Космический ключ

Окончив разговор, директор в волнении заходил по комнате.

– Вот наказанье, – пожаловался он. – С этим партизаном ни ночью, ни днем покоя нет. Вылетел сегодня с первым самолетом и пропал. Как сквозь землю провалился. А мне – отдувайся!

– Я больше вам не нужен? – осведомился Виктор.

– Нет, нет, занимайтесь своими... э-э... заградителями, – было видно, что неожиданный разговор выбил директора из колеи. – Завтра, как побываете в лаборатории, доложите мне – что и как.

В скверике перед институтом Виктор присел, чтобы собраться с мыслями. Как и большинство сотрудников, он искренне уважал директора за доступность, внимательность, простоту в обращении. Правда, кое-кто намекал, что у их руководителя, мягко говоря, маловато личных заслуг перед наукой, но даже самые злые недоброжелатели не отрицали готовности директора всегда поддерживать любую новаторскую идею, от кого бы она ни исходила... Так чем же объяснить тогда это явное предубеждение против профессора Боровика? Ведь «Космический ключ» сулил подлинную революцию в сельском хозяйстве. И потом, почему он так отзывается о профессоре в разговоре по телефону? Выходит, что Владимир Степанович, как мальчишка, в азарте мог позабыть о деле, о долге ученого... Но это ж неправда, явная неправда! Что-то случилось, не иначе. Но что? А вдруг что связано с Галочкой? Она сейчас тоже там, на юге...

Виктор вскочил. Нечего медлить, надо действовать! Не мог же профессор действительно провалиться сквозь землю. Десятки людей должны были видеть его в аэропорту, в самолете, на пересадке...

Выбежав на проспект, Виктор остановил такси.

– В аэропорт, – сказал он шоферу.

Погасив улыбку, директор проводил молодого инженера хмурым взглядом.

– Итак, – обернулся он к агрохимику. – Что там делается у нашего партизана? Как вас приняли?

– Вполне лояльно, – усмехнулся Пинчук. – Для них сейчас каждая голова и пара рук – находка. Штатами они у вас не избалованы.

– Еще бы! Это ж нахлебники для института, сущие нахлебники. Разрабатывают какие-то прожекты и хотят... хотят...

– Не волнуйся, папа, – вмешалась Альбина. – Послушай Аркадия, это интересно.

– Сейчас разрабатывается весьма перспективный проект, – хладнокровно продолжал Пинчук. – С помощью «Космического ключа» они рассчитывают превращать низинные болота в спелые торфяники.

– Знаю, фантастика, – отмахнулся директор. – Значит, до сих пор у них нет ничего такого... э-э... ощутимого.

– Проведены очень многообещающие опыты с люпином.

– Вот как? Да это ж травопольщики! Убежденные травопольщики! Я так и знал.

– Дело в том, – пояснил Пинчук, – что «ключ» пока воздействует на наиболее древние формы растительности...

– Вот, вот. Я и говорю – практически бесперспективно.

– А одним из наиболее древних злаков, – бесстрастно заключил Пинчук, – является кукуруза.

– Как? – встрепенулся директор. – Уж не хотите их вы сказать, что... э-э-э...

– Вот именно. Последние опыты с кукурузой также дали весьма обнадеживающие результаты.

– Но это... это...

– Это большой успех, – подсказал Пинчук.

– Хорошо, хорошо, мне надо подумать... Спасибо, вы можете идти.

Пинчук с сомнением посмотрел на своего руководителя.

– Поговори с ним, нельзя же так, – шепнул он Альбине и вышел.

Они осталась одни – отец и дочь. Несколько минут Альбина с любопытством наблюдала, как «предок» в волнении меряет крупными шагами кабинет. «Неужели я так же располнею к его годам?»

– Не смотри вниз, папа, – сказала она вслух.

Директор замер посреди кабинета.

– Что такое?

– Я говорю – не смотри вниз. Опасно, закружится голова.

– Ты всегда была вздорной девчонкой, – взорвался директор. – Да, да, вздорной любительницей хлестких фраз. И сейчас ты... э-э...

– Это не я, папа. Это Аркадий.

– Пинчук? – насторожился директор, предчувствуй подвох.

– Он сказал, что ты канатоходец... И что тебе нельзя смотреть туда... вниз. Что можно упасть.

Директор побагровел.

– Этот твой Аркадий – негодяй. И если только он на тебе не женится – выгоню. В три шеи выгоню. Прохвост!

– Прохвост, – охотно подтвердила Альбина. – Поэтому я так и тревожусь за тебя, папочка. Упадешь – свадьбы не будет.

Но директор уже думал о другом.

– Прохвост, прохвост. Но работник незаменимый. Талант. В каждом проекте прежде всех недостаток узрит. Крохотного пятнышка не пропустит. И уж если он у этого партизана ничего не вынюхал...

– Аркадий говорит, славы там хватит на всех. Почему бы тебе не поддержать их, па? На этом можно сыграть.

– Поддержать? Мне – травопольщиков? Ты с ума сошла.

Возмущение было столь искренним, что Альбина не удержалась от улыбки. Все диссертации отца как раз и были посвящены прославлению господствующей в те годы системы Вильямса. «Он взошел на травополье, как на дрожжах», – говорил Аркадий.

– Когда-то я училась на агронома, па, – скромно произнесла Альбина. – Люпин, мне кажется, не трава. Это ценное бобовое растение.

– Все равно, все равно. Не хватает, чтобы я сам способствовал успеху наглого выскочки. Доктор «гонорис кауза»!.. В конце концов, он может дотянуться и до этого кресла, – директор выразительно кивнул на обитую кожей спинку, гордо возвышавшуюся над огромным письменным столом. – Нет, нет и нет!.. И потом, есть же у меня ...э-э... принципы, как ты думаешь!

Альбина дипломатично промолчала. Выручил ее голос секретарши:

– Товарищ директор, у телефона вице-президент Академии наук.

С неожиданным для его тучного тела проворством директор подскочил к столу.

– Виктор Викентьевич, здравствуйте. Говорите из лаборатории профессора Боровика? А я как раз собирался к ним ехать. Да, да, разумеется, полностью в курсе. Все время в поле зрения держишь, подталкиваешь. Нельзя без этого, уж очень народец там... э-э... увлекающийся. Неплохо? И я говорю – неплохо. Однако руководство необходимо. Разбрасываются, фантазируют, забывают о нуждах дня сегодняшнего. А подтолкнешь – и недурная отдача. Вот, в частности, сейчас поставлены весьма многообещающие опыты с кукурузой и люпином. Вам уже все известно? Так, так, слушаю...

Альбина с интересом наблюдала, как постепенно, от ушей к носу, румянец заливает полное, белое лицо. Разговор явно приобретал неблагоприятный оборот. Переминаясь с ноги на ногу, изредка поддакивая и «хэкая» отец с трудом довел его до конца и, тяжело вздохнув, опустил трубку.

– Ну что? – нетерпеливо воскликнула Альбина.

Отец недоверчиво покосился на нее.

– Ничего особенного. Он, видите ли, считает, что этому выскочке следует оказывать большую поддержку.

Альбина фыркнула.

– А знаешь, – задумчиво протянул отец, – Аркадий твой был прав. Пожалуй, мы действительно здесь дали маху.

– Разве уже все потеряно?

– Потеряно? Кто сказал это? В конце концов, разве не в моем институте родилось это... э... замечательное открытие?

– Замечательное открытие?

– Ты ничего не понимаешь, дочка, – окончательно уже успокоившись, терпеливо начал объяснять отец. – В науке споры – явление обыденное. Говорят, из них-то она и рождается – эта самая истина. И если ты имеешь в виду мое отношение к профессору Боровику...

– Ведь ты его терпеть не можешь!

– Не отрицаю, нет. Вздорный человечек, самовлюбленный выскочка, мне лично он крайне непонятен. Пусть так... Но мы, ученые, умеем быть выше этого. Я говорю о личной приязни или неприязни. Что бы там ни говорили, я как директор неизменно его поддерживал. Фактически весь институт в той или иной степени работал на лабораторию Боровика. Да, да, весь коллектив. Тот же Ветров может подтвердить. Кстати, надо его срочно вызвать. Пинчука тоже.

– Ты молодец, папка, – одобрила Альбина. – Вот сейчас я узнаю тебя. Снова в форме.

Отец самодовольно улыбнулся:

– Не так-то просто покачнуть нас.

Вызвав секретаршу, он тут же распорядился срочно разыскать обоих сотрудников.

– И подготовьте для меня командировку в Москву и Джанабад, – добавил он. – Срок проставлю сам.