Дорога через себя

— При замораживании в Заполярье тебе повезло, — ответил Роу, — кое-какие клетки мозга у тебя еще действуют. Но ты забыл, что именно Петров был командиром Сато. Правильно?

— Да… Слушай, давай по порядку. Чтобы Петров вел себя так… архаично…

— Ага! Начинает работать серое вещество. Ну так вот. Однажды спектрограф показал, что встреченный экспедицией астероид сплошь или почти сплошь ниобиевый. Ив Петров не мог пропустить такую добычу: ниобий слишком необходим промышленности. Он решил обследовать его и попытаться приладить ракеты-ускорители, чтобы изменить траекторию астероида так, чтобы он, притягиваясь от планеты к планете, от звезды к звезде, полетел прямехонько в нашу систему. Ну, в общем, так, как он это делал с другими астероидами, чем и прославился, как инженер-космотранспортник. Он, помнится, назвал этот метод изменения траектории астероидов с помощью ракет-ускорителей плотогонным. Вы помните, что первый же его обракетенный астероид притащил за собой еще кучу метеоритов, целый плот. Заметьте, никто не обратил внимания на этот анахронизм, не стал давать нового термина. Петров взял его из прошлого. И это всем понравилось — поэтический образ, сближение эпох.

Поскольку в этот раз очередь на вылазку была именно Ива, он облачился в скафандр-разведчик и благополучно высадился на ниобиевом астероиде и обследовал его. Пока киберы рассчитывали траекторию и режим ракет-ускорителей, сам Ив искал место для их крепления, а дежурные техники готовили ракеты, автономная связь передала странные волны Ива: "Анджелика… Анджелика". Потом он стал передавать названия старинных городов, мелькали забытые, а то и древние мотивчики, и, наконец, Ив взмолился: "Господи, я ничего не понимаю. Это не ад, но и не рай…" Ну и все такое прочее. Дежурный спасательной команды Сато встревожился — командир явно бредил. Он стал запрашивать Ива. Но он отвечал не слишком вразумительно — казалось, он начисто забыл, кто он, откуда и зачем прибыл на астероид. В первые минуты решили, что в скафандре-разведчике что-то разладилось, в регенерирующую систему проник излишний азот и началось азотное сумасшествие. Сато немедленно собрался и высадился на астероид. Ив был цел и невредим, но он ничего не смыслил не то что в астронавтике, он не знал даже как управлять скафандром.

Вся эта история настолько поразила Сато, что он поначалу стал уговаривать Ива прийти в себя, узнать его, Сато, а тот не узнавал. Тогда Сато понял, что дело совсем плохо, сгреб Ива и прибуксировал его на корабль. Заметьте, Ив пробыл на астероиде около четырех с половиной часов. Сато около получаса. Результат: Ив начисто забыл все, у Сато разладилась вся система космической подготовки. К его чести, он понял это и сам попросился к нам, в вертолетный отряд. Перед прилетом сюда я беседовал с ним. Он говорит, что его дела улучшились. Он восстановил знания и навыки, но желания быть космонавтом у него нет. Он мечтает о море. Он хочет плавать и ловить рыбу. Большего он не хочет. И еще ему мерещится какая-то смуглая девчонка. Он не помнит ее имени, но ее он помнит. Ив же забыл все или почти все — кое-что он уже вспоминает. Как видите, он совершенно нормальный человек и все-таки…

— Так вот почему традевал ничего не сообщил о Петрове…

— Да. Было бы негуманно сообщать о его трагедии — человек забыл себя. Но все дело в том, что за то время, когда мы с ним работали, я со всей очевидностью понял — он ничего не забыл. Просто он стал другим. Как видите, он помнит свои прошлые имена: Джулио, Джек. Я установил, что его предки по отцу жили в Италии. Там родился и тот, кто приехал в Россию. А его женой была русская. Кто она, кто он, я, естественно, не знаю: Ив молчит. Он, видимо, понял, что каким-то еще неизвестным ему путем он перенесся в иное, будущее для него, сегодняшнее время и осваивает его. Как видите, довольно успешно. Самое удивительное, что он, как-то выпив со мной во время поездок по Италии (я надеялся, что новая память подскажет ему место рождения: этого не произошло и это подтверждает, что он родился в России), он признался, что себя он помнит совсем другим и ему трудно привыкнуть к своему новому облику.

— Какой вывод? — бесстрастно осведомился Альварес.

— Выводов много. И все сложные. Сейчас мы убеждены, что Ив Петров и Сим Сато подверглись какому-то неизвестному и непонятному излучению. Оно нарушило генетические связи. Гены, их кислоты изменились. Но не вперед, а как бы назад. Перестроился мозг, сама память клеток, и человек, оставаясь внешне собой, стал совсем иным. Он как бы помолодел на несколько столетий или хотя бы десятилетий… Случай, согласитесь, уникальный.

— Что решили на зональном ученом совете?

— Решили, что, во-первых, ничем не выказывать Иву-Ивану, Джулио-Джеку, что мы замечаем его трагедию. Во-вторых, помочь ему поскорее пройти систему поколений, которые отложили в нем исчезнувшую память клеток. Часть ученых считает, что она не могла исчезнуть бесследно. Вот почему я познакомил его с Броуде. У Петрова выявились явные наклонности к живописи, причем очень своеобразные, и он намекнул, что когда-то был нефтяником. Вот это сочетание и заставило зональный ученый совет разрешить мне привезти Петрова сюда.

— Вот видите! Вот видите! — вдруг вмешался литературовед. — А вы еще не верите и не придаете значения моим исследованиям!

— Но ведь это совсем иное… — поморщился Роу.

— Нет, не совсем иное! Это — тоже! Только вперед через… назад.

Буровики расхохотались, а литературовед рассердился.

— А самое главное — я ухожу из бригады, — вздохнул Роу.

— Почему? — удивился Альварес.

— Включен в экспедицию к тому самому проклятому астероиду. А скорее всего, в ту точку Галактики. Понимаете — это очень серьезно и опасно: излучения, возвращающие генетический код вспять. Этак мы начнем отправлять космонавтов, а получать… первобытных людей. И еще. По закону логики, если есть такие лучи, значит, есть и обратные. Тогда мы сможем убыстрять изменение и развитие генетического кода…

— А нужно ли это?

— Этого я еще не знаю. Впрочем, этого не знают и в ученом совете. На Глобальном традевале вопрос еще не обсуждали. Но важно знать, есть ли такие лучи или нет. Так что отдохну в эту смену и улетаю. Нужно спешить — возможно, такие лучи — лишь игра Галактики. Неповторимое совпадение. Все молчали. Пурга над сводом утихомирилась. Проступали звезды, и вдруг купол окрасился всполохами северного сияния. Литературовед, подойдя к Роу, доверительно сообщил:

— Мне представляется крайне важным поиск именно положительных лучей, разумеется, если мы примем как отрицательные те, которые поставили Ива в такую странную коллизию. Как только такие лучи будут открыты, моя наука, которую я создаю, получит практическое применение.

— Не совсем понимаю…

— Объясню. Что будет с Евгением Онегиным в нашем обществе? Как он приспособится к нашему духу и системе мышления? Есть ли в нем подобные нам черты? Надо исследовать — глубоко и всесторонне — наиболее известных литературных героев и проследить их генетические связи. Тогда мы увидим тенденцию и, следовательно, наметим законы…

— Законы чего?

— Законы развития литературного героя. Тогда любой автор, работая сегодня, сможет заглянуть вперед и написать такого героя, который будет современен в… нужном ему обозримом будущем.

— Возможно… — рассеянно ответил Роу. — Но я сейчас подумал о другом. — Петров в споре с Броуде прав. Краски Жака были бы прекрасней на фоне-фактуре. Как северное сияние на фоне неба. Темного неба.

— Но это будет копирование! Организующая же сила искусства!.. — возмутился литературовед.

— Может быть… Пусть они спорят сами — но мне так кажется, как, впрочем, мне кажется, что любой автор сегодня может создать героя, годного для будущего. Для этого нужно немного: брать для себя от всех и через себя отдать всем.

— Роу, — спросил Альварес, — Петров встанет на твое место?

— Да.

— А ты надолго уйдешь в космонавты? — Не знаю. Но пока да…