Искатель. 1964. Выпуск №5

XIX

На орбите Трансцербера становится горячо. Нет, не потому что Транс излучал слишком много инфракрасных; инфракрасных он излучает не больше, чем любой астероид. Хотя возможно еще, что Транс совсем не астероид. Просто достаточно большой метеор. Порядка двух-трех километров в диаметре — так примерно оценивают исследователи его размер теперь, когда стало возможно наблюдать его визуально.

Плотность Трансцербера должна быть совсем ничтожной, ибо масса его, как теперь уже ясно, невелика. Но в таком случае вовсе уж неясно, что произошло: действительно ли Герн засек Трансцербер или это просто совпадение и никакого Трансцербера не было?

Как бы там ни было, столкновение произойдет: «Гончий Пес», к сожалению, вышел на орбиту достаточно точно. Столкновение произойдет, и это становится настолько очевидным, что даже капитан Лобов решается провести внеочередной сеанс связи с Приземельем. О чем он говорит, никому не известно, но после сеанса он заявляет, что Длинный корабль будет готов на три недели — да, да, на три недели! — раньше самого краткого из намеченных сроков.

Это успокаивает, хотя и весьма относительно. А тут еще один из исследователей, горячий приверженец Герна, заявляет, что масса Транса могла быть и гораздо больше. Каким образом? Очень простым. Известно, что при достижении скорости, близкой к световой, масса летящего тела…

— Да, — возражают ему. — Но каким же образом?.. И какими же причинами?.. А вспомните-ка формулу, гласящую…

И возникает битва мнений и формул, самая горячая за все время полета. Указательные пальцы скрещиваются, и от них сыплются искры. Гремят возгласы: «Но если принять Д равным…», «А помнит ли коллега уравнение пространственного поглощения Горича, которое?..» Коллега, разумеется, помнит. Вот капитан Лобов не помнит. Он стоит около забытых сейчас приборов и видит, как скорость сближения снова начинает стремительно нарастать. Он заглядывает в окуляр. Да, это тело приближается… На этот раз, кажется, все…

И он произносит еще несколько фраз, из-за которых затихшая было дискуссия вспыхивает с новой силой. А капитан Лобов прикидывает и, глядя на часы, начинает вести отсчет — разумеется, про себя: «Тридцать минут… Двадцать девять минут… Двадцать восемь…»

— Двадцать восемь минут до корабля, — сказал Велигай. Снова вокруг были люди, на лицах которых лежал отблеск бескрайных пространств, «звездный загар», как его называли, хотя это вовсе не был загар, а просто суровость и откровенность, наложенные на лица жизнью в Заземелье. Цветные стены залов космопорта отбрасывали свет, в каких-то пересечениях создававший вдруг комбинации самых невероятных оттенков. Слышалась музыка, пахло цветами — очень много цветов было высажено в залах для того, верно, чтобы еще раз посмотрели и крепко запомнили их люди, уходящие в поля, где нет цветов и где бывают зелеными звезды, а не листья.

Они прошли вперед, ближе к выходам. Цветные залы тянулись долгой анфиладой. Люди сидели, шли, стояли; доносились обрывки разговоров. Наконец впереди показался последний, предстартовый зал.

Здесь не было цветов и музыки. Здесь уже было пространство. Матовые стены убегали вверх, переходя в круглый потолок. Люди здесь уже собирались группами по кораблям, и можно было отличить орбитальников от жителей Заземелья и от многочисленных обитателей лунных материков. Пахло яблоками: почему-то все везли с собой яблоки.

Велигай и Кедрин подошли к передней стене зала. Она отбрасывала мягкий сумеречный свет, странно маленькие корабли стояли подле стены около таких, же маленьких эстакад. Кедрин принял было их за модели; но прозвучали команды — и одна группа торопливо направилась к выходу и через минуту, во много раз уменьшенная, показалась, выйдя из тоннеля, на фоне четвертой стены. Тогда Кедрин понял, что это было стекло, и площадка космодрома внутрилунных орбит виднелась сквозь него, и корабли эти были настоящие корабли.

Пассажиры медленно втянулись в корабль. Закрылись люки. И вот началось зрелище, которого человеку никогда не будет слишком много: тяжелый корабль оторвался от Земли и медленно-медленно всплывал вверх, словно был легче воздуха, и этот воздух вытеснял его со дна кругоземного океана… Метр, и другой, и третий, и десятый прошел корабль вверх, а его двигатели молчали, и это было похоже на чудо, и, конечно, создавшие его люди были не из тех, что спят, пока работают машины.

— Как ловят ветер его паруса!.. — сказал стоявший рядом Велигай, и Кедрин согласился, хотя и не оценил сравнения, потому что никогда не ходил под парусами.

Что-то тихо шелестело за окном, и зал, чудилось, подрагивал от напряжения, а где-то под космодромом на полную мощность работали установки агра… Где-то высоко грянули, наконец, двигатели корабля, и теперь его «паруса» забрали полный ветер — элеф-компоненты гравитационного поля, и корабль скользнул вверх, и огни его мелькнули, исчезая… Кедрин вздохнул, вытер лоб.

— Здесь по-настоящему чувствуешь, что мы вышли в космос.

— Да, — сказал Велигай. — Неизбежно одно: жизнь. Жизнь и вечное развитие. Пусть исчерпает себя синтез гелия во всей доступной нам вселенной! Пусть происходит многое другое! Но вечно древо жизни.

— Даже тогда?

— Даже тогда. Только это будет уже не просто человечество — что-то гораздо большее. А в принципе, поскольку количество энергии во вселенной не уменьшается, надо будет найти просто новые способы ее преобразования. Переставить сосуды: нижний — вверх. Только и всего…

Он засмеялся. Кедрин спросил:

— А бессмертие?

— Человечество бессмертно.

Прозвучала команда. Вспыхнули табло. Площадка висела в воздухе на уровне люков корабля. Земля была далеко внизу. Они уселись в кресла, системы страховки плотно охватили их тела. Наступила тишина, весомость. Потом тихо загудели двигатели.

Снова были спутники, начиная с Дробь первого. Корабль обходил их по очереди. В зал Дробь седьмого Кедрин вступил с ощущением, словно здесь он прожил долгие годы своей жизни. Велигай похлопал Кедрина по плечу и заторопился к себе. Кедрин шел медленно: предстоящие встречи уже стояли перед его глазами. Первая из них произошла даже раньше, чем он ожидал. Маленький лысый человек подошел к нему, дружелюбно улыбаясь.

— Вы с корабля? — спросил он. — Может быть, вы хотели осмотреть спутник? Так это обыкновенный спутник. Вы прилетели работать?

— Я прилетел работать, Герн, — подтвердил Кедрин. — И не морочьте мне головы, не делайте вид, что вы не узнали меня.

— Ага, — сказал Герн. — Нет, конечно, я вас где-то видел… Я просто забыл. Здесь забудешь все на свете. А они были уверены, что вы скоро вернетесь на спутник… Вы понимаете, этот болтун, этот флибустьер пространства, он-таки построил эту схему! Ему удалось установить, что в момент аварии у Лобова все мы находились на одной прямой…

— Кто «мы»?

— Естественно: Трансцербер, Лобов и мы — если учесть, конечно, расхождение лучей: вам ведь известно, что расхождение неизбежно при самой совершенной….

— Известно!

— Ну, конечно. Так, значит, вам понятно и то, с чем же мы имеем дело.

— Герн, я вас…

— Ну, ну… С направленным излучением, вот с чем! А? Мало того, один конец этой прямой нам уже известен. Это, конечно, Трансцербер. Правда, тут ваш друг начинает строить абсолютно ненаучные гипотезы. Я с ним не согласен, но, может быть, он прав. Скажите, а вам не кажется, что это излучение имеет отношение к запаху? Ведь именно в то время мы испытали…

— Об этом потом, Герн. Один конец, вы сказали. А другой?

— Другой? Насколько можно судить, он направлен в район звезды Арвэ, которая… Впрочем, вам это ничего не даст. Вы ведь не знаете характеристик Арвэ…

— Я вижу, вы меня действительно вспомнили.

— Допустим, излучение направлено туда — или оттуда, пока никто не знает. И вообще я не берусь вам все это объяснять. Вы должны знать, что сведения лучше всего черпать из первоисточника. А это не я.