Хищность

— Элена, ты не сможешь привязать хищника к себе! Однажды он уже отказался от тебя…

Жестом руки я прервала подругу. Да, я и сама думала о том, что Димитрий может снова причинить мне боль. Он всегда делал это. Но я не могла оторваться от него. Просто не могла.

Хотя было и еще кое-что…

— Я чувствую, что обязана сделать это. Чувствую, что это задание — нечто судьбоносное и невероятно важное для меня. Для всех нас! Что-то внутри меня кричит: «иди с ними!» И во что бы то ни стало, я выполню поручение Верена!

— Может быть, это как-то связано с нападениями на селения вегов? — в голосе Лючии я услышала горечь, море горечи и страдания. — Я не хотела тревожить тебя, но теперь, вернувшись в их мир, ты всё равно узнаешь…

Мое сердце остановилось, а потом забилось с удвоенной силой.

— Узнаю что?

— За тот год, который мы провели здесь, большая половина селений наших сородичей была уничтожена, — голос Лючии сорвался, было видно, что женщина едва сдерживает подступившие рыдания.

— И твое тоже, — заключила я, протягивая старшей подруге руку.

Она едва-заметно кивнула и сжала мои онемевшие пальцы.

— Все хорошо, Элена. Это случилось почти сразу после нашего отъезда. Я стараюсь найти успокоение. Как и учат нас наши Боги…

«Все, что происходит, во благо. Смирись и прости. Так суждено. На то воля Всевышнего». Я вспомнила слова молитвы белой церкви и опустила взгляд. Я жаждала мести. Я желала правосудия. Ответственные за нападения должны понести наказание! И уже не столь важным для меня стало исполнение поручения нашего лидера.

— Мне кажется, нападения взаимосвязаны, — несмело высказала наши общие опасения Лючия.

Я поджала губы и кивнула.

— Я сделаю, что смогу, дорогая! Позаботься об Арии.

Женщина крепко обняла меня, а я поцеловала малышку и вышла. Вопреки обыкновению, доченька громко заплакала, наверное, чувствуя, что на этот раз мама покидает ее надолго. А быть может и…

Я отогнала от себя ненужные мысли и уверенно двинулась к палатке Верена. Я сделаю то, что должна — найду повинных в гибели моих близких, друзей, — всех беззащитных вегов! И Димитрий с Романом мне в этом помогут. А Анна… Я не позволю ни ей, ни моей неприязни к жене Романа помешать этой чертовски важной миссии. Я не допущу других нападений! Однажды Димитрий пообещал помочь мне! Я заставлю его сдержать слово, и вместе мы защитим оставшихся вегов. Чего бы нам это ни стоило!

— Зачем ты сказал ей? — резкий голос Верена заставил меня вздрогнуть на пороге его палатки, самой большой в лагере.

Роман и Анна бросили в мою сторону недоуменные взгляды, и на их лицах отразилось изумление.

— Я этого не делал.

Роман напряженно вглядывался мне за спину, и я догадалась, что там появился последний участник этого рискового предприятия.

— Димитрий. Я жду объяснений.

— Я иду с ними, — я встала рядом с Анной и Романом. — Вы много говорили о шестом чувстве, интуиции и предназначении. Я знаю, что должна быть здесь. Это моя судьба.

Димитрий встал рядом со мной и положил ладонь мне на плечо.

— Элена достойна узнать правду. И она сможет сделать это.

«Это?»

Верен смотрел на меня так странно, с жалостью и выражением сочувствия.

— Элена, ты не идешь на задание.

— Почему? Вчера я доказала, что способна постоять за себя! — я едва сдерживала кипевшую внутри себя ярость.

— Возвращайся к дочери. Разговор окончен.

Я подошла к сидевшему за пластиковым столом Верену и отшвырнула его в сторону. Конечно, стол.

— Ничего не окончено! Я должна поехать в город хищников! Я знаю про нападения на деревни вегов! Скоро их совсем не останется. Не останется НАС! — я кричала, а из глаз брызнули… Нет, не слезы. Из глаз летели самые настоящие искры. — Я знаю, Вы считаете меня хуже, потому что я вега. Вы думаете, что я слабая, беспомощная. Не смотря на мою победу в состязаниях, Вы, тот, кто заявляет, что не делает различия между хищниками и вегетарианцами, пренебрегаете мной потому лишь, что я одна из них. Не такая как вы все!

Я бросала гневные взгляды на Романа, внутри себя считая, что он предал меня.

— Ты не права, Элена. Я бы позволил тебе пойти на задание, если бы у тебя не было ребенка. Ты молодая мать. Твой долг — позаботиться о дочери и…

— Я делаю это ради Арии! Ради моих родителей и всех тех, кто погиб в моем селении! Я отомщу! Я…

Верен сурово качал головой. Он был непреклонен.

— Отлично. Тогда я пойду одна.

Я выбежала из его палатки и бросилась в сторону проселочной дороги. Вернулась бы я в город хищников в одиночестве? Да. Но через несколько минут я услышала знакомый рев красного байка, а за ним и желтого, которым управлял Роман, а к нему, в свою очередь, дерзко прижимались Анна.

Димитрий подхватил меня, и мы помчали по проселочной дороге, время от времени подпрыгивая на ухабах и придорожных кочках. Только спустя несколько часов во время одной из остановок на пути в город хищников Димитрий рассказал мне о реакции Верена на мой протест. Учитель гордо изрек: «Она готова», — и давая последние наставления, несколько раз употреблял выражения «вы четверо», или «обе женщины», что значило, что все его поручения касались и меня.

Что я чувствовала по отношению к Димитрию? Я выгоняла из себя все чувства. Я больше не была юной невинной девушкой, которая когда-то, годы назад, находила восхитительной бешеную пульсацию крови от близости хищника и рёва его байка. Я не была и его сломленной женщиной, чьим наркотиком, жутким и рвущим на части, являлся он сам. Эмоции умерли. И я полагала, что воскреснуть им не суждено никогда. Было какое-то равнодушие, апатия. Я прекрасно понимала, что жизнь моя может прерваться в любой момент. Но я нисколечко не волновалась. Я, как робот, делала то, что считала нужным и правильным. И только.

Димитрий никогда не говорил о его чувствах той наивной девочке. Он доламывал меня, жестоко убивая мою суть. А теперь вот сказал, прошлой ночью. Слишком поздно. И зачем теперь это? Но я только удивилась. Удивилась и только. Может быть, я стала хищницей? Может быть, то живое, что осталось внутри меня, переродилась, и каким-то непонятным мне образом пробралось из крови моей дочери в нутро меня и изменило все?

Мы сняли две дешевых комнаты в мотеле на окраине пригорода.

— Эй, подруга, иди сюда, — Анна оперлась о косяк и, скрестив руки, указательным пальцем подозвала мне к себе.

— Что надо? — мой хриплый голос прозвучал враждебно, вызвав одну лишь ее усмешку.

Она показала банку с черной жидкостью и кисть.

Я прицокнула языком и вошла в их с Романом комнате, а парни сухо бросили:

— Мы в бар.

Отлично. Они предпочли оставить нас с Анной наедине. И напиться. Как типично для Димитрия. Как необычно для Романа. Хищник ломает все, к чему прикасается.

В отличие от меня, тела Димитрия и Анны были сплошь покрыты татуировками. Роман, так же, как и я, годами ранее очистил свою плоть. Но не она. Видимо, Анна считала татуировки частью ее самой.

— Забавно. Твой муж заставил меня стереть тату. А ты рисуешь их снова.

Не стоило мне злить девчонку прежде, чем она сделала бы свое дело. Зеленые глаза зловеще сверкнули. На мгновение мне показалось, что она вот-вот запустит в меня банкой с краской. Хищница сдержалась и взяла себя в руки. Я стянула майку и завалилась на широкую кровать.

— Что тебе рисовать? — сквозь зубы спросила Анна.

Что мне рисовать? Испытывала ли я омерзение от татуировок, как в далеком детстве, или возбуждение и интерес, как в то время, когда жила с Димитрием? Мне просто было наплевать.

— Рисуй что хочешь.

Я чувствовала, как холодная влажная кисть касается моей кожи. Как там я говорила прежде? Умопомрачительная зябкая ласка… Я хохотнула, и кисть дрогнула. Это была просто какая-то дрянь, в которой пачкалась моя кожа.

Что будет, если Анна изобразит что-то уродливое? Потеряю ли я интерес и внимание Димитрий? И снова апатия. Она накрыла. Тогда я и поняла, что чувствую себя преданной всеми, Романом, Димитрием, чувствую, что больше не доверяю никому. И так стало хорошо и свободно. И появилось понимание, что никто и никогда больше не сможет причинить мне боль. Никто не сможет, если никому не доверять. Если никого не любить.