Голубая комната

...Рано утром я пошел на базар, купил букет чайных роз, уже немного увядших, три килограмма винограду, корзинку, в которую сложил виноград, прикрыл его журналом, сверху положил розы, приладил плетеную крышку и сдал в камеру хранения.

Принимала женщина. Была она в золотисто-желтом платье с белым газовым поясом, в дымчатых очках, на плечах - легкий шумящий плащ, на запястье браслеты, на смуглых ногах серебристые туфли с высокими каблуками, расписанными золотыми волнистыми линиями. Я застыл как вкопанный. Передо мной была комната с голубым ковром и маленьким столиком. На столике хрустальный стакан, в стакане - алый цветок. Куда это подевались саквояжи и сумки?..

Женщина стояла в стороне, и я потому видел это пространство с белыми и желтыми бликами. Но вот она сделала два-три шага, и комната с голубым ковром утонула в полутьме. Я протянул ей корзинку. И тут заметил транспортер, опустил на ленту корзинку и взглянул на женщину. Под башней темно-золотых локонов - неподвижное, строгое лицо.

- Все? - спросила она.

- Все, - ответил я, отошел и понял: она, она была на причале вечером, некому больше.

Осторожней, подумал я невольно, не подавай виду, что ты ее хочешь провести, иначе... Что будет, я не знал. Но интуиция подсказывала, что тайна голубой комнаты мне не откроется.

Промелькнула неделя.

На пляже, на горке с серыми теплыми камнями, где не раз поджидал я Женю, представлялось вдруг, что комната с голубым ковром исчезла и женщина тоже. Не пора ли, спрашивал я себя... И вот новый день: у крутого берега я ловил знакомую минуту - показывалась бесшумная электричка, волна полого ложилась на красноватую гальку, голубоватый лес казался древним, сказочно живописным и притягивал к себе. Я подплывал к берегу, бросался на гальку, но все менялось вокруг: и лес много терял в моих глазах, становился обычной рощей на взгорье, и на голой полосе берега, круто взбегавшего к его подножию, открывались рытвины, горы щебня.

"Что необычного нашел я в камере хранения?.." - думал я и бродил по берегу и искал парней, размышлявших о ней много дней назад. Их не было.

Я пошел к Жене, и мы стали собираться. У камеры хранения я остановил ее. Теперь спустя восемь дней многое должно проясниться.

- Подожди.

Подошел к знакомому окошку. Протянул квитанцию. Женщина была рядом со мной, только на ней было другое платье - белое с голубым поясом За ней угадывался неувядающий алый цветок на столике. Темный контур цветка плавал над хрустальным стаканом. Странная мысль промелькнула вдруг. "Зачем им... этим... старые вещи, если они могут сотворить в мгновение ока все, что надо - и более того?"

Я взял корзинку, откинул плетеную крышку. Розы были свежее, чем восемь дней назад. Я протянул Жене букет, ведь сегодня у нее день рождения... Но голова была занята другим: что происходит? Женщина отошла от окошка, но я успел заметить, как белым огнем полыхнул ее гранат, цветок как будто плавал над хрустальным стаканом, и столб света выхватил из тьмы голубой ковер, и мне послышался там шум моря. "Вот оно что! - подумал вдруг я. Им нужны подлинные вещи. Пусть старые, но подлинные. Там, у них на другой планете, наверное, музей, лаборатория, что еще?.. Взамен они возвращают дубликаты, копия. Им это по силам. Просто!.."

И тут случилось то, что иногда случается со мной: пропало очарование голубой комнаты, женщины, алого цветка в хрустальном стакане, ведь я, наверное, добрался до сути. Как там, на берегу, где вечно будет пробегать на фоне леса поезд и, может быть, подарит кому-нибудь волшебную минуту, утраченную для меня. Не то чтобы я очень уж хотел огласить результаты моего эксперимента с розами, которые выглядели совсем живыми, как будто и не сдавал я их восемь дней назад вот этой ворожее. Нет. Но мне надоело играть в прятки.

Я говорил слишком громко, не без иронии, понимая, что только так и не иначе могу я выразить свое отношение к событиям и свою роль в них. Потом, когда память снова возвращала меня в этот солнечный день, я корил себя за поспешность. Но, допустим, я поступил бы иначе. Смог ли бы я чего-то достичь? Вряд ли...

Женя настойчиво тянула меня за руку - подальше от этого не нравившегося ей места. Она ничего не замечала и воспринимала мою горячность спокойно, но во время разговора, как я убедился позднее, смысл моих слов не вполне доходил до нее, она лишь живо улавливала интонацию.

Подул ветер.

Всего на мгновение я отвел взгляд от знакомого окошка. Но этого мгновения оказалось достаточно. Взяв под руку ничего не подозревавшую спутницу, я шагнул к нему, уже понимая, что опоздал... Да, опоздал.

Я не верю своим глазам... Передо мной белеет стена камеры, по ней разбегаются причудливые желто-зеленые узоры - отблески волн. На решетчатых створках красуется замок. Я осторожно провожу пальцем по темному холодному металлу. Замок покрыт пылью, и кажется, что провисел он тут очень долго. Быть может, это порыв ветра поднял пыль и надул сора в заржавленную скважину.

Медной тусклой проволокой к знакомому окошку прикручена табличка: "Камера хранения переведена в помещение вокзала". Женя недоуменно смотрит на меня, и выражение удивления в ее больших светлых глазах сменяется другим: она как будто подозревает сговор. В тридцати шагах от нас по-прежнему лениво и бездумно плещется море.