Маленькие человечки

Когда они подъезжали к дому, Бриджет внимательно рассмотрела здание. Оно было очень старым. Над левым крылом возвышалась башня с разрушенной зубчатой стеной. К башне примыкало двухэтажное строение, отдаленно напоминающее по стилю георгианские постройки. Его крыша находилась гораздо ниже верха башни. И строение, и башня, ничем не примечательные по отдельности, вместе выглядели чудовищно. Уродство этого гибрида подчеркивалось совершенной непривлекательностью пейзажа. Бриджет с облегчением заметила, что над некоторыми трубами вьется дым: без этого здание выглядело бы совсем заброшенным.

В доме постоянно находились экономка и молоденькая служанка. Миссис Малоне, сорокалетняя плотная женщина невысокого роста, была одета в черное платье. Бриджет обратила внимание, что ей явно не по себе: возможно, она пытается скрыть застенчивость и неуверенность. Девушке было лет пятнадцать-шестнадцать. Ее звали Мэри. Худенькое, робкое существо, боящееся всего на свете. Судя по всему, миссис Малоне постоянно ею помыкала. Экономка проводила Бриджет в ее комнату и задержалась ненадолго, чтобы поговорить с новой хозяйкой и показать свою услужливость.

– Вас все устраивает? Простыни были проветрены, и я согрею их, когда вы соберетесь спать. По ночам бывает очень холодно. Я зажгу камин. До вашего приезда мы его не зажигали – у нас кончаются запасы угля, понимаете? Ванна рядом, я приготовила полотенца, но горячей воды нет – Мэри принесет немного из кухни. У нас нет электричества – после смерти господина Шоунси генератор не работает. Он обычно сам за ним следил, а я не знаю, как им пользоваться. Как мне кажется, нужно какое-то масло. Так что света тоже не будет, но Мэри принесет вам лампу. Слава Богу, у нас достаточно парафина. Мэри собрала цветов – думала доставить вам приятное. Она очень любит цветы. Конечно, в это время года их совсем немного.

На столике у кровати в уродливой вазе из зеленого стекла стояло несколько веточек жасмина и побегов падуба. Цветы радовали глаз, несмотря на вазу.

– Очень мило, – сказала Бриджет.

– Я рада, что они вам понравились. Вы останетесь только на одну ночь?

– Да.

– Вы будете продавать дом?

– Думаю, да.

Миссис Малоне кивнула, безропотно покоряясь судьбе.

– Неудивительно. Конечно, вам не нужен такой дом. Вы ведь живете в Лондоне. Вам что-нибудь еще принести?

– Нет, спасибо. Все очень хорошо.

– Обед будет готов, когда вы спуститесь вниз. Есть только холодное мясо, картофель и немного капусты. К сожалению, больше ничего предложить не могу: в доме почти не осталось продуктов.

Когда миссис Малоне ушла, Бриджет осмотрела комнату. Она была не так уж мала, потолок украшал сложный лепной узор. На одной из стен у самого потолка в глаза бросалось огромное мокрое пятно, но все остальное было в порядке. Рисунок на обоях показался ей несколько необычным для дома в глуши: переплетающиеся серые прутики с вкраплениями красных пятнышек. Здесь висели четыре картины не религиозного содержания, если, конечно, не считать репродукцию картины Беклина «Остров мертвых». Пара альпийских пейзажей, навевающих меланхолию, но красивых. На одной она заметила надпись: «В. Шоунси, '27». На другой было то же имя, но датирована она оказалась следующим годом. «Кто-то из неизвестных родственников, – подумала Бриджет, – который отправился отдохнуть в Швейцарию или Австрию». Нахмурясь, она посмотрела на картины. Что-то здесь не так. Странно, что они висят в доме, который купил Шеймус Шоунси.

Четвертая картина была гравюрой в высокой тонкой рамке: белый журавль, стоящий на одной ноге на краю пруда, смотрел одним глазом на Бриджет. Три четверти гравюры занимало стихотворение на немецком языке. Бриджет вдруг вспомнила, как она корпела над изданием «Дона Карлоса» в мягкой обложке для экзамена по немецкому языку на получение аттестата об общем образовании. Она посмотрела на строки:

Она попыталась как-то перевести их. Казалось, у этого старого журавля один глаз всегда был закрыт. А что делает эта птица, когда устанет? Наверное, открывает один и закрывает другой. Этот старый марабу был очень большим философом, как сказал поэт.

Потому что любой, кто хочет оставаться счастливым, должен закрыть один глаз на все, что происходит вокруг него. «Типично, по-немецки», – подумала она, и, так как, похоже, эта фраза появилась задолго до путешествий, во время которых были созданы картины, она показалась Бриджет мрачным пророчеством.

Мебель была относительно современной и, опять же, неирландской. Изголовье довольно широкой односпальной кровати, сделанной из красного дерева, соединялось с книжной полкой. Когда Бриджет открыла шкаф, то увидела множество полок и маленькие ящички и горизонтальный стержень вешалки с металлическими крючками. Туалетного столика не было, зато стоял вместительный комод из того же красного дерева. Раковина с зеркалом над ней и розетка с одной стороны, видимо, для электробритвы. Серые ковры на полу – под цвет обоев. Совсем обычный стул с прямой спинкой и низкое кресло, обтянутое коричневой кожей.

Похоже, комната мужчины. Дяди Шеймуса? Возможно: Она покачала головой. Очевидно, составные части загадки должны где-то соединяться. Жаль, что у нее не будет времени, чтобы разобраться в этом.

Обед оказался удручающим. Картошка, судя по вкусу, или была мерзлой, или отсырела при хранении. Капуста, наверное росла в заболоченной местности. Холодное мясо можно было бы есть, если бы его не хранили вместе с овощами. На стол миссис Малоне также подала куски плохо пропеченного домашнего хлеба. Затем появился чернослив со сгущенным молоком и напиток, который представили как кофе. Дэниел с недоумением причмокнул:

– Липкая жидкость из бутылок. Не знал, что ее еще выпускают.

– Возможно, в Лондоне она вам не встречалась, – сказал Мэт, – но в отдаленных районах это довольно популярная штука. Мы, особенно на западе, не можем похвастаться своим кулинарным искусством.

Мэт иронично отзывался о нравах ирландцев, но Бриджет решила, что это своего рода защита.

По крайней мере чувствовалось, что за его высказываниями кроется частичка искренности. Было ли в Ирландии хоть что-нибудь, что можно назвать искренним? Она огляделась.

Комната, в которой они находились, была очень просторной, и тепла от мраморного камина, где горел уголь, явно недоставало. Диван и кресла стояли рядом с ним, но Бриджет все равно замерзла. Под окнами и у противоположной стены она заметила небольшие батареи парового отопления, но оно, конечно, не работало.

Мебель неплохо сохранилась, несмотря на отсутствие в доме хозяйки. Диван и четыре кресла были обтянуты грубоватой тканью с зеленовато-серым рисунком. Лак на одном из кресел слегка облупился, другие же казались почти новыми. На полу лежал красно-коричневый уилтонский ковер, обои на стенах были мягкого кремового цвета с красными полосами в стиле эпохи Регентства. Старинный буфет розового дерева был расписан нимфами и пастушками. Над камином висело позолоченное овальное зеркало с орлом наверху. Бриджет также обратила внимание на три маленькие и две большие картины, написанные маслом. Маленькие напоминали второсортные жанровые голландские полотна. На одном из них была изображена кухня с неясными очертаниями женской фигуры, режущей что-то, две других – натюрморты с мертвым зайцем и рыбой на тарелке. Большие картины были портретами мужчины и женщины. Бриджет решила, что они иностранцы, хотя не могла объяснить почему.

Удручающая коллекция, если смотреть на нее как на наследство. Их, конечно, можно продать где-нибудь в графствах, окружающих Лондон, но навряд ли этих денег хватит даже на то, чтобы покрыть расходы на упаковку и транспортировку. В окрестных селениях цена, возможно, будет еще ниже: эти картины могут быть использованы разве что для латания дыр в курятнике.