Искатель. 2009. Выпуск №5

Телку на круг.

С асфальта уже летят брызги на тротуар. Прохожие прячутся под зонты. Москва-Москва, старушка первопрестольная. Разве сравнишься ты с Любиными чудо-городами, или даже с Южно-Сахалинском Костыля? Там размах, там простор, там техника нового поколения и первозданная природа ломится через порог. А здесь — суета и архаизм…

О чем это я? Ах да…

Телку его на круг. Телку… Черт!

Бегу на дорогу ловить такси. Чуть не попадаю под колеса.

— В Митино… любые деньги…

Морда в окошечке ворот.

— Че надо?

— Я охранником на этой усадьбе.

— И где мы шляемся?

Калитка ворот распахивается.

— Заходи. Охраняй.

— Только переоденусь.

Спешу в сторожку. Возле дома несколько иномарок — в основном, джипы. Молодые люди. Водители? Телохранители? В доме тишина. Зато за домом… Пьяные полуодетые мужики, иные в простынях, суетятся по саду. Это хозяева иномарок. Прохожу к сторожке, дергаю дверь — закрыто. За спиной голос:

— Думаешь, там? А ну-ка, ломай дверь.

Поворачиваюсь. Пьяная рожа, брюхо висит над брюками,

голое тело лоснится — потом ли, дождем. Телку на круг? Мой удар в челюсть вышибает из него если не мозги, то сознание.

Вам когда-нибудь приходилось бить врага? Ненавистного, но беспомощного. Возникает чувство головокружительно неустойчивого состояния души: вроде бы нельзя так-то вот, но ведь заслужили. Я метался по саду, круша эти пьяные морды, покусившиеся на честь жены моего отца. Не зная ее судьбы, распалялся все больше, скатываясь к звериному облику. Замелькали охранники, и они полетели в кучу-малу. А не лезьте под горячую руку. Наконец один догадался прицелиться в меня из пистолетика. Все. Финита ля комедия. На его требование сунул руки в карманы.

— Я советник Президента Гладышев. Можете покинуть усадьбу, иначе через полчаса вас повяжут люди его охраны. Хотите проверить?

Кто-то узнаёт мой фейс. Проверять не хотят — суетятся, собираясь. Подбирают павших в саду, хлопают дверцами машин. Урчат моторы, машины отъезжают. Закрываю ворота, обыскиваю усадьбу.

— Мирабель.

Обхожу дом. Заглядываю в сауну. Здесь остатки пиршества. Ее нигде нет. Снова выхожу в сад.

— Мирабель!

— Я здесь, — она выходит из кустов малины, насквозь мокрая, дрожит, зуб мимо зуба. В простеньком платьишке, в передничке горничной.

— Что они с тобой сделали?

Качает головой — ничего.

Открываем сторожку. Я к печи, поджигаю заложенные дрова.

— Раздевайся.

Она стоит, дрожит, опустив руки. Вода капает с ее платья.

Налил коньяк до краев стакана.

— Пей.

Она выпивает, клацая зубами по стеклу.

Снимаю с нее передник, расстегиваю пуговицы платья.

— Раздевайся — и в постель. Я отвернусь.

Повернулся, когда скрипнули пружины кровати. На полу

платье, лифчик, трусики. Все мокрое. Развешиваю над загудевшей печью.

Подхожу с водкой в руках.

— Давай сюда стухши.

Растираю до красноты.

Мирабель дрожит. Смотрит на меня глазами умирающего лебедя.

К черту!

— Повернись на живот.

Срываю с нее одеяло. Вижу совершенно нагое и прекрасное тело, покрытое гусиной кожей. Щедро лью водку на спину. Втираю в кожу ягодиц, бедер.

Мирабель дрожит. Ее все еще бьет озноб.

— Повернись.

Лью ей огненную воду меж хорошеньких грудей, растираю шею, живот, бедра. И коленки, которые совсем даже не костлявые, скорее наоборот. Очень приличные ножки. И тело такое же.

Укутываю его в оба одеяла. Мирабель дрожит.

Черт! В сторожке пышет жаром от огромной печи. Неужели так глубоко проник холод в это хрупкое изящное создание? Поднимаю ей голову, подношу к губам стакан с коньяком. Она послушно пьет, как и первый раз, не морщась.

Черт!

Не отдам эту женщину ни смерти, ни хворям. Скидываю с себя одежду. Всю. Придвигаю вторую кровать. Втискиваюсь к Мирабель под одеяла. Прижимаю ее спину к своей груди.

Прижимаюсь чреслами к ее ягодицам. Зажимаю меж лодыжек ее ступни. Мну в ладони ее груди. Согреваю дыханием и целую ее шею, увязая в мокрых волосах. Не замечая, вхожу в раж.

Мирабель поворачивается ко мне:

— Это плата за твои хлопоты?

Может быть, раньше эти слова и могли бы меня остановить. Но это раньше, теперь нет.

Кажется, Мирабель не бьет лихорадка. Ее трясет, но уже иная природа этого явления. Тело ее горит, а пальцы исступленно впиваются в мои лопатки.

На эксгумации Мирабель становится плохо.

Под крышкой в гробу обнаруживается безглавое тело.

Я даже не могу понять, отцу ли оно принадлежало.

Уношу Мирабель в «неотложку», стоящую за оградой кладбища. Кладу в носилки. Медработница хлопочет над ней.

Меня осаждает следователь. Что имею сказать по поводу инцидента? Пожимаю плечами. Ничего. Он к Мирабель. Вот надоеда.

Голова идет крутом, душа разрывается.

Мирабель еще слаба после вчерашней купели. Ей нужно внимание.

Становится ясным, что тут выкапывали ночные хлопцы. И не ясно, для чего им это. Билли! Только он мог сейчас помочь. Он же намекал, что знает что-то.

Прощаюсь с Мирабель.

— Потерпи немножко. Сделаю кое-какие дела, заберу тебя вместе с Костиком.

Отправляю Мирабель на «неотложке» в больницу.

Обезглавленный труп увозят в морг.

До райцентра добираюсь в машине следователя. Оттуда в столицу на такси.

— Билли, что произошло с моим отцом?

— Классно дерешься, Создатель.

— Я задал вопрос.

— В головной мозг твоего отца был вживлен микрочип, который по команде извне не спеша и планомерно разрушал его организм.

— ГРУ?

— Да.

— Дед?

— Да.

— Где он сейчас?

— У себя на даче.

— Соедини с ним.

В кармане заволновался мобильник.

Приложил к уху — длинные гудки. Голос деда объявил, что он слушает.

— Надо поговорить.

— Приезжай.

Дед стал пользоваться личной охраной. У ворот дачи в черном «бумере» сидели два молодчика. К чему это? Отпустил такси, направился к воротам — один трубку к уху.

Дед сидел в качалке на веранде. На мой «привет» кивнул головой. Давненько мы не общались. Уж лет несколько. С того самого дня, как, вычислив, куда подевались Никушки и на чьи деньги существуют, дед наехал на меня. Орал в трубку — и такой-то я и сякой. Я молчал и слушал, пока он не доорался до:

— …чтобы через полчаса эти потаскушки…

Тут я взорвался:

— Ты с кем так говоришь? Ты отдаешь себе отчет, что кричишь на советника Верховного Главнокомандующего Вооруженных сил России? А ну-ка, смирно! Закрыл рот! Положил трубку!

С того дня мы и не общались.

Дед молчал, изучая меня взглядом, попыхивая кубинской сигарой.

Я не спеша развернул перед ним ноутбук.

— Смотри, тебе интересно будет.

Другой у меня на коленях. Связался с Билли.

— Давай.

На экране сцена в сауне. Огромные зубы деда. Его голос: «А телку его на круг».

— Ну и что? — Генерал раскачивается в качалке, попыхивая сигарой.

— Я все знаю до последней детали. Верни голову на место.

— Видать, не все. Эксперимент завершен, следы уничтожены.

Даже если соврал, — такой ответ меня устраивает. Не хочется копаться грозным дядей в делах моей бывшей конторы.

— Дед, мама ходит в трауре. Может быть, ты не знаешь — она любила моего отца.

— Ну и что?

— Вижу, тебя ничем не прошибить, даже слезами единственной дочери. А я не хочу огорчать маму. Выйдешь в отставку, дед, и успокоишься, ты немало потрудился для безопасности Родины. Тебя не забудут.

— В противном случае?

— В противном случае мама оплачет и тебя: я не хочу твоего разоблачения.

— Не много на себя берешь?

— Ровно столько, сколько могу. Каждый твой шаг у меня под прицелом. Доказать?

— Ну-ну, попробуй.

— Пусть твои молодцы подойдут к воротам.

— Какие молодцы?

— Те, что в «бумере» напротив.

Дед хмыкнул, потом поднял трубку.

Я вызвал Билли.

— Черный «бумер» видишь? Люди из него вышли? Достаточно далеко? Ну, так подними его на воздух.