Снежный мост над пропастью. (Сборник)

Некоторое время мы молчали, и было слышно тяжелое дыхание кота.

— Обидно, — сказала наконец Нахалка. — Надо было взять летучую мышь. А что? Он бы ее свободно догнал! Как вы думаете, нужны народному хозяйству летучие коты?

Я заверила Нахалку, что народное хозяйство вполне обойдется без летучих котов. И без летучих собак тоже обойдется. Я была уверена, что Нахалка придет к мысли о собаках.

— Летучие собаки? — переспросила она задумчиво. — Вообще-то они бы здорово охраняли стада. Но лучше, чтобы эти… как их… сами летали. Тогда и охранять не придется, сами улетят.

— Кто?

— Бараны, — нетерпеливо сказала Нахалка. — Бараны, овцы… Будут летать на горные пастбища, вот здорово, а?

Тут только я поняла, что с Нахалкой нужно быть очень осторожной. Любую мысль она могла повернуть по-своему, и неизвестно, чем бы это все кончилось. Тщательно подбирая слова, я объяснила Нахалке, что отнюдь не случайно одни животные имеют крылья, а другие — нет. В сущности, здесь очень четко выражен принцип целесообразности: крылья полезны лишь в тех случаях, когда животное значительную часть времени проводит в воздухе. Иначе крылья будут только помехой, бесполезным грузом.

Нахалка молча упрятала кота в чемодан.

— Ты не унывай, — сказала я, когда она надевала свою кожанку.

Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом и рассеянно ответила:

— Да, конечно…

Через неделю в городской газете появилась заметка: “Могут ли курицы летать?” Автор заметки, кандидат биологических наук, писал, что на днях многие жители города наблюдали удивительное явление природы — курицу, которая долго летала на большой высоте. Раньше полагали, писал кандидат, что крылья куриц плохо приспособлены для полета, но, видимо, мы еще недостаточно изучили такое, казалось бы, известное существо, как курицу. Заканчивалась заметка так: “Нет сомнения, что наука со временем раскроет и эту загадку природы”.

Я не сомневалась, что никакой загадки природы тут нет и во всем виновата Нахалка. Впрочем, я тоже была виновата. Я сама сказала Нахалке, что крылья не должны быть бесполезным грузом. Может быть, это и натолкнуло ее на мысль о бесполезности куриных крыльев.

Я позвонила инженеру, к которому приходила с Нахалкой.

— Знаете, в этом что-то есть, — сказал он, выслушав мои сбивчивые объяснения. — Нет, в самом деле. Существует же бионика: техника копирует природу. Почему не быть, так сказать, обратной отрасли знания? Девчонку можно считать основоположником новой науки, занимающейся внедрением технических средств в природу. Судите сами, ведь коней, например, подковывают… Так вы говорите, летающие бараны? Не знаю, не знаю, но если взять зайца или тушканчика… Я сейчас прикину, сделаю вчерне небольшой расчетик…

На следующий день в газете появилась новая заметка. На этот раз под рубрикой “Происшествия”. В заметке меланхолически отмечалось, что лебеди, восемь лет благополучно содержавшиеся на прудах городского парка, внезапно поднялись в воздух и с огромной быстротой исчезли в неизвестном направлении.

Я перечитывала заметку, когда в коридоре раздался звонок. Это была Нахалка. Еще ни разу я не видела ее в таком превосходном настроении.

— Есть гениальная идея! — выпалила она с порога. Она была ужасно довольна собой, и ее нисколько не смутил мой мрачный вид. — Сейчас я вам все расскажу…

— Насчет курицы? — поинтересовалась я.

— Курица — это чепуха! — махнула рукой Нахалка. — Подумаешь, курица…

Тогда я спросила о лебедях. Нахалка нетерпеливо поморщилась.

— Лебеди — это тоже чепуха. Может, они решили большую часть времени проводить в воздухе… Вы же сами так говорили. Мы только удлинили им крылья. Подклеили перья. Чтобы крылья не были бесполезным грузом. Знаете, даже у голубей можно удлинять крылья. Для скорости. Но с рыбами будет интереснее.

— С рыбами? — переспросила я, пытаясь выиграть время.

— Ну да! Ведь их плавники тоже как крылья. Допустим, дельфин: представляете, как он здорово будет летать! Или меч-рыба… Она и так восемьдесят километров в час развивает. А если нацепить ей крылья… Вот скажите — нужны народному хозяйству летающие рыбы?..

Было мгновение: я почувствовала, что теряюсь и просто не знаю, что возразить. Нахальная девчонка, стоявшая передо мной, вдруг показалась мне самой фантастикой, живым воплощением фантастики. Воплощение было нетерпеливое, не желающее знать преград, с поцарапанным носом и острыми огоньками в глазах. Надо было что-то делать; я сослалась на эволюцию: крылья и плавники — результат долгого отбора, приведшего к наиболее целесообразным формам.

— Подумаешь, эволюция! — не дослушав, сказала Нахалка. — Так ведь эволюция не кончилась. Она идет дальше, только медленно. А почемунесчас? Ведь все можно сделать быстрее. Ну, подстегнуть эту эволюцию. Вы понимаете?

Я уже очень отчетливо представляла “подстегнутый” мир, в котором летучие коты преследовали летучих мышей, крылатые собаки гонялись за крылатыми зайцами, слоны на подводных крыльях обгоняли крылатых дельфинов, а рыбаки подвешивали сети к воздушным шарам… У меня мелькнула мысль, что я выпустила джинна из бутылки. Я почувствовала — вполне серьезно! — ответственность перед человечеством.

И тогда появилась спасительная идея. Это была удачная идея, а главное — очень своевременная. Еще немного — и ничто уже не остановило бы Нахалку.

— Подумаешь, крылья! — сказала я, старательно подделываясь под ее тон. — На крыльях всякий полетит. В конце концов старомодно летать на крыльях. Вот антигравитация — другое дело. Правда, кое-кто считает, что это дело далекого будущего. Но почему? Почемунесчас?..

Сейчас, когда я пишу эти строки, Нахалка сидит у окна, с ногами забравшись в кресло. Она читает “Физику для всех” Ландау и Китайгородского. Второй месяц она читает только физику. Никаких происшествий за это время не было. Она сидит, уткнувшись в книгу, грызет ногти и машинально наматывает волосы на палец. Все тихо и спокойно.

Пока тихо и пока спокойно.

АТТРАКЦИОН “ЗРИТЕЛЬНАЯ ТРУБА”

Бакинцы, бывавшие до войны в Нагорном парке, вероятно, помнят старика с телескопом. Я была тогда совсем девчонкой, но хорошо помню и старика, и телескоп, и косую надпись на жестяном плакатике:

АТТРАКЦИОН “ЗРИТЕЛЬНАЯ ТРУБА” — 30 КОП.

“Зрительная труба” стояла в самой высокой части Нагорного парка, на каменных плитах возле недостроенного бассейна. Сквозь щели между плитами пробивалась трава, и массивный деревянный штатив телескопа казался вросшим в землю.

Аттракцион “Зрительная труба” работал ежедневно, в любую погоду, с трех часов дня до поздней ночи. Если шел дождь, старик раскрывал большой черный зонт и придвигал свой стул вплотную к телескопу.

В обычные дни посетителей в парке было мало. Молодые, недавно посаженные деревья почти не давали тени, солнце плавило асфальт на пустынных аллеях. Старик привязывал ручку раскрытого зонтика к изогнутой спинке стула и вытаскивал из кармана книгу.

Он читал, а мы сидели на каменных ступеньках бассейна. Тридцать копеек — это было слишком дорого, и мы терпеливо ждали, когда старик отложит книгу, снимет очки, прищурится, оглядит нас и скажет: “Ну-с, молодые люди, вот вы и вы, пожалуйте к инструменту”.

Нас было много, человек двадцать, а старик подзывал двух–трех человек, да и то не каждый вечер. Мне не везло: меня он как-то не замечал. Может быть, он выбирал тех, кто постарше; я тогда училась в третьем классе.

По субботам и воскресеньям старику вообще было не до нас. У телескопа толпился народ. Ох эти счастливчики! Они получали билеты и могли смотреть на Луну, на Марс, куда угодно, до тех пор, пока пересыпался песок в больших песочных часах, по которым старик отмерял время. Случалось, что люди не смотрели на небо, а направляли телескоп вниз: там была танцплощадка. Тогда старик, покашливая, нетерпеливо встряхивал песочные часы и говорил скрипучим голосом: “Время истекает, освободите инструмент…”