Трасса до небес (СИ)

- Погодите, - проговорил парень и сильно потер лоб ладонью. - А если я покрою его долг перед истцом? - он оглянулся на застывшего Санту. - Мистер Гатч, вы ведь говорили, что те двадцать тысяч, что определены дядей на текущие расходы, я могу взять прямо сейчас?

- Ну не прямо сейчас, - промямлил рождественский дед, - но в ближайшее время вам передадут чиппит с суммой.

- Ну, вот! Тогда я могу оплатить долги мальчишки?

Я поднял голову и во все глаза уставился на носатого спонсора.

- У нас тут окружной судья. - Маршал кивнул в сторону толстяка в красных шароварах. - Пусть он решает.

Клаус пожал плечами:

- Не вижу препятствий. Мистер Элдридж может взять этого юношу на поруки, нанять его по долгосрочному контракту, скажем, сменным водителем и выдать зарплату вперед. Поручительство можно оформить прямо сейчас.

Маршал жевал губами, было непонятно, одобряет он решение толстяка или осуждает.

- Что ж, - сказал он наконец. - Все по закону. Мы подождем в холле, пока вы закончите. Реквизиты задержанного на сканере, ваша честь.

Носатый улыбался.

- Конечно, мистер Джаст, - откликнулся судья. - Много времени это не займет, тем более, что свои дела мы с мистером Элдриджем уже в принципе закончили, - он нагнулся к внутреннему переговорному устройству и попросил. - Джескинс, занесите, пожалуйста, мне в общий кабинет эмограф и пару дигитивных бланков, нужно засвидетельствовать добровольную переадресацию долговых обязательств, и попросите Олафа подготовить машину.

Маршал коснулся края воображаемой шляпы и подтолкнул меня в спину.

Матовая пластина двери скользнула вбок и закрылась. Мы опять стояли в холле второго этажа. Мой конвоир огляделся, хмыкнул и вытащил из кармана жилетки маленькие блестящие кусачки.

- Ну что, парень. - Он покрутил седой башкой. - Вот уж действительно везуха... Рождество. Велик Господь всемогущий. Давай-ка сюда свои грабли.

Глава 2

Мыс Фарвель - EU Север-Север. Арви. Таможня дает добро

Каждый день, если ему не был назначен прием в службе таможенного контроля, Арви с самого утра отправлялся к стене. Сидеть одному в пустой гостинице просто не было сил. На парковке, у входа в центральный корпус, всегда стояло несколько маленьких электромобилей, но Арви нравилось ходить пешком. Он пересекал поселок, застроенный двухэтажными коттеджами для персонала, и выходил к стене, отделявшей жилые кварталы порта от взлетно-посадочного поля.

Ветер мел по бетонным плитам крупу поземки. Здесь всюду был ветер и старые бетонные плиты, плотно пригнанные одна к другой, испещренные выщерблинами и царапинами, серые квадраты. Арвидас шагал, переступая через забитые снегом стыки, пока не добирался до невысокой решетчатой вышки. По узкой винтовой лесенке он забирался на верхнюю площадку, огороженную парапетом и забранную куполом от ветра.

Отсюда была видна часть необъятного посадочного поля. Арви сдвигал прозрачную панель остекления и наблюдал, как портальные краны без устали потрошат туши тупоносых чартерных челноков с раскрытыми секциями грузовых трюмов. Насколько он мог судить, челноки садились гораздо дальше, в северной части космодрома, а уж потом их транспортировали ближе к бетонному забору и ставили под разгрузку. Орбитальные трудяги с закопченными дюзами, похожие на огромных морских животных, беспомощно лежали на суше, терпеливо дожидаясь, пока содержимое их чрева перекочует в многометровые фуры, настоящие океанские танкеры, поставленные на колеса. В этом было что-то грандиозное и в тоже время жалкое, как будто десятки наглых акул пожирают внутренности мертвого космического кита.

Когда Арви надоедало смотреть на разгрузку, он садился прямо на подогретый изнутри пол и обедал тем, что приносил с собой из автоматического гостиничного буфета. Несколько раз он пытался вернуться к расчетам (у него был с собой блокнот, который никак не желал адаптироваться к местной сети), но ни черта не шло, и тогда Арви читал, выбрав что-нибудь легкомысленное из записей на чипе.

После того, как небо начинало сгущаться холодными северными сумерками, Арви отправлялся обратно в пустую гостиницу, коротать длинный вечер за опять-таки чтением или созерцанием соседних домов, а завтра наступал новый день, и все повторялось.

Нелинейник "Эстефания", привезший его сюда, давно закончил разгрузку, отстыковался от терминала орбитального комплекса и, наверняка, уже готовился пересечь орбиту Нептуна, чтобы нырнуть в надпространство. Возле Большого Насоса, как называли орбиталку местные служащие, теперь болтался "Фризо" откуда-то из системы Глизе, а вскорости намечался еще один нелинейник с Дайаны. Переехавшие к другим звездам дети исправно гасили проценты древних кредитов, возвращая долги меркантильной матушке.

Всякий раз разглядев медленно плывущую по ночному небу восьмиконечную звезду, Арвидас поражался размахам космического комплекса. Местные его восторгов не разделяли. Хотя назвать их местными можно было с большой натяжкой. Все, кто работал в порту Фарвель и на орбитальном Насосе: операторы портальных причалов, докеры, пилоты челноков и даже единственная консьержка из гостиницы, гражданами Земли не являлись. Все они находились здесь, отрабатывая выгодные десятилетние контракты. Никто из них не покидал острова и даже не бывал дальше наружной стены, отделявшей поселок от остального мира.

По-настоящему местными здесь были только таможенные чиновники, ну и может еще люди из тех самых чудовищных фур, что выгрызали внутренности космических китов. Людей этих Арви видел лишь мельком, сквозь высокие затененные стекла огромных кабин, больше похожих размерами на маленький пригородный дом. Что там они делали, оставалось только догадываться, может, спали или жарили яичницу с беконом, может, контролировали работу автоматики или покуривали длинные белые палочки сигарет. Странная, допотопная и, кажется, вредная привычка, присущая множеству чиновников из таможни. Эти, по твердому убеждению Арви, вообще ничего не делали.

К таможенникам у Арви постепенно сложилось очень сложное отношение. Таможенники обосновались в большом сером здании, впаянном в серый периметр бесконечного забора. Здание было драгоценным агатом в середине ожерелья, неприступности и вечного ожидания. Обитатели его тихих кабинетов были вежливы отстраненной змеиной вежливостью и так же скользяще-изворотливы. Таможенники были непроницаемы, как их бетонный забор. Восьмую неделю Арвидасу назначали аудиенции, проверяли его иммиграционные документы и приглашение, запрашивали какие-то сведения о завещании покойного Захарии Страйкуса, выясняли родственные статусы многоюродного племянника, тыкали дымящимся пеньком сигареты в хитрую пасть дымопоглотителя и назначали очередное рандеву на послезавтра... на среду... на двадцать второе. Бесчисленные "завтра", "завтра", "завтра"...

Арви вздыхал и тащился в пустую гостиницу. Он уже давно понял, что чужаков здесь не жалуют. Земля не желала с распростертыми объятиями принимать племянника дядюшки Страйкуса. Самого Захарию здесь знали, помнили, упоминали с большим пиететом, даже со странноватым восхищением, так обычно говорят о выдающихся безумцах, чье безумие поддержано миллионными доходами, а Арвидас неделю за неделей оставался чужаком, невесть зачем впершимся в прихожую дальних-предальних родственников. Чужаков здесь точно не любили.

***

Второй бум космической экспансии иссяк два столетия назад. Технология надпространственного привода существенно сокращала время перелета, но все равно путешествие занимало долгие годы. Немного чудаков соглашалось потратить жизнь на перелеты к иным мирам. Космос постепенно превращался в прерогативу профессионалов.

Нулевая камера Фаста пылающим болидом вторглась в жизнь разбросанных по галактическим рукавам колоний. Мир изменился вновь, хотя на количество пилигримов очередной подарок давно вымерших килян сказался скорее отрицательно. Нуль-переброска решила множество проблем, но не решила главной. Из-за парадокса, названного "порогом Крашевского", многие белковые соединения терпели при переходе столь глубокие структурные изменения, что на финиш приходили кучами несъедобной гнилой дряни. О переброске людей не заходило и речи. Нелинейники, теряющие грузообороты, сосредоточились на транспортировке органики и редких пассажиров, у которых оставалось все меньше стимулов для дальних перелетов.