Вист: Аластор 1716

— Проклятый инородец живет, а моя бедная маленькая птичка погибла!

— Пойдем, — коротко повторил Эстебан.

Они поднялись к тропе. Через некоторое время Джантифф последовал за ними — на негнущихся ногах, как лунатик.

Глава 8

Настроение участников пикника, возвращавшихся в Унцибал, ничем не напоминало радостное возбуждение, царившее в воздушном экипаже по пути на пикник. Пару раз предпринимались попытки завязать тихий разговор, но беседы быстро увяли, и остаток полета прошел в молчании. Скорлетта и Эстебан сидели, мрачно выпрямившись, неподвижно глядя перед собой. Джантифф тайком поглядывал на них с изумлением — от их разговора у реки его все еще била нервная дрожь. Если бы не лингвистическое недоразумение, сейчас он лежал бы, связанный, на дне лодки, окруженный молчаливыми оливковыми каннибалами со скорбными глазами.

Когда они прибыли на посадочную площадку лагерного управления, Эстебану пришлось зайти вместе с Бувехлютером в диспетчерскую контору. Джантифф воспользовался этим обстоятельством и потихоньку отделился от группы, ожидавшей Эстебана. Вскочив на скользящее полотно, он направился на север, по возможности быстро шагая и даже делая пробежки, чтобы ускорить передвижение. Каждые несколько секунд он оборачивался, хотя никто, конечно, не успел бы следовать за ним по пятам. Джантифф нервно посмеивался — в самом деле, невозможно было отрицать, что впервые в жизни ему было по-настоящему страшно. Каким-то чудом он натолкнулся на что-то ужасное, и теперь каждую минуту его существованию мог придти конец. Эстебан не оставил в этом никаких сомнений.

Полотно, тянувшееся от Большого Южного прохода, пересекало Унцибальскую магистраль. Джантифф повернул на восток, передвигаясь, как и раньше, со всей возможной быстротой. Он огибал плотные скопления людей и протискивался бочком через толпу, переходя на бег трусцой, как только открывался свободный промежуток. С Унцибальской магистрали он перешел на латераль № 26 и вскоре очутился у входа в Розовую ночлежку.

Джантифф нырнул под арку входа, пробежал по вестибюлю и закрылся в лифте. Знакомый приторный запах аррабинского общежития уже казался чужим, существующим отдельно. Выйдя на девятнадцатом этаже, он поспешил по коридору к своей квартире.

Войдя в гостиную, он на мгновение остановился, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. В комнате ничего не изменилось: на брошенных вещах Кедиды уже образовался едва заметный налет пыли. Каким далеким стало воспоминание о Кедиде! Через неделю ее все забудут — таковы нравы Унцибала. Джантифф тихо закрыл входную дверь и убедился в том, что замок сработал. После этого он подошел к сейфу в спальне и открыл его. В поясную сумку он переложил оставшиеся озоли, амулет, подаренный матерью, пигменты, помазки и пачку бумаги. Свой обратный билет на звездолет, удостоверение личности и аррабинские «талоны» он засунул в карман. Взвешивая в руке фотокристалл, он с опаской поглядывал на дверь. Любопытство боролось с желанием поскорее скрыться. Конечно, у него оставалось несколько секунд! Участники пикника, наверное, все еще ехали по Унцибальской магистрали: можно было бегло просмотреть фотографии. Джантифф вынул из камеры новый кристалл, вставил старый, включил микропроектор, направил камеру на стену.

Перед глазами мелькали его первые снимки: сходящиеся в перспективе кварталы Унцибала, толпы на магистрали, окруженные приморскими низинами парки Дисджерферакта, Розовая ночлежка — фасад, вестибюль, «висячий сад» на крыше. Лица — Шептуны, обращающиеся к аррабинам с трибуны, Скорлетта и Танзель, Скорлетта с Эстебаном, Скорлетта одна, Кедида с Сарпом, Кедида в столовке, Кедида смеющаяся, Кедида задумчивая.

Последовали фотографии, сделанные Эстебаном после того, как тот «свистнул» камеру: люди, известные и незнакомые Джантиффу, копии иллюстраций из какого-то справочника в красном переплете, ряд снимков широкоплечего темноволосого субъекта в кепке, черной куртке, черных брюках и армейских башмаках. Это и был четвертый участник тайного совещания. Джантифф внимательно изучил его лицо. Физиономия незнакомца отличалась решительной прямолинейностью и неуступчивостью. В глазах, прищурившихся под мохнатыми черными бровями, светилась искра проницательности. Где-то Джантифф уже видел именно это или очень похожее лицо — совсем недавно… Сосредоточенно нахмурившись, Джантифф вглядывался в изображение на стене. Неужели…

Джантифф резко обернулся — кто-то пытался открыть входную дверь, но не преуспел, после чего громко постучал. Джантифф тут же выключил проектор, вынул кристалл из камеры, нерешительно повертел его в пальцах и засунул в карман.

Снова постучали в дверь. Снаружи раздался приглушенный голос:

— Открывай! — Голос, грубый и враждебный, принадлежал Эстебану. У Джантиффа душа ушла в пятки. Каким образом Эстебану удалось вернуться так скоро?

— Я знаю, что ты здесь — сказали в вестибюле! — настаивал голос. — Открывай!

Джантифф подошел к двери:

— Я устал. Дела подождут, увидимся завтра.

— Мне нужно тебя видеть сию минуту. Это важно.

— А мне не важно.

— Повторяю: дело чрезвычайной важности! — голос приобрел угрожающий оттенок.

— Что еще случилось? — притворно-недовольным тоном спросил Джантифф.

— Откроешь — узнаешь.

— Не сейчас. Я пошел спать.

Наступила пауза.

— Как знаешь, — в коридоре стало тихо.

Прошло десять, двадцать секунд. Джантифф уловил шорох удаляющихся шагов. Покосившись на гостиную через плечо, он будто попрощался взглядом с населявшими ее призраками и их мертвыми голосами, взял со стола поясную сумку и камеру, потихоньку отодвинул входную дверь, выглянул в коридор.

В коридоре никого не было.

Джантифф вышел, закрыл дверь квартиры и направился к лифту, остро сознавая тот неприятный факт, что ему предстояло пройти мимо квартиры Д-18, где теперь проживали Скорлетта и Сарп.

Дверь квартиры Д-18 была закрыта. Джантифф ускорил шаги и почти побежал на цыпочках подобно танцору-миму, изображающему крадущегося злодея.

Дверь квартиры Д-18 с шумом раздвинулась, в коридоре появились Эстебан и голова Сарпа. Эстебан продолжал что-то втолковывать Сарпу, повернувшись ко входу.

Джантифф пытался бесшумно проскользнуть дальше по коридору, но Сарп, выглянувший из-за плеча Эстебана, не преминул его заметить и потянул Эстебана за локоть. Тот развернулся на месте:

— Стой! Джантифф! Ну-ка иди сюда!

Джантифф даже не обернулся, подбежал к лифту и нажал кнопку. Дверь отодвинулась — Джантифф зашел в лифт. Дверь закрылась перед самым носом Эстебана, отчаянно пытавшегося ее удержать. У Эстебана в руке сверкнул металл.

С бешено бьющимся сердцем Джантифф спустился на первый этаж, прошмыгнул через вестибюль, выбежал на улицу и со всех ног поспешил к скользящему полотну.

Из-под арки входа Розовой ночлежки выскочили Эстебан и Сарп. Повертев головами по сторонам, они увидели Джантиффа и пустились в погоню. Едва удерживаясь на ногах при перемене ускорений, Джантифф прыжками пересек магистраль, чтобы нырнуть в толпу, скопившуюся на стремительно несущейся центральной полосе. Там он принялся энергично протискиваться вперед, расталкивая пассажиров и не обращая внимания на протестующие возгласы. Он все еще сжимал в руке поясную сумку и камеру. За ним ловко пробивался сквозь толпу Эстебан. Сарп заметно отстал. Лезвие в руке Эстебана не оставляло сомнений в его намерениях. Вытаращив глаза от испуга и удивления, Джантифф прибавил ходу. Эстебан собирался его зарезать! На городской магистрали, на глазах у толпы пассажиров. Невероятно! Ему не позволят. Люди помогут, люди задержат его… Не так ли? Отчаянно пробираясь вперед, Джантифф оглядывался, встречаясь глазами с мутно-глянцевыми, безразличными взорами.

Эстебан распихивал аррабинов гораздо бесцеремоннее Джантиффа — расстояние между убийцей и жертвой сокращалось. Джантифф уже видел напряженно-сосредоточенное лицо преследователя, блеск его глаз. Джантифф споткнулся и шагнул в сторону, чтобы не упасть. Эстебан, с высоко занесенным ножом, уже настиг его. Джантифф схватил высокую женщину с костлявой физиономией и швырнул ее навстречу Эстебану. В ярости женщина успела схватить Джантиффа за руку, зацепила в падении ремешок поясной сумки и вырвала ее. Камера упала на полотно. Джантифф бежал без оглядки, не вспоминая о сумке и о камере — теперь он думал только о спасении жизни. Беспощадный Эстебан не отставал.