Вейская империя (Том 1-5)

- Ах, - сказал господин Андарз, - это было человек, составленный из глупости и преступлений всякого рода, и его дружба была для меня тяжелей, чем клевета, которую он изливал на других.

Люди вокруг Нана стали спорить, что делать с Андарзом, и все они были не согласны в способе казни. А Нан сидел молча и ел Андарза глазами, а пальцами потирал воротник в том месте, на которому утром Андарз углядел пятно.

- Не могли бы вы мне показать свою дивную коллекцию, - вдруг спросил Нан.

Андарз попросил позволения переодеться, и это было разрешено. Дом у Андарза содержался на старинный манер, в нем были не часы, а рабы для называния времени, и специально выращенные карлики. Все эти люди сбежались, рыдая. Камердинер, плача, вымыл Андарзу волосы, и Андарз тут же велел остричь их, потому что ему было неприятно представить их концы в крови.

Андарз с Наном прошли в галерею. Андарз зажег светильники и стал смотреть на ламасские вазы и на кружевные облака и весенние поля, нарисованные на вазах. Вот: леса и горы, олени бродят по горным тропкам, рыбаки плывут по реке меж тростниковых зарослей, утки сидят на зимнем снегу: у одной утки оттопырена лапка. Над ней стоит красиво одетый юноша и хочет взять утку в руки, а утка плачет, потому что понимает, что она все равно умрет, и глядит на свежий снег и на то, как в реке купается зимнее солнце. И господин Андарз, министр полиции, тоже заплакал, как утка с оттопыренной лапкой.

- Что бы вы делали, - шевельнулся за спиной Нан, - если б Ишнайя был на свободе, а государь - убит?

- Будь ты проклят, - сказал Андарз, - честнее изменить государю, чем другу.

Нан хлопнул в ладоши. За дверью застучали сапоги. Андарз побледнел и обернулся.

- Я хотел бы, - проговорил Нан, - заменить вам друга. Три вещи скрепляют дружбу, - совместная трапеза, совместные тайны и взаимные подарки. Господин Мнадес сегодня, по моей просьбе, подарил мне "кружащего орла" - я хотел бы утешить им вас в несчастии.

Двое парчовых курток осторожно вносили в зал плетеный короб. В коробе сидела ваза с кружащим орлом. Нан обернулся и поднял светильник.

- Великий Вей, - произнес он, - но где же первая ваза?

Андарз долго молчал.

- Вчера утром, - наконец заговорил он, - я подарил первую вазу господину Мнадесу, за сведения о вас и о заговоре Айцара.

Нан положил руку на плечо Андарзу, и оба чиновника долго любовались вазой.

- Это для меня большая честь, - серьезно сказал Нан, - что моя голова так дорого стоит.

Через два часа, после короткого нервного припадка, Андарз лежал, завернутый в мокрые простыни, под пологом синего шелка. Перед ним, освещенный одинокой свечой, парил "Кружащий орел", и стояла ваза с уткой на весеннем снегу, повернутая другим клеймом: юноша гладил утку по голове, и утка жмурила черный глазок. Ни девиц, ни вина не было. В изголовье сидела и перебирала волосы жена. "Эх, зря я остриг волосы", - подумал Андарз.

- Что, - спросила женщина, - будет ли это человек больший, чем Ишнайя?

- Да, - ответил министр полиции, - потому что многие на его месте наслаждались бы в галерее моим страхом, или собой, и только. Он же наслаждался и работой древних мастеров, и такую вещь, как умение видеть красоту, нельзя подделать.

Через неделю новый министр Нан отправился за город, в поместье господина Чареники. Собралось самое изысканное общество, катались на лодках и пускали фейерверки.

- Господин министр, - сказал Чареника, совершив девятичленный поклон, - как мне отблагодарить вашу скромность и великодушие! Поистине, лишь ваша снисходительность позволяет мне наслаждаться красотой этих мест.

После обеда господин Чареника пригласил гостей пойти по старой дороге в сад, полюбоваться закатом. Стали подниматься вверх по изгибам ручья и заметили, как вниз плывут узорные листья: на листьях было вызолочено имя господина Нана.

- Верно, это кто-нибудь из небожителей забавляется, - восхитились гости.

На горе как бы серые дымки вились в развалинах храма. Зодчий выстроил храм недавно, и строил сразу поэтические руины. Выбежали красавицы всех четырех видов, закружились перед гостями и растаяли в тени деревьев. Мята и парчовая ножка струили изысканный аромат, солнце садилось в розоватые тучи у горизонта. Великий Вей! Как мимолетна жизнь! Где нынче крылья бабочек, родившихся прошлой весной. Где слава царств и мощь правителей? Где господин Ишнайя, по вкусу которого Чареника и выстроил этот храм в роще? Поистине - все живущее - недолговечно, все мятущееся успокаивается, гордец погибает от собственной гордости, а униженный погибает от унижений, и удача губит человека удачливого, а неудача губят неудачника.

Всех охватила легкая грусть. На обратном пути заговорили о вечном круговороте в природе, о путях гибели и упадка царств. Господин Чареника вздохнул и сказал:

- Самое страшное для государстве - это когда финансы приходят в расстройство. Если налоги скудны и нерегулярны - ничто не спасет тогда государство.

Первый министр сказал:

- Вы славитесь проницательностью: укажите средство помочь беде!

Министр финансов Чареника поклонился:

- Средство есть, и весьма старое: позволить частным лицам принимать участие в хозяйстве, и всемерно поощрять частную инициативу.

Нан насторожился.

- Нынче наместники и араваны - продолжал Чареника, - все просят снизить налог. А вот возьмите собравшихся. Многие из них имеют некоторые деньги. Они были бы счастливы выплатить налоги вперед, - а там уж неважно, вернут они свои деньги или нет. Это низкие люди заботятся о выгоде, а справедливый человек думает о том, как помочь государству.

Господин Нан кивнул головой. Средство помочь государству было старое, и воскресший император Аттах так изъяснял это средство: "Нынче целые провинции отданы на откуп, каждый старается дойти до денег не смекалкой, а монополией. Те, кто побогаче, не строят, не трудятся, а только вносят деньги в казну, а потом собирают с провинции сколько могут: втрое ли, впятеро больше - уводят овец, продают людей за долги. Те, кто победнее, не строят, не трудятся, потому что все, созданное честным трудом, откупщик отберет." Бог с ним, с воскресшим императором Аттахом.