Журнал «Если», 1997 № 07

— Я должна тебя предупредить, — заявила Джен, — если ты не подпишешь — это война. Мы провели долгие часы…

— Офис шерифа Рона Уилбера, — донесся из телефонной трубки визгливый голос.

— Меня зовут Эмери Бейнбридж. Я живу в хижине возле шоссе номер пять в пяти милях от озера.

Тонкий голосок пролепетал что-то невнятное.

— Повторите, пожалуйста, я не понял.

— Может быть, стоит попробовать по радиотелефону из машины, — предложила Джен.

— Что случилось, мистер Бейнбридж?

— В мое отсутствие была ограблена хижина. — Эмери не мог рассказать о том, что в него стреляли, чтобы об этом не узнали Джен и дети; он решил, что это не столь уж принципиально. — Взяли ружье и топор. У меня создалось впечатление, что все остальное на месте.

— Может быть, вы просто забыли, куда их положили?

Пришло время рассказать о мальчишке на холме. Эмери вдруг осознал, что не может этого сделать.

— Вы меня слышите, мистер Бейнбридж? — до Эмери донесся стук, словно в офисе шерифа играли в крикет.

— Очень плохо, — ответил он. — Нет, я все прекрасно помню. Кто-то забрался в дом, пока меня не было — кроме всего прочего, они оставили дверь открытой. — Он описал топор и ружье, сказал, что не помнит серийного номера, а потом повторил по буквам свою фамилию.

— Мы не можем никого послать к вам, мистер Бейнбридж. Мне очень жаль.

Женщина. Только сейчас Эмери сообразил, что разговаривает с женщиной.

— Я просто хотел сделать сообщение, — сказал он, — на случай, если вам удастся с кем-нибудь связаться.

— Мы занесем ваш звонок в регистрационную книгу. Вы можете в любое удобное для вас время приехать и осмотреть украденные вещи, но мне кажется, что в данный момент ружей у нас нет.

— Кража произошла совсем недавно. Около трех часов или чуть позже. — Когда женщина из офиса шерифа ничего не ответила, он сказал: — Благодарю вас. — И повесил трубку.

— Ты думаешь, они вернутся сегодня ночью, папа?

— Я сильно сомневаюсь, что они вообще вернутся. — Эмери снова сел, не заметив того, что отодвинул кресло подальше от Джен. — Раз уж твои дети накололи дров и принесли их сюда, не кажется ли тебе, что они должны подбросить пару поленьев в огонь?

— А я уже положила свое в камин, — заявила Эйлин. — Правда, мамочка?

Брук взял несколько крупных поленьев и аккуратно положил в догорающий камин.

— Я основал компанию за много лет до того, как мы поженились, — сказал Эмери, обращаясь к Джен. — И потерял над ней контроль, когда развелся с матерью Брука. Мне пришлось отдать ей половину акций, а она их продала.

— Это не имеет…

— Акции, о разделе которых говоришь ты, — половина пакета, оставшегося после моего развода. Большая часть денег на моем личном счете была переведена со счета компании до того, как она окончательно вышла из-под моего контроля. Можешь сохранить все, что осталось на твоем личном счете, мне не нужны твои деньги.

— Ты так добр, Эмери! Ты просто необыкновенно добр!

— Тебя беспокоит снег, и я думаю, тут ты совершенно права. Если ты с девочками останешься, пока погода не переменится, я буду рад. Может быть, мы сумеем договориться.

Джен покачала головой, и на мгновение Эмери позволил себе полюбоваться ее чистой кожей и четкими линиями профиля.

— Дом стоит в десять раз больше, чем эта хижина, — неожиданно вмешался Брук.

«Мальчики здесь, — подумал Эмери, — девочки там».

— Оставь себе дом, Джен. Я не собираюсь возражать — во всяком случае, не сейчас. Но этот вопрос может возникнуть позже, если ты заупрямишься. Я готов расплатиться наличными… — И тут Эмери понял, что вовсе не хочет таким образом решать данную проблему.

— Мы как раз сейчас это обсуждаем. Фил Глакман представляет твои интересы! Он предложил такой вариант, да ты и сам согласен. Значит, вопрос решен.

Эмери наклонился вперед и протянул руки к взметнувшемуся пламени.

— Если вопрос решен, то тебе не нужна моя подпись. Возвращайся в город.

— О, Господи! Могла бы сообразить, что нет никакого смысла сюда приезжать.

— Я говорю о наличных в том смысле, что хочу положить деньги на счет близняшек. Это будет щедрое соглашение, ты сохранишь дом, машину, деньги и личные вещи. На это я готов пойти — ни больше ни меньше. В противном случае, нам придется встретиться в суде.

— Мы обо всем договорились с твоим адвокатом!

Она сунула бумаги Эмери в руки, и ему страшно захотелось швырнуть их в огонь. Однако он заставил себя говорить спокойно.

— Я знаю, что так оно и было, и не сомневаюсь, что ты действовала из самых лучших побуждений. Мы с ним тоже все подробно обсудили. Я хотел посмотреть, до чего Фил Глакман сумеет с тобой договориться. Откровенно говоря, я был практически уверен, что он сможет составить соглашение, которое меня устроит. К сожалению, Фил меня разочаровал.

— Снег пошел еще сильнее, — сообщила Элайна.

— Он не… — Эмери напрягся. — Ты ничего не слышала?

— Ни одного разумного слова! И не собираюсь больше тебя слушать!

Это было похоже на выстрел, но, скорее всего, где-то, не выдержав тяжести снега, сломалась большая ветка.

— Я немного отвлекся, — признался Эмери. — Однако могу четко сформулировать три своих основных заявления. Во-первых, я не подпишу твои бумаги. Ни здесь, ни в Войлстауне, ни в городе. Нигде. Можешь их забрать.

— Это абсолютно нечестно!

— Во-вторых, я не поеду в город и не стану с вами торговаться. Это дело Фила.

— Мистер Высокая Технология, ведущий полную лишений жизнь в глуши.

Эмери покачал головой.

— Я никогда не отвечал за технические решения в компании, Джен. На меня работало полдюжины специалистов, которые часто знали об оборудовании гораздо больше, чем я.

— И вдобавок скромный. Надеюсь, ты понимаешь, что я тоже кое-что скажу, когда ты закончишь.

— В-третьих, я хотел бы предпринять еще одну попытку — если ты согласишься. — Он немного помолчал. — Я понимаю, жить со мной нелегко. Но и ты тоже не сахар. Но я готов попытаться — по-настоя-щему — если ты мне позволишь.

— Похоже, ты считаешь себя великим любовником, не так ли?

— В первый раз ты выходила замуж за великого любовника, — сказал Эмери.

Джен вскипела. Он видел, как она стиснула зубы и сделала три глубоких вдоха, чтобы заставить себя говорить спокойно.

— Эмери, ты заявил, что если я не соглашусь на твои предложения, дело будет слушаться в открытом суде. Если дойдет до этого, то все твои знакомые и коллеги узнают про то, что ты приставал к моим девочкам.

Не веря своим ушам, Эмери с изумлением уставился на Джен.

— Ты полагаешь, я на это не решусь? Ты не веришь, что я подвергну их такому страшному испытанию? Да, мне бы не хотелось, но…

— Это же ложь!

— Твой драгоценный Фил Глакман допрашивал их в моем присутствии. Мой адвокат тоже был при этом. Позвони Глакману прямо сейчас и спроси, что он думает.

Эмери посмотрел на близняшек; обе опустили глаза.

— Может быть, тебе интересно, какое решение примет судья, когда об этом узнает? Сейчас немало женщин-судей. Хочешь рискнуть?

— Да, — теперь он говорил совсем медленно. — Да, Джен. Хочу.

— Это тебя разорит!

— А я уже и так разорен. — Он встал. — Вот чего ты никак не хочешь понять. Я думаю, тебе следует уехать. Тебе и близнецам.

Она легко вскочила на ноги, Эмери позавидовал ее энергии.

— Ты сумел основать одну компанию. Сможешь начать все заново, но только не после такого судебного разбирательства.

— Мне очень жаль, что до этого дошло, — только и смог выговорить он. — Я не хотел, а иначе… — У Эмери перехватило горло, и он вдруг очень остро почувствовал, что его главный враг — собственные инстинкты.

Каким будет на вкус холодный, смазанный маслом, стальной ствол во рту? Он сможет срезать в лесу палку или даже воспользоваться красной ручкой, чтобы спустить курок.

— Собирайтесь, девочки, мы уезжаем. До свидания, Брук.

Брук что-то пробормотал.

На короткое мгновение пальцы Элайны коснулись руки Эмери. Потом она ушла, и дверь хижины захлопнулась у нее за спиной.