Последняя легенда Анкаианы

До отлета оставалась две недели, за это время мы собрали свое создание почти в самом центре города. Для конспирации мы никогда не разговаривали о ловушке, а придумали целую систему кодовых обозначений. Получалось занятно. Я иногда жалел, что я не посторонний и не могу оценить всей прелести, которую дал бы неискушенный взгляд на все это.

Кэсси усмехнулась, когда поняла, что последнюю фразу могла бы некогда услышать от Алика.

- Мы испытывали эту штуку за сутки до моего отлета. Флори пару раз ловился; остался доволен. Иногда он словно бы прислушивался к чему-то, но потом обзывал себя идиотом. Я тоже почему-то нервничал - мне казалось, что все не может закончиться так гладко, что должно неизбежно что-то случиться. Больше всего я боялся, что Флори не отпустит меня, хотя он не давал повода так думать.

Однажды перед рассветом он сказал:

- Ну вот и все. Нам пора уходить, приманку я уже напечатал в газете. У каждого свой интерес, знаешь ли.

И он вдруг так на меня посмотрел, что, хотя мы были в темноте и по разные стороны решетки, меня вдруг охватил какой-то иррациональный страх.

- Флори, ты отпустишь меня? - спросил я.

Его позабавил мой ужас.

- А ты? - он кивнул на решетку. Теперь его взгляд стал рассеянным и смущенным, и я не понимал, почему минуту назад мне было так страшно.

Я кивнул и уже в который раз повернул тумблер, поднимающий решетку. Ну, это мне казалось в тот момент, когда я его поворачивал. Но я ошибся, это был тумблер гребенок... Мы использовали вместо кольев гребенки, так надежнее.

Он никогда не корил меня за ошибки. Когда я все-таки вытащил его из клетки, и безуспешно попытался выдернуть из него эти деревяшки, которые он все обломал в первые же секунды, потому что был очень силен, он прошептал:

- Это судьба, Несс...

Я просил у него прощения, а он в ответ сказал что все равно бы не отпустил меня, если я правильно расслышал, потому что он быстро терял способность говорить... Сколько он умирал я не помню, только когда я, изнуренный его болью (ведь когда вампир что-то испытывает, ему не сочувствовать трудно) вынес его тело на улицу, мне пришло в голову, что через некоторое время от него не останется почти ничего, я и взял эти волоски... Такова их история.

Кэсси показалось, что Нестор хотел еще что-то сказать или даже рассказать, что-то важное, но для него очень неприятное, однако не стал, а уцепился за объяснение знакомого ей факта:

- Дом был куплен им еще до того, как я сюда прилетел, и обставлена там была лишь та комната, в которой ты спала. Полагаю, им, или по его заказу. Сам-то я почти не заходил туда.

- А его враги? - спросила Кэсси через некоторое время.

- Мне кажется, у него был могущественный враг. И моя ошибка с тумблером, вряд ли есть только моя ошибка с тумблером. Потом правда... хотя ладно. Это уже проблемы. Теперь ты.

Кэсси взяла у него сигарету, прикидывая, как покороче изложить свою историю. Идеальный вариант занял полчаса.

- Прояснилось, - заметил Нестор после некоторого молчания.

- Что прояснилось? - не поняла Кэсси. Она ощутимо хотела спать.

- Асет хочет изловить Алика, кем бы он там не был.

Спать расхотелось.

- Так мы у Асета?!!

- А ты не знала?!! И не ори так, пожалуйста.... Чертежи-то у меня, только вот как он узнал об этом - вопрос.

- И ты дашь их?

- Не надо?

- Алик спас меня.

- А ты - его.

- Вот именно, - многозначительно заметила Кэсси. - А этот человек в силах сделать его еще большим злом, чем он есть, - добавила она.

- А почему ты решила, что он не ограничится тем, что просто предаст его реальной смерти?

Кэсси усмехнулась.

- Знаешь, Асет... Вобщем, он... насколько я знаю, никогда еще ничем не ограничивался.

- Откуда ты это знаешь? - спросил обиженный голос из-за двери. Нестор и Кассинкана вздрогнули.

Арно просочился сквозь оставленную ими щель и полностью закрыл ее собой. Выражение его лица ничего хорошего не обещало.

- Эта дама собиралась спать, - строго напомнил он, кивнув в сторону Кэсси. - Я с самого начала подозревал, что не это есть ее истинные намерения. Будете сидеть тут до приезда хозяина. Мавурки вас не выпустят, пока он с вами не разберется.

6. Луиза.

Если раньше у Алика был хоть небольшой, но повод обвинить судьбу в несовершенстве мира, то теперь он уже мог постепенно начинать винить себя. Тем более, что на этот раз переход был не таким резким, как тогда, когда он впервые получил власть разрушать.

Сначала он думал, что эта власть подходит, чтобы заглушить его боль, его воспоминания, а позже, когда боль ушла и воспоминания поблекли, существование вампира стало для него необходимым удовольствием, не имеющим, кстати, ничего общего (по крайней мере, для него) с обычной человеческой жестокостью. Это было похоже на острую, неутолимую тоску разума по познанию, заставляющую скучать людей в начале жизни, и на тоску тела по пульсовым волнам, и, наконец, на тоску души по тому неуловимому, что отличает жизнь от смерти. Это походило и на низкое торжество человеческого тщеславия, и на чистую радость открытия, что хорошо известна ученым и детям, это напоминало о тлене и вечности, о пресловутом равнодушии Вселенной к суете и прочих, столь же милых вещах. Это был голод вампира, или мечта согреть свою плоть.

Так как в действительности ни один вампир не хочет стать живым. Он просто хочет вечно испытывать ностальгию по жизни.

Теперь часть его души была Анкаианой. Точнее, Анкаиана была его душой - измененной, чувствительной к обманчивым впечатлениям и равнодушной к реальности. Впечатлительной, капризной, благородной и жестокой. И необычайно привлекательной.

Они с Луизой танцевали в пустом зале, под чарующую импровизацию какой-то группы, явно играющей для собственного удовольствия, не видя никаких возражений со стороны этой единственной пары. Тем более, что куда бы не уводила их изменчивая музыкальная тропа, пара удивительно легко находила подходящие ей комбинации движений.

- Что-то никого нигде нет, - грустно заметила Луиза. - И ты не заходишь.

- А Фантик?

- Он - тормоз.

- Зато друг человека.

- Я с ним скучаю.

- Я тоже.

- Ты скучаешь вообще, - уронила Луиза в пространство. - И никогда не ищешь развлечений.

- Зато завидую тебе, когда ты их находишь.

Луиза отвернулась и одновременно подвинулась к нему.

- Мне кажется... Мне кажется, ты не живой. Ты улыбаешься, когда я смеюсь, ты чувствуешь что-то, лишь когда это чувствую я. И слабее. А иногда наоборот, мне кажется, что это я умерла рядом с тобой.

- Это неприятно?

- Это как-то тяжко... Ты лучше не приходи больше... Или нет, я не это хотела сказать...

- Как скажешь. Я уйду, если тебе тяжело.

Она отстранилась и взглянула ему в лицо широко раскрытыми глазами.

- Если ты уйдешь, я от скуки умру, - она вдруг истерически засмеялась. - Но если ты останешься, клянусь, я умру в муках!

Она вырвалась из рук его и в одиночестве закружилась по залу под возникший вдруг сумасшедший ритм. Алик зачарованно следил, как карминный шелк платья обвивает ее стройные ноги.

- Это я скоро умру в муках, - промурлыкал Алику в ухо голос Элиса. Слушай, меня мутит от этих соплей, неужели нельзя нормально отправить человека с кайфом? Я же не предлагаю тебе устраивать оргию, или там...

- Нет настроения.

- В земле места всем хватит, - назидательно заметил Элис. - Потанцуй с ней еще, а я поиграю...

Музыканты скоро ушли, Элис встал за синтезатор, некоторое время что-то на нем настраивал, потом заиграл музыку, про подобную которой говорил: "Не все гениальные произведения древности дошли до нас в нотах. Некоторые помню лишь я, да пара камней."

Играл он вообще нечасто, поэтому Алик ни одно не помнил больше, чем на четверть, а Элис не желал дарить их ни неблагодарному человечеству, ни кому-либо еще.