Война по понедельникам (сборник)

Командарм уселся в кресло для посетителей, с удовольствием наблюдая за Павлом Савельевичем.

Знаменитый физик пробежался пальцами по клавиатуре компьютера («Электроника ЛП-486», лучшая на сегодняшний день модель персоналок), и на плоском экране жидкокристаллического монитора высветилась надпись «РАБОТА — НЕ ВОЛК» оранжевыми буквами на фоне звёздного неба. Затем Павел Савельевич придвинул своё кресло поближе к командарму, уселся и со вниманием поглядел на него:

— Я вас слушаю, Владимир Николаевич. Насколько я понял из нашего утреннего телефонного разговора , дело не терпит отлагательства.

— Так оно и есть, — кивнул командарм.

Лицо его неуловимо изменилось, сделалось лицом очень усталого и, даже можно сказать, по-настоящему изнурённого человека. Появились морщинки в уголках губ, взгляд потемнел. Командарм молча потёр переносицу. Эта привычка сохранилась у него с тех ещё пор, когда он носил очки. Но теперь благодаря чудотворцам и лазерной технике хирургического центра академика Фёдорова видеть он стал, как и в давнем детстве — на «единичку», но привычка поправлять оправу всё равно осталась.

В кабинете, катя перед собой искусно сервированный столик, появилась домашняя работница Оксана. На столике стояли две чашечки ароматного кофе, розетки со взбитыми сливками, сахарница, корзиночка с аппетитно выглядевшим печеньем, лежали салфетки.

— Благодарю вас, Оксаночка, — сказал Павел Савельевич и вновь посмотрел на командарма.

— Дело действительно не терпит отлагательства, — ещё раз подтвердил командарм, когда дверь за домашней работницей закрылась. — Как вы знаете, Павел Савельевич, наше ведомство располагает двумя десятками сканеров Найдёнова; пять из них всегда на боевом дежурстве… — знаменитый физик хотел что-то возразить, но командарм жестом остановил его. — Да-да, Павел Савельевич, я знаю о вашем негативном отношении к тому, что сканеры используются не по назначению, которое предполагали вы при создании этих удивительных аппаратов, но выслушайте, пожалуйста, мои контрдоводы.

Вздохнув, академик Найдёнов изобразил готовность слушать.

— Нельзя отрицать того факта, — с напором начал командарм, — что наши потенциальные противники (я имею в виду прежде всего фундаменталистов и Североафриканский блок) сумели завладеть чертежами и запустили сканеры в серийное производство даже раньше нас. Вы помните, конечно, дело Фигурнова? По данным уже нашей разведки, лаборатории военно-промышленного комплекса Североафриканского блока работают над изучением возможности создания на базе ваших сканеров принципиально нового вида вооружений. На это выделяются поистине сумасшедшие суммы в рублях и долларах. И всё — в обход Конвенции семьдесят девятого года. Вот, Павел Савельевич, пример того, как могут быть использованы выдающиеся открытия и изобретения, попади они в нечистые руки.

Знаменитый физик помрачнел.

— Я понимаю, — пробормотал он, теребя бородку.

— Мы, конечно, предпримем все необходимые меры, обратимся к Генеральному секретарю Союза Народов; воспользуемся авторитетом нашей державы, наконец. Мы остановим эти разработки, но согласитесь, Павел Савельевич, нам нужны ваши сканеры на боевом дежурстве хотя бы для того, чтобы вовремя засечь проведение тех или иных испытаний в данной области. В ином случае мы можем оказаться перед лицом более серьёзной угрозы, нежели внезапная ядерная бомбардировка.

— Я понимаю, — повторил Павел Савельевич; он чуть покраснел. — Чтобы сказать мне это, вы и пришли?

— Нет-нет. Понимаете, Павел Савельевич, события приняли совершенно неожиданный поворот, — знаменитый физик вздрогнул. — Сканеры — та их часть, которая находится на круглосуточном боевом дежурстве — зарегистрировали очень странное возмущение хронополя. Операторы утверждают, что подобные характеристики не могут быть результатом каких-либо испытаний. Но так как в теории наши операторы не слишком сильны, то сами они не способны объяснить причины и физическую сущность явления.

Павел Савельевич положил себе в чашку взбитых сливок и пригубил успевший остыть кофе.

— Я пришел сюда, — переведя дух, продолжил командарм, — чтобы просить вас сформировать группу из сотрудников вашей кафедры. Я также рассчитываю на то, что вы согласитесь лично возглавить эту группу. Только с вашей помощью, Павел Савельевич, мы сумеем разрешить эту проблему.

— Сколько у меня времени? — быстро осведомился знаменитый физик.

— Мне бы не хотелось вас торопить, Павел Савельевич, — отвечал командарм. — Но чем раньше, тем лучше… Хотя время ещё есть.

Командарм ошибался. Ни у него, ни у знаменитого физика, ни у родного им мира времени уже не осталось…

ПОНЕДЕЛЬНИК ВТОРОЙ

11 мая 1992 года (год Обезьяны)

Светлая Сторона Времени

Вячеслав Красев направлялся, поддерживаемый Нормалью, далеко в сторону от основного вектора реальности, в которой привык жить и жил последние девять лет биологического времени в новом для себя амплуа модного писателя.

Да, девять лет из двадцать семи, отмеренных маленьким (меньше макового зернышка) органом, приобретённым им вместе с нормализацией подсознания, вторым сердцем и дополнительной парой надпочечников, организующих особый обмен веществ для организма, способного свободно перемещаться во времени. Этот крошечный потаённый орган следил за бегом секунд с изумительной точностью, определяя продолжительность его собственного, теперь уже независимого, движения по векторам четвёртого измерения. Только Вячеславу и ещё одному человеку в целой Вселенной был дарован этот уникальный комплект новых органов, потому что там, где это произошло, уже не существовало человечества. Там был Мир Всадников, всей величины могущества которых ни Вячеслав, ни тот второй не сумели до сих пор оценить. При этом Всадники не являлись гуманоидами — тут сомневаться не приходилось.

И теперь Красев шёл от мира к миру, от одной реальности к другой, в океане, где царем-повелителем был не простодушный Нептун, а Хронос, один из самых вероломных и жестоких богов древнего Олимпа, отец громовержца Зевса, пожиратель собственных детей. Здесь, на Светлой Стороне Времени, обыкновенный человек не просуществовал бы и мгновения, не уноси он с собой тонны и тонны громоздкого оборудования, поддерживающего искусственную среду обитания. Кроме того, этот неосторожный путешественник немедленно столкнулся бы с проблемой ориентации в иррациональном, постоянно меняющемся мире. Учёным отдельных эпох удавалось решить эту проблему опять же с использованием хитроумного многотонного оборудования, но при реализации этих решений всегда и безусловно имелось в виду, что за точку отсчёта, нуль координат, в которых предстояло ориентироваться хронавту, принималось время отправления. Вячеслав же не нуждался в подобной точке отсчёта. Его Нормаль воспринимала океан Хроноса как единое целое и легко находила искомое Вячеславом место в пространстве-времени, отдавая затем команды новым органам в его усовершенствованном теле. Красеву оставалось только идти вперёд и, как результат, он всегда попадал в нужную ему точку континуума.

Он и шёл. Он шёл от мира к миру, от реальности к реальности, нигде не задерживаясь надолго. Одни миры были ему хорошо знакомы, другие — в меньшей степени, кое-какие (возможно, «новообразовавшиеся») — незнакомы совсем.

Он миновал альветвь, описанную им однажды в романе «Распятие», вызвавшем истеричные вопли в стане наиболее одиозных критиков на страницах почти всех известных Красеву «толстых» литературно-художественных журналов. Здесь русские жили на правах изгоев, утративших родину, подобно цыганам или евреям в родном мире Вячеслава. Читая впоследствии оскорбительные выпады в свой адрес, Красев горько усмехался и жалел даже, что он один имеет возможность видеть и осязать иные вероятности существования человечества.