Пандемоний

— Вы, — отозвался я. — Вы сразу все поймете.

— Тогда в чем же дело? — вступил в разговор Лью. — Если вариант с добровольным подставным лицом сработает, это положит конец спору. Нам останется лишь обсудить, где отыскать замену.

— Мы не сможем, — отозвался я.

Лью откинулся на спинку кресла, явно пораженный моей интонацией.

— Хеллион вселяется только в детей, — пояснила ему Мариэтта О'Коннел. — Чаще всего в белокурых малышей, которые ростом всего по пояс родителям.

— Все ясно, — ограничил ответ этими двумя словами Лью.

По пути обратно в мотель мы с братом молчали. Лишь когда подрулили к стоянке, он промолвил:

— Похоже, здесь нам больше нечего ловить, верно?

Под словом «здесь» имелся в виду лес в глуши штата Нью-Йорк.

Мариэтта дала однозначно понять, что в ее глазах я мошенник, но даже если и не мошенник, в ее намерения не входило мне помогать. Никаких обрядов, никаких ритуалов, никаких заклинаний. Лишь переговоры и внушение и вероятность пожертвовать невинным ребенком ради моего блага.

— Поехали домой, — предложил я.

Лью слишком устал от вчерашней гонки и потому не был готов отправляться в обратный путь прямо сейчас. В общем, мы решили заночевать и выехать рано утром. Брат отправился в свой домик, я же зашагал к озеру, в надежде снова увидеть Шуга. Неподвижная водная гладь напоминала черное зеркало. Неожиданно на меня накатила смертельная усталость. Я ощутил разбитость во всем теле и боль в суставах. Хеллион упрямо бился изнутри в мои глазные яблоки, напоминая мне: «Я здесь. Я всегда с тобой».

Вечером мы подошли к конторке, чтобы проверить, нет ли посланий для нас, на случай, если Мариэтта О'Коннел вдруг пожелала оставить какое-нибудь заклинание из «Некрономикона». Луиза подсказала нам, как добраться до ближайшего ресторанчика.

Лью пожаловался, что в его комнате водятся мыши.

— В вашем домике не может быть мышей, — возразила Луиза. — Мыши водятся вокруг вашего домика.

Мы пообедали примерно в двадцати милях от мотеля в городке под названием Мерретт, в придорожной итальянской забегаловке на пять столиков. Один из них, с желтым пластиковым стулом, оставляли специально для Толстяка. Здесь все было привычно — чесночный хлеб намазан маслом, французский багет посыпан чесночной крошкой, кетчуп имел привычный красный цвет. Я был рад, что не испытываю голода. Из-за недосыпа и постоянного беспокойства у меня что-то было неладно с желудком. После моей встречи с Мариэттой демон находился в постоянном движении. Мне страшно хотелось удариться лбом о столешницу.

Лью забрал у меня тарелку и прикончил мою порцию лазаньи — как когда-то в детстве.

— Знаешь, что я в тот день увидел в подвале? — спросил я.

— Комиксы про Человека-Радара?

— Почти угадал. Их тоже. Я открыл правила Жизни и Смерти.

— Понятно, — ответил Лью. — Циклоп впала в истерику.

— Я думал вот о чем: для морского боя можно использовать океаны на игровой доске «Риска».

Эта идея сформировалась в моем сознании несколько недель назад, когда я сутки напролет разглядывал потолок палаты в психиатрической клинике.

Не переставая жевать, Лью кивнул.

— Приходится придумывать, как прятать корабли. Можно на поверхности океана нарисовать решетку, и все равно, чтобы не сбиться со счета, нужно использовать игральные доски для морского боя.

— Но корабли должны быть в состоянии перебрасывать десант и обстреливать разные страны.

— Да, верно.

Мы снова развернулись в сторону Гармония-Лейк. За рулем сидел Лью. Несмотря на то, что демон все не унимался, я поймал себя на том, что клюю носом, время от времени рывками пробуждаясь от сна. Я намеревался не спать до момента излечения, однако это мне не удавалось. Я не мог позволить себе погрузиться в сон, во всяком случае здесь, в машине. Иначе ночью мне придется привязать себя к кровати. Придется заклеить липкой лентой рот, чтобы помешать крикам Хеллиона. И так каждую ночь до конца жизни.

При свете приборной доски мы с Лью отыскали ключ и прикованную к нему деревянную «грушу». Брат сообщил, что хочет зайти в главный корпус и позвонить Амре.

— Передавай ей привет и поцелуй от меня! — произнес я. — Скажи, мне очень жаль, что я похитил ее мужа.

По гравийной дорожке я зашагал к своему домику. Каждый шаг сопровождался ударом демона в черепную коробку. Вдали громыхнул гром. Со стороны озера потянуло холодком. Нащупав ногой в темноте ступеньки крыльца, я стал подниматься к двери. Беззвучно сверкнула молния, на мгновение осветив силуэты деревьев и затянутое облаками небо.

К двери была пришпилена рыбина. Узкая, около фута в длину, с мордой аллигатора. Только что выловленная. Я удивленно разглядывал ее, думая о том, что рыбина, наверное, грезится мне. Тем не менее я разглядел ее довольно хорошо, практически во всех деталях, несмотря на темноту. Из белого рыбьего брюшка торчали два шипа, точнее, щупальца кальмара. Крови почти не видно. В новой вспышке молнии я разглядел под местами проколов две темные дорожки, похожие на потеки косметической туши. Грянул гром, на сей раз ближе и раскатистее.

Отлично. На моей двери рыба.

Я слегка откинул голову назад, вставил в скважину ключ, повернул его и открыл дверь. Щелкнув выключателем, зажег свет. Комната была пуста. Единственное место, где мог кто-то спрятаться, было под двуспальной кроватью. Я опустился на колени и приподнял матрац. Пыль и темнота.

Я поднялся и медленно закрыл дверь, старясь сделать это как можно осторожнее, чтобы рыба не упала. Я был не до конца уверен в том, нужна ли она на моей двери, но точно знал, что не хочу, чтобы она лежала на моем крыльце подобно банановой кожуре.

Я сел на кровать, подтащил ближе дорожную сумку и, покопавшись в одежде, извлек цепи и замки, которые положил рядом с собой. Наткнувшись, наконец, на промасленный сверток, положил его себе на колени и бережно, как ребенка, развернул.

Начищенный до блеска пистолет, коробка с патронами. Я взял ее в руки и открыл. Патроны казались новенькими, как будто только что с оружейной фабрики. Сколько же им лет? Десять? Двадцать? Я не помнил, чтобы отец при мне стрелял из пистолета. Вполне возможно, что порох успел прийти в негодность, разложиться. Как знать, может, пистолет разорвет при первом же выстреле?

Сначала мне все никак не удавалось извлечь обойму, но вскоре я нашел защелку и нажал на нее. Обойма была пуста.

Я вытащил патрон из коробки, вставил его в магазин и вдавил внутрь. За ним последовал еще один, затем третий и четвертый. Хотелось надеяться, что этого никто не заметил. Может быть, лишь одному мне удастся изгнать демона. Может быть, ему как раз и нужно, чтобы я, так сказать, открыл для него двери. А если мой разум прекратит функционировать прежде, чем они распахнутся, то ему не удастся вернуться обратно. Возможно, он покончит со мной. Это будет нечто, не правда ли? Я стану первым в мире человеком, уничтожившим демона.

Я вставил в обойму восьмой патрон и вернул ее на прежнее место. Щелчок, с которым она вошла в рукоятку, пробудил Хеллиона. Я закрыл глаза и стал ждать, когда он снова успокоится.

По крыше застучали капли дождя.

Я сжал рукоятку пистолета, поднял его и прижал дуло к губам. Ствол подрагивал, и мне пришлось свободной рукой придать ему устойчивость. Я немного приоткрыл рот, и мушка уперлась мне в верхнюю губу. Затем раскрыл рот шире, и сталь ствола скользнула между зубов. Я тяжело дышал, запах ружейной смазки и металла бил в нос.

Дело простое. Нужно лишь слегка нажать на спусковой крючок.

Я подумал о брате. Он сильно расстроится. Ему придется позвонить матери, попытаться все ей объяснить. Я не мог сейчас думать о ней.

Я вытащил пистолет изо рта, вытер ладонью губы. Глаза были мокры от слез, так что я их тоже вытер. Затем поднял руку с пистолетом и прижал ствол к виску.

Вдох. Выдох. Нажимай!

Черт, что же я делаю? Я уронил руку с пистолетом на колени. Не хватает мужества подойти к краю утеса и броситься вниз. Я парализован, не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Я слишком привязан к привычке дышать и потому не способен уничтожить иррациональную веру в то, что должен быть какой-нибудь другой выход.