Трио на фоне бури

- Да будет вам! - добавила она с такой теплотой, что на их лицах невольно расцвели глуповатые улыбки.

- Сейчас идем, - отозвался Янси, натаскивая взятые из раскрытого чемодана плавки.

В гостиной успели разжечь огонь, языки пламени уже добрались до растопки и словно украдкой касались полена. Накрытый стол выглядел весьма привлекательно: салфетки пепельного цвета под приборы, черные чашки, черные свечки в железных кованых подсвечниках. Рядом стоял, бурно испуская пар, стеклянный кофейник. Едва они успели сесть, из тостера со щелчком выскочили две половинки сдобы.

Лоис пришла из кухни, держа черную сахарницу. Плавным движением скользнув за спины супругов, она склонилась над столом. Изящная рука поставила на место сахарницу, другая прикоснулась к обнаженному плечу Янси. И тут что-то произошло...

***

... Лоис резко повернулась на бок, лицом к нему. Протянула руку, дотянулась до ночного столика, стоящего между кроватями, нащупала сигарету. В это время ветер замер, словно решил набрать побольше воздуха, чтобы с новой силой обрушить на землю свое свистящее дыхание. В установившейся напряженной тишине грянул гром: океан всей своей чудовищной мощью навалился на скалы. Лоис чиркнула спичкой, и вспышка огня, осветившая ее лицо одновременно с грохотом волн, ударила по натянутым нервам Янси. Он сдержался, не дрогнул ни единым мускулом. В слепящем свете черты Лоис, на мгновение выступившие из тьмы, показались ему частью маски: изгиб брови, остров гладкого лба над ней, такой же островок, только маленький, пониже, - опущенное веко; плавные изгибы лица воплощали вечность, абсолютное совершенство формы: свод, на котором можно возвести прочное и прекрасное строение. Но только... Если бы...

Он упустил мысль, загипнотизированный светом горящей сигареты. Откинувшись на подушку, она делала короткие затяжки. Слишком короткие, чтобы получать удовольствие. Тлеющий огонек казался ярче, когда Лоис втягивала дым, жаркий и, наверное, едкий. Жаркий и едкий ..

Он облизал пересохшие губы. В нем поднимался гнев. Как бурные воды снаружи, он нарастал, наливался силой и наконец достиг высшей точки. Но, достигнув берега, волна разбивается о камни и исчезает, превратившись в пену и миллиарды брызг, а ему оставалось лишь стиснуть зубы и вжаться в подушку, чтобы не потревожить сон мерно дышащей Беверли, До чего же это несправедливо! Беверли отдавала ему все. Так было всегда, особенно после поездки на озеро. Да, особенно после... Ее способность щедро делиться своим теплом поражала, почти пугала Янси. Она любила всем существом. Смеялась от всего сердца. В пение вкладывала душу. Сочувствуя, брала на себя чужую боль. Она одаривала всех, но в первую очередь его. Их союз можно без преувеличения назвать счастливым. Как же тогда в душу проникло это всепоглощающее чувство, почему образ Лоис ни на секунду не покидал сознание, по-хозяйски обосновавшись в чужой собственности? Почему нельзя избежать страшного разлада между желанием и жизненной необходимостью? И разве Лоис необходима ему? Нет!

Гнев улегся. Осторожно согнув руку, он коснулся волос Беверли. Она зашевелилась, плотнее зарываясь в его плечо. Так нельзя, мелькнула отчаянная мысль. Разве я не обладаю мозгом? Куда делся парень, которого никто не собьет с толку, ничто не поставит на колени?

Вернись к себе, Янси. Вспомни время, когда Лоис заполняла твой мир, но не лишала власти над ним, если ты сумел совладать с собой тогда, обладая десятой долей теперешнего интеллекта, то почему.., почему не можешь сейчас... Почему сердце хочет вырваться из груди?

Он закрыл глаза, уходя от серебристого пронзительного сумрака ночи и мерцания сигареты Лоис. Вернись, приказал он памяти. Вернись еще раз. Но пропусти момент, когда она положила мне на плечо руку. Немного позже...

Дождь начинает утихать. Они торопливо шлепают по лужам к своей кабине; домик совсем рядом. Стоп. Остановись здесь... Так. Теперь воссоздай себя самого, каким ты был два года назад, когда не дал мыслям о Лоис поглотить все остальное, а сердце твое билось ровно.

***

Трудно поверить, но Янси держался почти две недели! Картина первая: Лоис на трамплине. Вторая, - ее фигура на фоне неба, навеки застывшая в полете. Навеки, потому что когда восприятие достигает такой остроты, образ, как фотография, никогда не стирается. Так что в его памяти она все еще парит под облаками. Дальше - кадриль; скрипка, бойко выпиливающая мелодию, вырывающуюся из хрипловатого динамика, гулкий топот ног по дощатому полу, осипший, но веселый "дирижер": "Кавалеры, шаг налево и кругом, раз-два... Повернули вашу даму... Следующую... Следующую!". А следующей оказалась Лоне. Вот она кружится с ним, такая легкая и упруго-подвижная в его руках, мелькнула и исчезла, а он и не успел по-настоящему осознать ее близость, только комок в горле и странное ощущение, будто правая рука, еще недавно лежавшая на ее талии, принадлежит не только ему, словно за какие-то мгновения их молекулы смешались.

Следующая картина: Лоис прекращает ссору между одним из отдыхающих и каким-то местным. Словно невзначай оказалась рядом, взъерошила разошедшемуся мужчине волосы, рассмеялась; в ее присутствии насилие казалось немыслимым. Лоис ведет машину по березовой роще, ловко маневрируя среди стволов. И тысяча бытовых картин с Лоис, незабываемой в самом обыденном, - как она держит вилку, поднимает голову, как, затаив дыхание, вся уходит в слух. Вот - она приглашает к завтраку; таким голосом окликают человека, скажем, с веранды, но тем не менее Лоис слышат восемь десятков гостей.

Вот Лоис идет, вот она просто стоит, пишет что-то, говорит по телефону... Воспоминания о каждом миге подсмотренной им жизни могли наполнить душу, утолить ее жажду.

И так почти две недели: утреннее пробуждение рядом с Беверли, завтрак, купание, лодка, дальние прогулки с женой и запретная одержимость другой женщиной, скрытая за фасадом выхолощенных ритуалов супружества. Пусть, уткнувшись в газету, он на самом деле тщательно изучает не спортивную хронику, а отпечатавшиеся в памяти черты лица Лоис; и в том, и в другом случае он никогда не поделится с Беверли своими переживаниями, так какая ей разница? В первые годы брака она, наверное, выразила бы недовольство. Какой смысл в поездке, если он ведет себя так же, как дома? Но на данной стадии их отношений Янси превратился для жены в почти незаметно-привычный, но необходимый аксессуар семейной жизни, от которого и ждут, чтобы он вел себя как обычно.