Фотография с натуры

К свободной части полотна был прикноплен листок бумаги, скрутившийся в трубочку вероятно, подумал я, фотография, с которой Пикман будет писать страшный, как уже явленный кошмар, фон. Протянув руку, чтобы развернуть листок и взглянуть на него, я вдруг увидел, что Пикман бросился ко мне. С тех пор как, я, в ужасе, закричал во второй раз, Пикман почему-то внимательно прислушивался к гулкому эху, непривычному в этом подвале, а тут чего-то испугался, правда, не так сильно, как я, и его страх был более материальный, чем мой. Он вынул револьвер и жестом приказал мне молчать, а сам вышел из мастерской и закрыл за собой дверь.

Кажется, на мгновение меня как будто парализовало. Прислушавшись, подобно Пикману, я вроде бы уловил слабый шорох, а потом что-то, похожее на тихий визг или блеяние, доносившееся неведомо откуда. Мне привиделись крысы, и я содрогнулся всем телом. Потом раздался приглушенный грохот, и у меня мурашки поползли по спине как будто кто-то боролся, не желая шуметь, хотя мне трудно передать словами, как все было на самом . деле. Разве что с таким шумом тяжелое дерево падает на камень или кирпичную кладку дерево на кирпич. Почему именно это пришло мне в голову?

Грохот раздался вновь и теперь был громче. Все вокруг закачалось, как будто дерево упало дальше, чем в первый раз. После этого послышались громкий скрип, неразборчивые выкрики Пикмана и оглушительная пальба из шестизарядного револьвера, столь же драматичная, как пальба укротителя львов в цирке. Опять я услыхал приглушенный то ли визг, то ли стон и шум от падения, по-видимому, тела. До меня вновь донеслись удары дерева о кирпич, а потом наступила тишина и открылась дверь признаюсь, тут меня заколотило как следует. Появился Пикман с еще дымящимся револьвером, на чем свет стоит поносивший крыс и старый колодец.

- Один Бог знает, Тербер, что они едят, с усмешкой произнес он, а здешние древние туннели проходят под кадбищем, под обиталищем ведьм и под морским берегом. Как бы там ни было, они, видно, совсем изголодались, потому что все их покля-тое племя примчалось сюда. Думаю, ваши крики всполошили их. В этих местах надо всегда быть настороже наши милые грызуны всегда рядом, хотя мне иногда кажется, что в них есть что-то положительное с точки зрения антуража и колорита.

Собственно, Элиот, на этом наше ночное приключение закончилось. Пикман обещал показать свой дом, и он, Господь свидетель, выполнил обещание. Потом он повел меня по улице, но как будто в другом направлении, потому что, когда мы подошли к горевшему фонарю, то мне показалось, я узнал улицу с обычной застройкой, то есть стоящими вперемежку многоквартирными домами и старыми постройками. Мы были на Чартер-стрит, однако как попали на нее, я, признаюсь, из-за волнения не заметил. Поезда уже не ходили, и мы отправились пешком по Ганновер-стрит. Это я помню. С Тремонт-стрит мы свернули на Бикон-стрит, и на углу Джой-стрит, где мне предстояло свернуть, Пикмак меня покинул. Больше я с ним ни разу не разговаривал.

Почему? Не торопитесь. Сначала я позвоню, чтобы нам принесли кофе. Выпили мы уже достаточно, так что кофе не помешает. Нет, меня поразили не картины, которые я увидел в его доме, хотя, держу пари, из-за них его наверняка выгнали бы из девяти десятых домов и ютубов Бостона, и теперь вам понятно, почему я избегаю метро и подвалов. Это было кое-что, найденное мной утром в кармане пальто. Помните свернутый в трубочку листок бумаги, прикнопленный к ужасному полотну в подвале? Тогда мне подумалось, что это фотография какого-то места, в которое он собирался поместить своего монстра. Последний удар я получил, когда развернул фотографию, зачем-то сунутую мной в карман. А вот и кофе если вы человек умный, Элиот, то выпьете его черным.

Так вот, из-за этой бумажки я и перестал видеться с Пикманом; с Ричардом Антоном Пикманом, величайшим художником, с каким я когда-либо был знаком, и отвратительнейшим из людей, которому не хватало обычной жизни и понадобились потусторонние тайны и потустороннее безумие. Элиот, старик Рейд оказался прав. Пикман не совсем человек. Либо он сам порождение некоей тени, либо нашел способ отпереть запретную дверь. Сейчас уже все равно, потому что его нет он навсегда ушел в неведомую тьму, в которую любил наведываться. Пожалуй, надо зажечь люстру.

Только не спрашивайте у меня объяснений, ничего не спрашивайте по поводу листка бумаги, который я сжег. И не спрашивайте, что я думаю о кротовьей возне, которую Пикман постарался свалить на крыс. Знаете ли, есть тайны, которые дошли до нас из старого Салема, да и Коттон Мэзер рассказывает иногда веши еще более странные. Теперь вам известно, почему чудовищные картины Пикмана дышат жизнью: помните, как мы недоумевали, откуда он берет свои лица?

Ну вот на том листке не оказалось пейзажа. На нем было всего лишь чудовищное существо, которое Пикман писал на той ужасной картине. Он писал с фотографии а фоном служила выписанная во всех деталях стена в подвальной мастерской. Клянусь Богом, Элиот, фотография была сделана с натуры.