Во сне и наяву

Что же было дальше? Какой-то сумрачный туман, застилающий дорогу, блеклые лампочки в подъезде, поиск ключей от квартиры в чудом задержавшейся на девичьем плечике сумочке, попытка отмыть хотя бы руки от въевшейся грязи и ссадин, жутковатое в тишине пустой квартирки шипение разбитых на раскаленную сковороду яиц, фырканье под струей воды белобрысого матросика с васильковыми чудесными глазами… кажется, еще был бокал… её бокал с чем-то ароматным и ужасно крепким, кажется, ликером, что пьется вместе с кофе из двадцатиграммовых рюмочек по капельке на кончик языка… и бессильное падение на так и не прибранную с утра постель… кажется, точно лицом на подушку…

… «тили-бом… тили-бом…» прощебетал едва слышно будильник на мобильном телефоне, видимо, уже на автомате выложенном Танюшкой на тумбочку в изголовье… не открывая глаз, девушка привычно нашарила аппарат и отключила занудливый, такой ненужный сейчас звук, взрывающий не отдохнувший, измученный, будто выжженный изнутри мозг… «Боже милосердный, где это мы так погуляли», — с похмельной тоской подумала все еще не до конца проснувшаяся Танюшка, ощутив, как мимолетное движение отозвалось крепатурой не только в руках… побаливали бедра, поясница, спина… — Хорошо, раздеться умудрилась… а то, вообще, не знаю, как заснула бы…» Привыкшая даже в одиночестве спать голенькой — чтоб тело отдыхало, и так ему, бедному, от всякой сбруи женской достается днями и вечерами, а его по молодости беречь надо, какой-никакой, а природный капитал — Танюшка знала по печальному опыту, что даже в сильнейшем подпитии не могла бы уснуть хотя бы и в части одежды, оставшейся на её молодом теле. «… и какую заразу мы вчера пили, если такие кошмары всю ночь мучили? — задалась очередным вопросом девушка, мучительно пытаясь понять, из-за чего так заложена — не продохнуть — носоглотка, будто весь вечер и половину ночи пришлось ей вдыхать свежий, обжигающий морозный воздух. — …если всякие разные гады уговорили меня на абсент, то сегодня получат в ответ по полной программе…» Когда-то и где-то услышавшая, что крепчайшая полынная настойка легко вызывает почти наркотические галлюцинации, Танюшка теперь готова была списать на нее все увиденное и услышанное во сне.

С легким, вызывающим со стороны жалость и сочувствие, протяжным вздохом, больше похожим на стон, девушка облокотилась на смятую маленькую подушку и, приподнявшись над постелью, открыла все-таки слипающиеся, будто песком засыпанные, глаза. В единственной комнатке её малогабаритной квартирки, доставшейся по наследству от рано умершей бездетной сестры матери, было еще по-осеннему сумрачно, но даже в таком слабом естественном освещении раннего утра Танюшка разглядела небрежно брошенные на старенький стул у стены собственную бежевую блузку, короткую и узкую, едва заметную в полумраке юбчонку, маленький, тигровой раскраски, лифчик и такие же по цвету невесомые трусики и — черные расклешенные брюки грубоватого сукна… Леденящий ужас свирепым морозом охватил голову, в доли секунды спускаясь вниз, мгновенно распространяясь на все её существо, но девушка, опережая ледяные цепкие щупальца, успела все-таки оглянуться, наткнувшись растерянным взглядом на чье-то тело, укутанное в пестренькое тонкое одеяльце едва ли не с головой. И вместо дикого, истерического, заходящегося на запредельных нотах визга Танюшка смогла издать лишь невнятный, слабенько рыкнувший, больше напоминающий неудачную попытку откашляться, хрип… в ответ на который из-под скомканного одеяла, как из глубин морских, вынырнула взлохмаченная белобрысая головка, сверкнувшая васильковыми прожекторами огромных глаз, и невнятно, спросонья и с похмелья, просипела искаженным то ли мужским, то ли женским голосом: — Танюха, ты что? Своих не узнаешь?..

Оглавление

Леж Юрий. Во сне и наяву