Гость из Космоса

Наконец вернулся Нетаев. Лицо его было спокойно, но голубые глаза взволнованно перебегали с предмета на предмет.

- Несчастье на острове Угаданном! - явно сдерживаясь, ровным голосом заговорил он.

Рыбаки подошли к нам. Одна или две проворные рыбки выскочили из сетей и, судорожно подпрыгивая, добрались до воды.

- Пропали зимовщики - механик Гордеев и второй радист Панов, - сказал Нетаев.

- Как пропали? - забеспокоился старый рыбак с серо-желтыми усами.

- Пошли охотиться на нерпу, и со вчерашнего дня нет…

- Беда-то какая! А искали? - послышались голоса.

- Искали. Шли по лыжне. Лыжня обрывается у кромки льда.

- Стало быть, остались на льдине, - сказал старик и снял шапку. Голова у него была изжелта-седой.

- А погода там какая? - спросил молодой рыбак в солдатской шинели.

- Шторм.

- Значит, шторм и отломил льдину.

- Только двое их?

- Двое. Собака еще с ними. Продовольствия нет.

- Горе-то какое!.. Арктика - она лютая да поворотная. Погибли ребята беспременно. Поди, молодые? - сокрушался старик.

- Молодые.

- Вы Баранова ждете? - спросил нас демобилизованный.

- Баранова.

- Вот если бы Баранов…

- Да, если бы Баранов! - согласились окружающие. Мы шли к аэропорту. Я думал о пропавших зимовщиках.

До острова Угаданного тысяча километров. Рыбаки отнеслись к несчастью на далеком острове так, словно оно произошло в крайнем доме поселка.

В аэропорте мы узнали от радиста последнюю новость. На остров Угаданный только что вернулась мокрая собака… одна, без охотников. На шее у нее ножевая рана.

Что же произошло на льдине, когда штормовой ветер тащил ее вдоль острова? Кто скажет?..

В небе показался самолет. Сначала он походил на черточку. Потом превратился в красавицу-птицу с застывшими в полете крыльями.

Птица скользнула по воде, грудью разрезая оранжевую гладь. Появились два буруна с седыми гребнями.

Два вращающихся с ревом винта казались блестящими дисками. Линия крыльев была много выше корпуса лодки, напоминавшего изящное тело чайки. На концах крыльев появилось по поплавку, один из которых уже касался воды, вздымая пену, а другой еще шел над гладью реки.

Летающая лодка развернулась и стала приближаться. С берега от бензиновых цистерн шли мостки. Работники аэропорта, в кирзовых сапогах и ватниках, уже тянули шланг.

- Почему здесь заправляемся, а не на Диком? - спросил плечистый пилот, выходя из шлюпки на берег.

Мы уже знали его. Это Матвей Баранов.

Вместо ответа начальник аэропорта протянул пилоту радиограмму. Летчик взглянул на нас, кивнул и углубился в чтение.

У Баранова были крупные черты лица, глубокие складки у губ, мохнатые брови. Лицо его могло бы показаться суровым, если бы не ямка на подбородке, как-то смягчавшая его.

Как всем пилотам, ему приходилось часто прищуриваться, напрягая зрение, и от уголков глаз к вискам разбегались веером мелкие морщинки.

- А я хотел заночевать, влажность в твоем буфете убавить, - сказал он начальнику аэропорта и улыбнулся.

- Думаю о другом, - покачал головой начальник, старый пилот, давно оставивший полеты. - Ведь ты четырнадцать часов в воздухе.

- Надо осмотреть и проверить моторы, - сказал Баранов и обернулся к своему спутнику. Тот вытаскивал из шлюпки какие-то мешки. - Костя, грузи обратно. Сразу полетим!

- Полетим? А заправка?

- Не видишь? Цистерны…

- Это посуда не для той заправки! - озорно блеснул глазами Костя.

Рядом с командиром корабля Костя казался маленьким, шустрым. Это про него рассказывал нам начальник порта.

Во время войны Костя был военным летчиком. Не раз имел взыскания за авиа лихачество и попал на исправление в железные руки Баранова. Они сдружились. Однажды, когда Костя вернулся с задания, он лег спать, и Баранов, отправляясь на вечеринку, не мог его разбудить. Костя проснулся и, обнаружив, что Баранов оставил его, отправился в один из кабинетов школы, в которой стояла часть, принес человеческий скелет и положил его под одеяло приятелю. Вернувшийся Баранов в ярости стащил Костю с кровати. Конечно, это не нарушило их дружбы.

Баранову как-то пришлось спрыгнуть с подбитого самолета на парашюте; Костя, чтобы помочь другу, сел на своей машине на болотистую тундру «на брюхо». Рация была повреждена, и летчики не могли дать о себе знать. Неделю они делали взлетную площадку, выправляли поврежденный винт и все-таки прилетели на свой аэродром, где их считали погибшими.

Шлюпка направилась к летающей лодке. Механики занялись моторами. Баранов подошел к нам, поздоровался, предложил закурить. Вокруг нас собрались ребятишки из рыбачьего поселка. Один из них - черненький ненец - был в крохотной настоящей кухлянке, в которой ему, верно, было очень жарко.

Я догадывался о содержании радиограммы и с интересом наблюдал за Барановым. Летчик часто поглядывал на готовящуюся к полету лодку, но лицо его было непроницаемо. Он шутил с ребятишками, потом протянул им кожаный портсигар. Ребята ахнули от изумления и отрицательно замотали головами. Баранов рассмеялся.

- Вот всегда так. Папиросы интересны, если их прячут. Ладно, возьмите… на память!

Ребята так и не взяли папирос. Баранов обернулся к нам:

- У меня двое таких же сорванцов. Я им каждому по серебряному портсигару подарил. Наверняка курить не будут. Только запретный плод сладок. Вчера получил от них радиограмму. Ждут живого медвежонка. А я им кусок диковинного угля привезу. На острове одном нашли. Уголь как будто бы и каменный, а легкий. Почему вы стоите? - вдруг переменил он тон. - Где же ваши вещи? Задерживаться нельзя…

Пока мы ходили за вещами, нам удалось кое-что узнать о Баранове.

Почти пятнадцать лет летает он в Арктике. Зиму живет с семьей в Москве, испытывает там самолеты, но как только начинается арктическая навигация, летит на Север и возвращается только по окончании навигации. Мечтал о зимних полетах в полярную ночь, помогал сделать их регулярными.

Когда мы вернулись, в баки заливали горючее.

Баранов, высокий, грузный, расставив ноги в собачьих унтах, разговаривал с синоптиком аэропорта.

- Значит, дня на три зарядил? Волнение крепкое? - услышали мы его голос.

- Счастливых посадок, - прощаясь, сказал синоптик. Баранов скрылся в летающей лодке. Скоро и мы с Нетаевым полезли туда и очутились в просторной кабине со стеклянным полукруглым верхом.

Подошел катер с начальником аэропорта. Он сам хотел отбуксировать лодку на старт.

Из кабины летчиков выглянул Костя, подмигнул нам и снова исчез.

Летающая лодка медленно плыла вслед за катером. Река была удивительно спокойна. В ее водах все еще отражалась золотистая заря. В этих широтах в августе золотистые ночи.

Через стеклянный верх кабины было видно, как отбуксировавший нас катер быстро уходил к берегу.

Заревели моторы. Казалось, сейчас летающая лодка рванется вперед и пойдет в воздух. Наконец-то!

Через мгновение мы потеряли катер из виду. Мимо быстро плыли домики рыбачьего поселка, крохотные фигуры рыбаков на берегу. Потом перед нами оказалась ровная водная гладь, вдалеке появился едва видимый противоположный берег реки.

Лодка поворачивалась. Может быть, Баранов выбирал направление для взлета? Снова в поле зрения домики рыбачьего поселка, дом аэропорта, катер, направляющийся к берегу.

Лодка крутилась на месте. Зачем это? Что-нибудь не в порядке?

Появился Костя.

- Вальс танцуем, - объяснил он. - Моторы прогреваем. Сухопутный самолет, пока моторы прогреваются, стоит как вкопанный, а нам плясать приходится. Оно и веселее!

Мы сделали еще много оборотов в этом своеобразном танце. Могучая машина проверялась в последний раз. Пропеллеры ровно ревели.

И вдруг лодка рванулась вперед. Домики поселка остались позади. Вода от бурунов поднялась и закрыла стекла кабины. Казалось, мы погрузились в воду. Белая пена стремительно проносилась мимо окон.

Неожиданно волны исчезли. Лодка быстро набирала высоту, направляясь к открытому морю.