Детский сад

Милена обошла все пабы, все питейные заведения Южного берега — от улицы Кат до Элефант-сквер. Видел ли кто-нибудь такую здоровенную бабищу, кожа явно не родопсиновая? Малолетки за барной стойкой лишь пожимали плечами. «Да уж мы бы запомнили», — уверяли они. Тогда Милена, прочесав предварительно мосты, взялась за Северный берег. Наведалась и в «Кабачок комедиантов». Следов Ролфы не было нигде — ни по лавкам, ни по рынкам. Нигде она не ела, не пила.

Придя после бесплодных поисков к себе в комнату, Милена застала там Сциллу.

— Ну как? — выжидательно спросила та. Милена лишь плюхнулась рядом на кровать.

— Пусто. Ох, Сцилла, представляешь, вообще ничего! — Милена обессиленно улеглась, затылком приткнувшись Сцилле на колени. Сцилла начала поглаживать ей волосы.

— Ты, главное, не переживай. Она просто приходит в себя. Помнишь, когда тебя саму считывали? Все те новые вирусы, бьющие по башке всем скопом? Совершенно иная система координат; проходит какое-то время, прежде чем начинаешь ориентироваться по новой.

Нет, Милена этого не помнила.

— Она никуда не выходила есть, Сцилла! Ведь она не как мы, родопсином подпитываться не может. А уже шесть дней ничего не ела.

Тут Милена призадумалась.

— Маркс и Ленин! — воскликнула вдруг она, резко садясь. — Медведи, они же впадают в спячку! В ответ на стресс. Засыпают аж на всю зиму.

— Ну и прекрасно: пока спит, как раз и образумится.

— Да что ты! Им сначала необходимо скопить запас жира. Если они засыпают голодными, то могут во сне умереть от голода. А она перед уходом сколько дней уже толком не ела!

— Упс, — произнесла Сцилла; ей помнился голодный взгляд отощавшей за последнее время Ролфы. — Ты думаешь, она, того… умрет? — В комнате повисла тяжелая пауза. Сцилла встала с кровати. — Так. Сейчас пойду захвачу пальто, — засобиралась она. — У меня там наверху овсянки немного осталось, я ее принесу, и соевые колбаски еще есть.

— А у меня ничего нет, — в тихом отчаянии развела руками Милена.

— Где она может заснуть?

— Где угодно, лишь бы было тихо и темно.

Им помогли и участием и свечами. Все — и Бирон, и Принцесса, и Король; в общем, вся труппа. Обошли все свободные комнаты Раковины, особенно те, где недавно кто-нибудь умер. Вместе отправились на Кладбище и обшарили его фактически всё, особенно между стойками с одеждой.

— Вот так местечко! — то и дело раздавались восхищенные возгласы. Особенно это место оценил Король.

— Славные катакомбы. Прятаться в самый раз, — веско, с чувством одобрил он. И даже разжился там костюмом с блестками. Милена от души всех благодарила и обнималась на прощание. Вдвоем со Сциллой они продолжили поиски.

Они сходили на ночной рынок, где Ролфа была завсегдатаем. Лоточники все так же пели песни да ворошили кучи своей провизии и подушек с перьями. Нет, большую они не видели. Да, они знают, кого Милена имеет в виду, но ее не было вот уж как неделю. Лоточники перетаскивали с места на место кучи меха, и Милена невольно спохватывалась: уж не с Ролфы ли этот мех. Наконец они со Сциллой присели подкрепиться в местной забегаловке, где с жадностью взялись уплетать перченую курятину, грея руки о кружки с чаем.

— Мы ее отыщем, — заверяла Сцилла, то и дело решительно кивая запотевшим окнам забегаловки, — все мы. Обязательно найдем.

В Раковину возвращались взявшись за руки.

— Иди поспи, солнышко мое, — нежно попрощалась с подругой Милена.

А сама потом вышла на улицу и пошла через спящий город, а затем через мост Хангерфорд. Путь ее лежал в Южный Кенсингтон, к дому Семьи.

«НРАВИТЬСЯ ВАМ Я НЕ ОБЯЗАНА, — думала Милена, уже повторно стучась в двери дома. — Как и вы мне. Вы только должны мне будете сказать, дома ли Ролфа — или помочь мне ее разыскать».

Дверь отворилась как бы сама собой. В проеме стояла дородная пожилая медведиха, на костылях. Желтоватый мех был не гладким, а каким-то шишковатым, как на старой шубе.

— Ролфа-то? Ты о ней? А разве она не у вас, не у Сусликов? — Почтенная матрона, обернувшись, позвала кого-то скрытого дверью: — Шони! — В ответ из-за двери что-то глухо прошумели. Что именно, Милена не разобрала: матрона в этот момент зычно рыгнула, хлюпнув при этом горлом.

— Ну? Нет ее. Где? Откуда мне знать! — воскликнула пожилая особа, валко шевельнувшись на своих костылях. Милена только сейчас заметила на ее лице горестную растерянность. — Уж я думаю, мне б сообщили, если бы она вернулась, — произнесла матрона медленно, с таким тяжким вздохом, будто собственные габариты мешали ей дышать. — Я же ей мать, в конце концов.

— Вы… мама Ролфы? — растерянно переспросила Милена.

— А ты, наверно, та рыбка-ледышка? — с неожиданной приветливостью спросила мать Ролфы. — Чего ж ты не заходишь?

— Вы уж, пожалуйста, извините. Только мне там внутри холодно.

Налетающий порывами октябрьский ветер вовсю забавлялся шарфом Милены.

— Тебе, я вижу, и снаружи не жарко. А мне, милочка, стоять тяжело. А поговорить с тобой надо.

Мама-медведица грузно повернулась. На своих костылях она добралась до сундука и начала на него взгромождаться. Шустро выбежавшая из-за двери мелкорослая горничная в куцей шубейке учтиво подхватила хозяйку за руку; Милена тоже попыталась как-то помочь.

— Вот тут меня и пристроили. Мило, не правда ли? — спросила матрона.

Милена поспешила согласиться. В передней за истекшие месяцы не потеплело ни на градус, а меблировка куда-то исчезла, если не считать сундуков. Матрона попросила чаю, и горничная умчалась выполнять просьбу. На какую-то секунду ее встревоженные глаза встретились с Миленой.

— Вот видишь, что значит ногу ломать, — посетовала пожилая Гэ-Эмка. — Торчу теперь здесь. Как какая-нибудь старая моржиха, что тушей пошевелить не может. Пришлось-таки хлебнуть. Присядь-ка возле меня, милочка, погрейся.

Милена послушалась, и медведиха придвинула ее к себе.

— Так это ты хотела помочь Ролфе с ее пением, да?

Знакомый запах ланолина и такое знакомое, окутывающее тепло.

— Да, мадам, — ответила Милена почтительно.

— Что ж, славно. У Ролфы и душа-то больше ни к чему не лежала, кроме пения. Я б тоже ей помогала, только вот этого места терпеть не могу. Именно не могу, ты понимаешь? Видно, и Ролфа такая же, — она на секунду смолкла. — Что-то случилось, да? Опять она куда-то удрала?

— Ее пробовали излечить, — раскрыла карты Милена.

— От чего? От того, чтоб быть Ролфой, что ли? — Матрона, похоже, сразу поняла, что Милена имеет в виду.

Та в ответ лишь кивнула.

— Что ж, ее отец очень бы тому порадовался. Для него это величайшая из услуг, которую вы, люди, могли бы ему оказать. А мне это не в радость.

— И мне, — прошептала Милена.

— Да уж я, милочка, черт возьми, вижу. Не желаешь виски?

Милена покачала головой.

— Она исчезла. Наверно, снова впала в спячку. Но когда уходила, она была очень голодна.

Бутылка чутко замерла в воздухе. И опять старуха мать поняла сразу: Ролфа в опасности.

— Я-то надеялась, она здесь, — сказала Милена и даже сама уловила, насколько потерянно звучит ее собственный голос.

— Что ж, надо будет отправляться на поиски, — поглядев на Милену, сказала мать Ролфы. — Хотя для этого придется, видимо, созывать всю остальную Семью. Ох они и взбесятся.

— Наверно, да, — внутренне обмирая, тихонько призналась Милена.

Первой сверху спустилась Зои.

— Вы сделали что? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросила она.

— Мы дали ей вирусы. Иначе оказалось нельзя.

— Вы ввели моей сестре ваши мерзкие суслячьи вирусы?

Милена буквально съежилась.

— Это было непреложным условием, чтоб можно было добиться разрешения выступать. Я сожалею. Это было ошибкой. Иначе я никак не смогла бы провести ее в Зверинец.

— Боже, боже мой! — Зои прижала ладонь ко лбу. — Да она ж может теперь шлепнуться навзничь где угодно! — Зои посмотрела на мать. — Нам необходимо будет вызвать собак, мам. — На Милену она обернулась со странной, недоброй улыбкой. — А ты отправишься с нами, — словно пригвоздила она. — И предупреждаю, поездочка будет не из приятных.