Вейская империя (Том 1-5)

Тут подошел певец, и все стали слушать песню.

Неревен глядел на Ванвейлена, озадаченно пересыпавшего монеты, и думал о том, что было самое странное в его словах. Пусть торговец считает себя тружеником - всякие установления бывают у варваров. Но кто, скажите, слышал, чтобы крестьянин ПРОДАВАЛ УРОЖАЙ И ПОКУПАЛ СЕМЕНА? В ойкумене государство выдает семена и сохраняет урожай, у варваров крестьянин хранит семена сам, а урожай отбирают сеньоры, - но ни государство, ни крестьянин, ни сеньор зерна не покупают и не продают иначе, как во время великих несчастий. Что ж, в этой стране - каждый день по несчастью?

А Ванвейлен уже повернулся к горожанину, и они заговорили о чем-то... Великий Вей, никак о налогах на шерсть!

Через час, когда Ванвейлен, сведя несколько полезных знакомств среди горожан, спускался в нижний двор, его окликнули. Ванвейлен обернулся: это был Бредшо.

- Привет, - сказал бывший (или не бывший? или ему еще где-то капает зарплата?) федеральный агент, сходя вниз. - Вы мне, помнится, яйца грозились открутить, если я во что-то буду вмешиваться. А сами чего делаете?

- Я ни во что не вмешивался, - сказал Ванвейлен. - Я старался завоевать расположение Арфарры.

- А, вот оно что! Тогда пойдемте, я вам кое-что покажу.

И Бредшо поволок Ванвейлена обратно во дворец.

Где-то, не доходя главной залы, Бредшо свернул в тупичок, украшенный фигурой леща, перед которой горел светильник в форме пиона, и пихнулся в стену. Стена приоткрыла рот. Бредшо отобрал у леща светильник и стал подниматься по черным крутым ступеням, от которых пахло недавней стройкой и светильным маслом. Через несколько пролетов Ванвейлен стал задыхаться. Бредшо летел вверх, словно лист в аэродинамической трубе, - экий стал проворный!

Наконец бесконечный подъем кончился и Ванвейлен кочаном сел на ступеньку. Он в полной мере ощущал то обстоятельство, что легче на ракете подняться в стратосферу, чем собственными ногами влезть на небоскреб.

А Бредшо поманил его пальцем и, приладившись к стене, отвел один из покрывавших ее щитков. Ванвейлен сунулся глазом в щиток и увидел, далеко под собой, залу Ста Полей.

- Сегодняшнее представление, - сказал Бредшо, - проходило по сценарию Арфарры. Арфарра строил этот дворец, Арфарра его и набил всякими ходами. Он все спланировал заранее - и мангусту вторую принес, и лучника тут поставил сшибить птичку: видишь, лучник стоял и для развлечения царапал по стенке? Совсем свежие царапины.

- Я точно знаю, что кречета выпустил Марбод. У него мозги так устроены. Он мне сам сказал, что кречет - его душа, а мангуста - душа Арфарры!

- Чушь собачья! Арфарра сам знает, что все решат, что кречета выпустил Марбод, а Марбод решит, что кречета выпустил бог! Думаешь, он тебе благодарен? Думаешь, он стремится к прогрессу? Да если бы он стремился к прогрессу, он бы лучше канализацию во дворце построил, чем тайные ходы!

- Федеральной разведке значит, можно строить тайные ходы вместо канализации, а аборигенам нельзя? - осведомился Ванвейлен.

- Тише!

По лестнице, действительно, кто-то шел. Земляне поспешно задули фонарь и заметались в поисках укрытия. Но камень вокруг был гладкий, как кожа лягушки. Человек поднимался медленно и с одышкой. Когда он достиг соседнего пролета, стало видно, что это один из утренних спутников Арфарры. Ванвейлен даже вспомнил его имя - эконом Шавия. За экономом кто-то бежал, легко, по-мальчишески.

- Господин эконом! Господин эконом!

Шавия остановился и посветил фонарем вниз. Его нагонял послушник Арфарры - Неревен.

- Ты чего кричишь, постреленок, - напустился на него Шавия.

- Ах, господин эконом, - я только хотел спросить вас об одной вещи.

- Ну?

- А правда, господин эконом, что у государыни Касии козлиные ноги?

Эконом ахнул и замахнулся на мальчишку фонарем. Тот, хохоча, покатился вниз. "Ну, все, подумал Ванвейлен, - сейчас этот дурак поднимется к нам, и надо бы прикрыть лицо плащом да и отключить его тихонечко на полчасика".

Но эконом, внизу, поставил фонарь на пол и стал шарить по стене. Что-то скрипнуло, - эконом подобрал фонарь и сгинул в камне.

Бредшо нашарил в кармане черную коробочку, вытащил из коробочки стальной ус, и нажал на кнопку. Коробочка тихо запищала, а потом из нее послышался голос Неревена, напевавшего какую-то дурацкую песенку.

- Вот еще одна твоя заслуга, - ядовито сказал Бредшо. - Кто хотел запихнуть передатчик в спальню Даттама? Что нам теперь делать? Слушать шуточки пацана?

- Сдается мне, что шуточки этого пацана можно и послушать, - сказал задумчиво Ванвейлен. А что до передатчика, - так он его сам выбросит, или выменяет на горсть арбузных семечек.

Помолчал и добавил:

- Я пошел. Я хочу еще сходить в город и кое-что там узнать. А ты?

- Останусь здесь, - сказал Бредшо. Видишь ли, эти ходы есть и во дворце, и вне дворца, и я бы очень желал иметь их карту, - так сказать, карту либеральных намерений Арфарры.

Через два часа, когда Неревен пробирался задами королевского дворца, кто-то ухватил Неревена за плечо и повернул как створку ширмы. За спиной стоял Марбод Кукушонок, бледный и какой-то холодный. Он уже переоделся: подол палевого, более темного книзу кафтана усеян узлами и листьями, панцирь в золотых шнурах, через плечо хохлатый шлем с лаковыми пластинами. Верх кафтана, как всегда, был расстегнут, и в прорези рубахи-голошейки был виден длинный, узкий рубец у подбородка.

В одной руке Кукушонок держал Неревена, в другой - красивый обнаженный меч с золотой насечкой. Неревен почувствовал, как душа истекает из него желтой змейкой.

- Я слышал, что сегодня ты вырастил золото, маленький чародей, сказал Кукушонок, - а можешь ли ты вылечить железо? Голубые его глаза были грустны, и маленький рубчик на верхней губе делал улыбку совсем неуверенной.

- Остролист был очень хороший меч, - продолжал Марбод, - но однажды я убил им женщину, она успела испортить его перед смертью, и удача ушла от меня.

Марбод держал меч обеими руками, бережно, как больного ребенка. Края его были чуть зазубрены, можно было различить, где один слой стали покрывает другой. Молочные облака отражались в клинке. Посередине шел желобок для стока крови.