Все зависит от тебя

— Кевзе ведь древнее, не так ли?

— Намного. Если экстраполировать земную последовательность, можно сказать, что оно возникло в языческие времена… Впрочем, подобная экстраполяция неуместна, потому что в языческий период на Земле тоже верили в бога или богов, неважно.

— Да, ведь на Торене другой веры вообще не было. Кстати, тебе это не кажется странным? Ведь человечество… землян, я хочу сказать… всегда сопровождали боги. Стремление к сотворению божества считалось неотъемлемым от человеческой сущности. Почему же вы так долго обходились без богов?

— Это действительно странно. Я думал над этим, однако… Собственно, теорий можно насочинять много, но нет фактов, которые…

Маран замолчал и молчал довольно долго, пока Дан наконец не напомнил ему:

— Ты говорил о кевзэ и Установлении. О том, что когда появилось Установление…

— …между ним и кевзэ сразу возникло противостояние. Я, по-моему, упоминал о главном постулате кевзэ?

— Бога нет, все зависит от тебя?

— Да. Два совершенно полярных мировоззрения, не так ли? Человек, который полагается на себя, и человек, который полагается на бога. Сильные натуры против слабых.

— Постой-ка! Ведь если до Установления религии, как таковой, не было, значит, само понятие бога тоже не могло существовать, так? Откуда тогда постулат?

— Я думаю, это «бога нет» добавили потом, когда сформировалось Установление. Начав сражаться против кевзэ на этом поле, Установление, естественно, постепенно расширило зону противодействия и попробовало предложить свою мораль. Понятно, что с противоположным знаком. Свободе нравов или распутству, это зависит от точки зрения, была противопоставлена несвобода или, если угодно, умеренность.

— Но не пуританизм.

— Нет. Это крайность. Впрочем, и у крайностей есть свои сторонники. Всегда и во всем. И естественно, именно они начинают навязывать другим свои убеждения. Возьмем Дора. Он хоть и занимался кевзэ, и даже добрался до высшей ступени, но по натуре склонен к воздержанности. И был таким с юности. Мне, например, или Поэту никогда не пришло бы в голову давить на него и ему подобных, заставляя их принять наш образ жизни. Но Дор… Ты представить себе не можешь, сколько раз он читал нам мораль. Только, когда он понял, что в итоге может выпасть из дружеского круга, он более-менее угомонился. Хотя нередко случались и рецидивы. Я помню, как он насел на меня, когда я волей-неволей оказался в Малом дворце. Я, видишь ли, должен был вести себя пристойно. В его понимании почему-то. А не понимании трех четвертей жителей Бакнии, у которых отобрать тягу к гармонии Установлению не удалось… я не говорю о запретах Изия, потому что на внутренний мир людей они никакого влияния не возымели, искоренить за несколько лет то, что существовало веками, невозможно. Впрочем, бороться с самим понятием гармонии Установление все же не пыталось. Конечно, они недооценивали значимость второй сферы, но до таких штучек, как у вас, это никоим образом не доходило, они понимали, что пережав в этой области, потеряют во всем, в Бакнии во всяком случае. Они отрицали лишь свободный поиск, так сказать. Или чрезмерно свободный поиск… Возвращаясь к тому, с чего начали. Гармония порождает одиночество. Или скорее, не сама гармония, а понятие о ней.

— Парадокс.

— Объяснимый. Во-первых, одиночество тех, кто не нашел. Возможно, временное. Второй вариант хуже. Одиночество того, кто потерял. Таких немало, Бакния ведь страна бедная, с болезнями, с высокой смертностью, и чаще и раньше у нас умирают женщины. На Земле ведь наоборот?

— Ага. А почему так?

— Я думаю, из-за кевзэ. Это же система физических упражнений. Она оздоравливает. Но она чисто мужская.

— А женщины ничем таким не занимаются?

— Таким нет. У вас ведь тоже масса всяких гимнастик, но нет системы, которой занимались бы все поголовно, как кевзэ. Так что смертей много. Даже если опустить войну, Перелом и Изия. А тот, кто потерял партнера по гармонии, обречен на одиночество. Потому что найти это однажды уже трудно, для многих почти чудо. А повторить… Женщины переносят такую потерю хуже, нередко кончают с собой.

— Как Дина. Она ведь тоже пыталась…

— Когда я узнал про арест Лея, я сразу подумал об этом.

— А заранее ты не знал?

— Нет, Дан. Я бы его предупредил, как ты понимаешь. Я узнал через несколько часов. И послал Санту к Поэту. Бегом. Велел передать, чтоб он тоже бежал к Дине. Сам я пойти не мог, она меня не впустила бы. Поэт успел… И не успел. То есть она выпила эту отраву, но он подоспел раньше, чем… Чем стало поздно.

— То есть, фактически это ты ее спас?

— Скажешь тоже!.. Словом, с женщинами хуже. Но и мужчины… Они такого, как правило, не делают, но… Возьми Науро. Ты знаешь его историю?

— Знаю.

— Или Мастера. Его жена умерла совсем молодой, и он всю жизнь жил в тоске по тому, что она унесла с собой. И все-таки ни о чем не жалел. Считал, что лучше страдать, чем не познать этого вообще…

Маран снова задумался.

— А при чем тут дети? — спросил Дан. — Какое отношение гармония имеет к рождаемости? Пусть браков заключается меньше. Ну и что? На Земле теперь вообще почти никто не женится, но женщины все равно обзаводятся детьми. Если хотят.

— Это потому что земные мужчины безответственны, — сказал Маран с легким оттенком пренебрежения.

— В каком смысле?

— Прямом. Они не контролируют себя и походя делают детей, о существовании которых порой даже не знают.

— Не все. И не всегда.

— Но многие. И нередко.

— А что, на Торене такого не бывает?

— За всю Торену не поручусь, но в Бакнии не бывает.

— Но ведь и в Бакнии не все занимаются кевзэ, и, значит, есть такие, кто не умеет контролировать…

— Есть. Им приходится пользоваться малоприятными методами, похожими на ваши. Но они так же, как и прочие, понимают, что продолжение рода — дело серьезное.

— Ты хочешь сказать, что в Бакнии нет ни одного мужчины, который стал бы отцом случайного ребенка? — спросил Дан недоверчиво.

— Думаю, что нет.

— И ты уверен, что сам, при всех своих похождениях, ни разу ни с кем не допустил такой возможности?

— Конечно, уверен. За кого ты меня принимаешь? — Маран посмотрел на озадаченного Дана и улыбнулся. — Не удивляйся. Ты же понимаешь, при той свободе сексуальных отношений, которая культивировалась в Бакнии тысячелетиями, по ней могли бы бегать миллионы неизвестно чьих и мало кому нужных детей. Если б в противовес этой свободе не была выработана установка на ответственность, подкрепленная способностью к физиологическому самоконтролю… — Он замолчал, потом сказал совсем другим тоном. — Послушай, Дан. Насчет атласа. В нем даны не только планеты, но и расстояния, на которых они находятся от своих звезд. Мы ведь можем, исходя из светимости и прочих известных нам характеристик этих звезд, а также удаленности от них указанных в атласе планет, определить, на каких именно планетах температурный диапазон и спектр достигающего их поверхности излучения нам подходят?

— Можем, — сказал Дан, мало озадаченный поворотом разговора, он уже привык к манере Марана думать как бы в двух плоскостях. — Правда, есть и другие значимые факторы. Атмосфера…

— Атмосферу будем считать кислородной. И по прочим свойствам тоже типа нашей, вашей, палевианской.

— Палевианской? — удивился Дан.

— А что такого?

— Нет, ничего. Ты хочешь, чтобы я этим занялся?

— Не сейчас. Ты же в отпуске.

— По-моему, я слишком много отдыхаю. Я ведь на Торене, по сути, бездельничал. Начну завтра же… Да!.. — Он вынул оба конверта, которые, вернувшись в гостиную, машинально вложил в свой детектив. — Тебе.

— Мне? — Маран вскрыл письма, прочел и бросил на стол.

Дан молча наблюдал за ним, но почерпнул немного. Хотя лицо Марана давно уже не было таким неподвижным, как в былые времена, и Дан в полной мере осознал, что от природы тому свойственна мимика почти столь же живая, сколь сильные присущи чувства, но угадать, о чем Маран думает, он все равно не мог.