Мечта о большом красном пятне

Потом она прошептала:

- Я всегда это предвидела, всегда этого боялась. Катастрофы. Остановки машины. Ни один человек ее больше не контролировал, не перепроверял, не замечал ошибочных целевых функционалов, от которых Система не могла избавляться в ходе самовосстановления. Привычное жужжание убаюкивало всех, поддерживая у них иллюзию надежности. И вот теперь это случилось. Слишком скоро. Поразительно скоро. Теперь уж нам это не удастся.

- Кому не удастся, что не удастся? - спросил я удивленно. Она загадывала все новые и новые загадки.

- Нам, нам, Драконам. Мы хотели вырваться из машины, быть независимыми, самостоятельно строить свою жизнь, не играть больше с Системой, не быть для нее мячом в этой игре. Мы хотели продолжить для человечества новый путь, увести людей с Земли. Начать новую жизнь на Ганимеде [Ганимед - один из спутников Юпитера]. Еще бы несколько лет, секунда в истории человечества... Слишком поздно.

- Еще пару часов назад я посчитал бы тебя совсем сумасшедшей, сказал я, - и, наверно, убежал бы от тебя, как от маньяка.

- Я знаю, - сказала она равнодушно, - машина сама создает соих обитателей. Это ведь так удобно: стоит только приказать - и все получишь. Все, вплоть до собственных желаний, собственных мыслей. А если уж ты однажды... Тогда - хоть головой в стену.

В приступе бессилия я опустился на колени, я не првык к такому длительному и сосредоточенному расходованию сил, а клапан мусоропровода держался как ни в чем не бывало. Я растянулся на полу, глубоко и тяжело дыша. Она склонилась надо мной, спросила:

- Как тебя зовут?

Я ответил машинально:

- Мой идентификационный код...

Окончание фразы я проглотил - я уже немного знал свою спутницу - и спросил ее в свою очередь:

- Ты же не имеешь ввиду имя или что-то в этом роде?

- Как раз его-то я и имею ввиду, - сказала она обрадованно, хотя причин для радости не было.

- Но ведь ты знаешь, что имена больше не существуют, давно уже не существуют, одних имен мало, чтобы отличать людей друг от друга, чтобы их идентифицировать.

- Ну и что, - сказала она, - это не моя проблема.

Я легонько постучал пальцем по ее левой груди, чуть выше того места, где был вытатуирован дракон:

- Ты подобрала себе имя, так ведь?

- Ли.

- Что?.. Ах, да.

- Ты тоже можешь выбрать себе какое-нибудь имя.

- Безумная игра, - сказал я, - для чего мне еще имя, для чего мне оно вообще?

Я был в полной растерянности. Еще никогда передо мной не стояла подобная задача. Анахронизм. Впрочем, ничего удивительного, перспектива неизбежной гибели... Раздумывать об имени, бред да и только!

Я собрался с силами, поднялся на ноги. Лучше умереть от изнеможения, чем задохнуться от отчаяния.

- Берись-ка тоже за дело, - сказал я, - попробуем выбраться через пол.

На полу лежал ковер, мы скатали его и сдвинули в сторону. Пол был гладкий, без единой щели, даже в тех местах, откуда появлялась всякая мебель. Быть может, нам удастся выбраться через потолок? Других возможностей уже не было, мы все перепробовали. Где-то близко у стены располагался вентиляционный люк. Я попросил девушку забраться мне на плечи. Медленно выпрямил колени.

- Нашла, - сказала она. - Тут решетка.

Я почувствовал, как она схватилась пальцами за решетку, тяжесть на моих плечах ослабла - и вдруг снова вдвое увеличилась. Прямо перед моим носом пролетел продолговатый предмет и упал на пол, это и была как раз та самая решетка. - Больше мне не одолеть, - прозвучало надо мной, - может, поменяемся местами?

Я усмехнулся:

- Да ведь я слишком тяжелый для тебя.

- Пдумаешь, - произнесла она, - раньше-то я выдерживала твой вес.

- Ну, ладно.

Я быстро спустил ее вниз, осторожно встал ей на плечи. Она вытянулась вверх так, словно я был пушинкой, впрочем, я постепенно привыкал к ее странностям. Вентиляционное отверстие было полметра на метр. Я поводил пальцами наощупь, наткнулся где-то там на перекладину, ухватился за нее, изо всех сил потянул. Перекладина согнулась - а почему, собственно, она должна была быть прочной - и одновременно послышался скрежет, в потолке образовалась косая трещина.

- Берегись! - крикнул я и ухнул вниз, увлекая за собой никак не меньше двух квадратных метров потолка. Пластиковый обломок больно поранил мне левое предплечье. Я облизал повреждение, к счастью, это была всего лишь ссадина. Я стиснул зубы. Такого рода боль была мне почти совсем незнакома.

Ли перевязала мне мою рану своим поясом, сказала:

- Очень больно? Ничего, все будет хорошо, все обойдется...

Эти слова она говорила, скорее, для себя самой.

- Послушай, девушка-Дракон, - успокаивал я ее, хотя считал все это несусветной глупостью, - мне совсем не больно, и, кроме того, что теперь может значить еще одна царапина...

- Мы выберемся, - сказала она твердо. Пластик свисал с потолка пости до самого пола.

- Как лестница, - произнесла она. - Я попробую еще разок.

Ловко и осторожно она забралась наверх.

- Здесь вентиляционная шахта - мы выберемся, выберемся.

В ее голосе слышалось ликование.

- Пойдем, пойдем, - она уже снова была рядом. - По этой шахте мы уж как-нибудь выберемся на волю.

Я встал и прижал свою левую руку, чтобы она не так сильно ныла.

- Порядок, я иду!

В этот момент из шахты хлынула волна горячего воздуха, и вокруг вспыхнул яркий свет - Система отремонтировала себя. Она вновь функционировала, и это было так же естественно, как и у любых других машин.

- Живем, - прошептала девушка и приникла к моей груди, - на этот раз мы выжили.

Я понял, что она имела ввиду: Система еще никогда не выходила из строя. И если это произошло хотя бы однажды, то сможет повторяться как угодно часто. Воздух очистился в считанные сеунды, и только разрушенный потолок да растоптанные полушки напоминали о случившемся.

Я пришурил глаза, по привычке принял нормальную дистанцию, которую люди обычно соблюдали при встрече - три метра. Она опять подошла ко мне совсем близко. Неужели теперь, после всех треволнений, ей нужна еще одна ночь со мной? Я не смог отстранить ее на положенное расстояние, как требовало мое воспитание. Из-за того, что она стояла слишком близко, я чувствовал себя не в своей тарелке (что я должен с ней делать?), и в то же время, мне было хорошо, потому что я ощущал ее близость.

Она твердо посмотрела мне в глаза.

- У нас еще есть шанс, мы должны спешить, кто знает, выдержит ли Система следующий сбой. Ты поможешь, поможешь нам, Драконам, стать независимыми, стать самостоятельными? Нам нежен лабиринтолог, да и я больше не хочу быть одна.

Меня точно молнией поразило - я все понял.

- Вот оно что! О нет! Значит, все это было хорошо разыгранным спектаклем! Сбой был запланирован, запрограммирован!

Я так оттолкнул ее от себя, что моя рука заныла, а девушка упала на груду подушек.

- Да, - сказала она. - Признаю это, но как иначе я смогла бы тебя убедить? Система не надежна, стара, уязвима, поверь. И ты мне нужен, думаешь, для меня это была лишь игра? Ты наужен нам, Драконам... Неужели тебя настолько приручили, оболванили, что ты этого не видишь...

Я разделался с ней и с Драконами.

- Вы сумасшедшие, - орал я, - безумцы, мономаны, параноики, маньяки!

Мой мозг, как по команде, выдал все, что я знал о древних людях.

- Клаустрофобы! Существование в рамках Системы для вас уже невыновимо, она вам тесна, вы не понимаете своих возможностей, вам нужно, что-бы вокруг постоянно были люди, нужна возможность все время кого-нибудь дергать...

От этой мысли у меня едва не закружилась голова...

- Ты, ты хотела, чтобы у нас были личные отношения, так ведь?

Мне не обязательно было спрашивать об этом, я читал ответ в ее глазах, я знал его заранее. "Прочь, и ничего больше, - думал я, - прочь, вон отсюда!".

Я убегал по коридору, просто мчался куда глаза глядят, я как бы вклинивался с разбегу в поток своих мыслей: личные отношения! Отношения, которые сделали древнее общество чудовищно сложным, непредсказуемым, неуправляемым; отношения, которые, как правило, лишали людей покоя, если вообще не приносили несчастья... Я несся так, словно на карту была поставлена моя жизнь. Только в раздробленном обществе законы социальной стохастики действуют в полную силу. Драконы намеревались подорвать устои Системы. И если произошла катастрофа, то это случилось по их вине. Я остановился в изнеможении.