искусственного сна, в который ее погрузили, чтобы тело быстрее приспособилось к изменениям психики. Тенаден попросил Эгона присутствовать при этом, и тот согласился.

По тому, как постепенно расслабляются все мышцы, долгое время находившиеся в предельном напряжении, Эгон понимает, что Меланэ проснулась. Но она не открывает глаз. Ему хорошо известно, что она ощущает в эти мгновения: она улавливает малейшие колебания температуры и поля силы тяжести, а отражения звуковых волн от стен и предметов обстановки дают ей полное представление о комнате, в которой она находится, и о количестве и поведении присутствующих людей. Он знает, что Меланэ, несмотря на усвоенные теоретические сведения, еще не способна разобраться в сигналах органов чувств, что вокруг девушки сейчас царит жуткий хаос, из которого ее мозг отчаянно пытается извлечь привычные краски, формы, звуки, воспоминания — любую упорядоченность, только не этот головокружительный вихрь. И он понимает: только гордость удерживает ее от отчаянного крика. Она дышит осторожно, словно с каждым вдохом к ней в легкие поступает отравленный воздух.

Многие в такой ситуации теряют голову.

— Меланэ?

Она начинает поворачивать голову в направлении Эгона, но тут же останавливается с исказившимся лицом: это движение мгновенно разрушило и тут же восстановило — но уже в ином виде — вихрь ее восприятий. Потом, после неимоверного усилия, она расслабляется. Она снова контролирует свое поведение.

Эгон не знает, можно ли радоваться этому, и повторяет ее имя. Глаза девушки остаются закрытыми; она хорошо усвоила настойчиво повторявшиеся на тренировках советы наставников. Способна ли она различить его голос среди заливающих ее волн хаоса?

Она едва слышно шепчет:

— Эгон.

— Да, это я. Теперь, если хочешь, можешь открыть глаза.

Она очень медленно поворачивает голову в его сторону, но глаз не открывает. Он так же медленно наклоняется к ней. Она заметно вздрагивает: это плавное рассчитанное движение все равно слишком резко нарушило изменчивые сферы ее ощущений. Эгон прекрасно помнит свой собственный опыт: внезапное дробление того, что едва начало приобретать некий порядок, диссонирующие ритмы, болезненные колебания… И он повторяет, все так же тихо: «Ты можешь открыть глаза».

Медленно поднимаются веки, в щелках между ними видна голубая радужка. Взгляд останавливается на его лице, но он знает: Меланэ не видит его по-настоящему; перед ней не силуэт с четкими контурами, а множество отдельных его составляющих. Она улавливает биение сердца Эгона, пульсацию легких, градиенты тепла на разных участках тела. Он представляется ей чем-то вроде светящегося туманного облака, постоянно меняющего свои оттенки; может быть, в центре этого тумана она и видит нечто материальное. Потребуются недели, может быть, месяцы, чтобы мозг научился правильно анализировать поступающую в него информацию, выстраивать связные структуры и, наконец, сознательно выбирать уровень восприятия. Она научится видеть нормально, и инфракрасном спектре, в ультрафиолете; слышать обычные звуки, ультразвуки, инфразвуки…

Меланэ не закрывает глаз, выдерживая пытку хаосом необычных ощущений. Десять, двадцать, тридцать секунд…

— Очень хорошо, Меланэ, теперь закрой глаза, — шепчет Эгон. Выдержав еще несколько секунд, она подчиняется.

Проходит неделя, затем еще одна. Меланэ уже научилась видеть, слышать, обонять. Она переживает второе рождение, второе детство; это ее очередной шаг к Мосту. Эгон, все еще занятый своим Путешественником, редко видит ее, но внимательно следит за успехами девушки — как, впрочем, и остальные наставники.

Еще три, четыре недели. Меланэ научилась самостоятельно передвигаться — она уже способна без посторонней помощи подняться в свою комнату этажом выше. Этим вечером звуки гитары заставляют Эгона остановиться перед закрытой дверью: мешанина звуков, обрывки искаженных мелодий, мгновения тишины, рваные аккорды, раздраженно взятые неловкими пальцами. Все более и более продолжительные перерывы — и, наконец, глухой удар и жалобный звон лопнувшей струны.

Слишком рано, слишком рано! Меланэ еще не обладает координацией движений, необходимой для того, чтобы не затеряться в многообразии лабиринта звуков. Нужно было убрать гитару из ее комнаты! Но теперь уже поздно, он уже не может зайти к ней — она просто не станет слушать его. И он идет дальше по коридору, немного согнувшись под тяжестью огорчения. Завтра, как можно раньше, он поговорит с девушкой.

Но ночью чья-то рука, резко вырывает его из забытья. Меланэ оглушила чем-то тяжелым дежурного и заперлась в зале, где находится Мост.

Ученики были разбужены диким воплем. Выскочив в коридор, они увидели Меланэ, обнаженную, с дико вытаращенными глазами; она отшвырнула парней в сторону и умчалась по коридору. Стажер Пайра и Шолтена. Пайр, огромный детина, похожий на сказочного великана, смущенно разводит руками; его физиономия с одной стороны постепенно приобретает фиолетовый оттенок. «Она отшвырнула меня в сторону, как пушинку, и я врезался в стену…»

— Состояние берсерка, — говорит Тенаден. — Такой кризис случается у стажеров, прошедших метаморфозу.

Бегом они спускаются по лестнице. Пострадавший дежурный — это наставник Кюрре, сидит на полу, прислонившись к стене; ему оказывают срочную помощь. Дверь зала заперта изнутри. Ее можно открыть, если подняться к центральному пульту и включить аварийную цепь; подобная ситуация была учтена. Но сейчас гораздо важнее происходящее за дверью. Эгон нажимает клавишу интеркома и связывается с дежурной у центрального пульта.

— Жоанн, ты видишь ее на экранах?

— Вижу. — (Эгон несколько расслабляется; к счастью, Меланэ не вывела из строя систему связи, так что сохраняется возможность…) — Но она открыла сферу. Сейчас забирается внутрь.

Эгон обменивается взглядом с Тенаденом. Эгон нажимает другую клавишу, которая включает динамик интеркома в зале. Он думает об акустике зала, в котором звуки многократно отражаются от плоских и выпуклых поверхностей, беспорядочно дробясь при этом. Тем хуже. Он говорит медленно, четко выговаривая каждый слог, чтобы Меланэ смогла, несмотря на реверберацию, понять смысл.