Поймайте мне Снарка (СИ)

- Вот такие дела, - прокашлялся он. - Так зачем пришел?

- Здесь экспонат моего отца, - сказал я, кивая на коробку. - Нашел на складе, хотя в каталоге его нет.

- Каталоги несовершенны и далеко не все туда попадает.

Сильвер вынул из нагрудного кармана круглые очки и нацепил на нос. Я удивляюсь его привычке держаться за старые вещи и традиции, будто бывший космонавт не раз попадал в соседние потоки пространства-времени и являлся этаким выходцем из забытого прошлого. Протез вместо выращенной ноги - это еще понятно: укол летающей медузы с Персея 5 выжигает нервные окончания в мозгу так, что их уже не восстановить. Но вот пристрастие к очкам выглядело поистине странным.

- Что тут у нас? - спросил Сильвер, разглядывая коробку прищуренным взглядом. - Так-так. Значит, GT-256? Я был там, неплохая системка.

Он открыл крышку, заглянул в коробку. Затем посмотрел на меня поверх стекол и откинулся на спинку кресла.

- Твоего отца называли Жаком Кусто космоса, по имени такого же увлеченного морем человека из прошлого. Океан и космос - эти две стихии чем-то похожи, не находишь? Анжей был мечтателем, как и ты. Но еще - шутником.

Сильвер продемонстрировал внутренности коробки. Там была лишь пустота.

- Но я видел кусок шкуры! - вскрикнул я. - Черная, с вкраплениями кристаллов!

- Твой отец тоже искал Снарка, считал его представителем расы гостей, только мало кому об этом рассказывал. Вы оба одинаково верите в невозможное.

- Тут точно был экспонат!

- Жаль, что сейчас ничего нет, - сказал Сильвер и откинулся на спинку кресла.

Затем поднялся с кресла и рухнул на стоящий у стены диван, что-то забормотав себе под нос, смешивая русскую речь со словами аборигенов с Персея. Тень на потолке напоминала огромного мантисса, плетущего сеть. Я подошел к окну и распахнул форточку, впуская в комнату поднятые ветром сухие листья. Они влетели, словно ночные бабочки, и опустились на пол в сети теней. Над домами сияла огромная луна, и надкусивший ее край дирижабль электростанции выглядел уснувшим на привязи небесным китом.

***

Шкуры не было нигде. Лишь пустая коробка с табличкой - вот и всё, что осталось от несостоявшегося экспоната.

Я стоял возле дуба и смотрел, как в разреженном свете фито-прожекторов медленно кружат пожухлые листья. Хотя дерево находилось в большом закрытом зале с витражной крышей-куполом, но осень еще никто не отменял - дуб готовился к зимнему сну. Казалось, что я попал в сказочный лес. Сейчас с веток свесит ноги древесная русалка, а ученый Кот расскажет волшебную историю.

Из дупла у самой кроны высунулся Пак, прижимая к голове смоченную холодной водой тряпку. Он все еще надеялся, что шкура непременно появится.

'И снова нет, - мысленно сказал Пак. - Теперь опять пойдем на склад. А потом еще раз сюда вернемся и проверим'.

- Нет, - сказал я. - Мы идем в планетарий.

Планетарий находился в левом крыле музея. Чтобы до него добраться, следовало пройти сквозь исторический зал. Мы миновали макет 'Юноны' - первого межзвездного корабля, возле которого стояли голограммы звездоплавателей. Капитан Михаил Баринов, по прозвищу Медведь, большой, обманчиво кажущийся неповоротливым, приветливо махал нам вслед рукой.

По коридору протянулась мемориальная доска с фамилиями всех космонавтов и ученых-исследователей, сделавших значительные открытия в космической сфере. Среди длинного списка есть и Анжей Бартольд. Меня всегда переполняет гордость, когда вижу фамилию отца. И еще - тоска. Он не вернулся из экспедиции, когда мне было всего пять лет.

А я даже Землю ни разу не покидал. Пак прав - я действительно боюсь летать. Мысль о том, что можно оказаться в замкнутом пространстве корабля бросает в пот.

'Помедленнее, пожалуйста, - попросил семенящий за мной Пак. - Что-то нехорошо'.

Планетарий поражал своей величиной. Совокупность макетов и голографических изображений создавала впечатление присутствия на космическом корабле. В первые мгновения кружилась голова. От безграничного пространства захватывало дух. Казалось, что от космоса ничего не отделяет. Сделай шаг - и тебя унесет в бесконечность. Пак застонал и лег на пол.

'Пак немного полежит, а человек пусть смотрит, что хотел'.

Нужную информацию можно было отыскать и в обычном сетевом справочнике, но только в планетарии я чувствовал чужие планеты, животных которых изучал. Странное ощущение, когда смотришь на другой мир, и сердце начинает биться в ожидании чего-то неведомого, что обязательно обнаружишь. Охватывает страх открытого пространства - но не настоящий, я ведь знаю, что надо мной лишь крыша музея.

'Человеку тоже нехорошо?' - спросил Пак.

- Все нормально.

Я зажмурился, сжал зубы. Нет, на сей раз обойдусь без лекарств. Я открыл глаза и ринулся навстречу космосу. Взмах рукой - и планетарий, повинуясь движению, приблизил Альфу Центавра. Мне надо дальше, много дальше, к квадрату Кларка, к безымянной звезде GT-256. Желтый карлик, словно близнец нашего Солнца, зажегся над головой. Первая планета - раскаленная огненная пустыня. Меня интересует вторая, на которую высаживался мой отец. Зелено-голубой шар с фиолетовыми вкраплениями туч, словно в атмосфере планеты кто-то разлил чернила.

Я найду на ней Снарка. Я это понял, едва увидев планету.

'Человек не сможет лететь', - сказал Пак.

- Смогу, - ответил я.

'У человека не получится'.

- А вот это мы еще посмотрим, - через силу улыбнулся я.

Глава 2. Пешком по звездам

- Ты никуда не полетишь, Матеуш Бартольд!

Когда Борис Рогулин, которого мы за глаза называли Чучельником, сердился, то никогда не смотрел в глаза подчиненным. Сейчас он сидел на полу, плотно зажмурившись, в позе лотоса и изображал медитацию индийского йога. Перед ним лежали чертежи подъемника, который необходимо было реализовать для поселенцев на Хладе. В условиях постоянных бурь на покрытой вечной мерзлотой планете трудно было задействовать обычные гравитационные двигатели, и наш шеф лично взялся за задание.

Он использовал метод субъективной аналогии, когда представляешь себя объектом исследования и мысленно изменяешь свои характеристики в нужном направлении. Как говорят актеры, вживаешься в роль. Сейчас шеф вживался в роль подъемника. Казалось, что его волосы шевелились от налетающего холодного ветра, а сам Рогулин вот-вот поднимется над полом. На самом деле это всего лишь работал вентилятор, стоящий рядом с ведром со льдом.

- И даже не надейся, - процедил шеф, не открывая глаз.

На меня смотрели роботизированные макеты и чучела животных, расставленные по его кабинету тут и там, люди с висящих на стенах фотографии - кто угодно, но только не Рогулин. 'Загляни в глаза шефу' - местное пожелание удачи. Поговаривали, что когда это случается во время спора, он тут же сдается и подписывает любое прошение. Но такие случаи - нечто из ряда вон выходящее, или, как говорит наша новая лаборантка Маша, 'в лесу Пендрагона наконец издох Draco Vulgaris'.

В общем, встретиться взглядом с Чучельником удается не каждому. Поэтому я даже не пытался и разглядывал фотографии, показывающие нашего шефа в разные моменты исследования экзопланет. На одной Рогулин отчаянно улыбался возле пойманного живоглота. Глаза у живоглота были грустными, а во взгляде Рогулина еще читался ужас преследуемой добычи - все в отделе знают эту историю, когда шеф в качестве приманки использовал самого себя. На другой фотографии Рогулин в одной набедренной повязке лихо отплясывал вокруг костра с местными аборигенами. На третьей он собирался съесть живоглота, стоял с заложенной за воротник салфеткой и держа нож и вилку. Это был фотомонтаж какого-то шутника из нашего отдела, но справиться с фотографией шеф не мог. Она появлялась с завидным упорством поверх других изображений, исчезая лиш перед приездом важных гостей.