Шайтан-звезда (Часть 2)

- А он? - не унимался мадший.

- А он проскакал еще одну милю и утомился. И он сказал ей, что лучше бы им расстаться до ночи, потому что сейчас все проснутся, ведь уже рассвело и пора к молитве...

- А она?

- Она? Она снова заснула - и это мне кажется очень странным, Готье, как и все, что было потом. Понимаешь, Ангерран врет - и это всем ясно. Он клянется, что ночью к нему пришла девица Элинор, с которой он давно сговорился пожениться. А когда он утром так заорал, будто напали сарацины, и все вбежали туда, и я тоже, то меня вытолкали!

- А потом?

- Потом он рассказывал, что под покрывалом оказалось чудовище с клювом, как у орла, и волосами, как змеи, с клыками и с когтями, покрытое чешуей, а на задних лапах были копыта, и еще раздвоенный хвост, и пасть, как у лягушки, и уши, как у осла! .. - увлеченно рассказывал старший, к великому изумлению Хайсагура.

- Почему же это чудовище не убили и не сожгли? - чуть ли не дрожа, спросил младший.

- Я не знаю, клянусь всеми святыми! Его почему-то завернули в плащи, вынесли и унесли в покои госпожи. Ты же знаешь, она любит всякие странные вещи.

- Разве оно не сопротивлялось?

- В том-то и дело, что не сопротивлялось!

Гуль усмехнулся - один из собеседников безудержно сочинял, а второй радовался этому вранью, как сказке.

Он подошел к дверям и ударил дверным кольцом. Звук был сильный и гулкий. Но никто не вышел, не осведомился о посетителе и не пригласил в дом, хотя обычно для этой надобности у цирюльников даже сидят у входа на скамейках невольники. Хайсагур ударил еще раз - и с тем же успехом.

Старший из мужчин оставил коня своему товарищу и подошел к гулю.

- О человек, там наша госпожа, - сказал он на языке арабов. - Она там давно. Не беспокой.

- Добрый день тебе, о воин, - отвечал на языке франков Хайсагур. - Мне нужен не сам цирюльник Абд-Аллах Молчальник, а его ученик Хусейн или даже их черная рабыня Суада. Меня послала женщина по имени Шамса, мать Хусейна, и твоя госпожа не потерпит ущерба от моего прихода.

Он ударил кольцом в третий раз. Никто не отозвался.

- Давно ли твоя госпожа вошла туда? - спросил Хайсагур.

- Давно, друг мой, мы все уже успели проголодаться, дожидаясь ее! незнакомец сразу пожаловал гуля в друзья, но тот не удивился - у франков это было общепринятым обращением, и даже король, подавая милостыню нищему, мог назвать его своим другом.

- Что же она не отпустила вас, назначив вам время прихода? - удивился гуль. - Это было бы разумно.

- А когда женщины что-то делают разумно? С ней стряслась некая беда... мужчина помолчал и вздохнул. - Она нуждалась в совете мудреца и мага - а как раз вышло, что она именно этого мудреца разыскивала по всем Святым Землям, и выяснила, что он сейчас в Эдессе, в доме цирюльника, и понеслась в Эдессу, взяв нас с собой! Тут с ней и стряслась беда... А все потому, что она бродила по всяким лавкам, и покупала сарацинские вещи, и совала нос в колдовские дела! Если бы она не была теткой моего сюзерена, ее заточили бы в монастырь и заставили смирять дух покаянием!

Хайсагур покачал головой и развел руками, как если бы полностью соглашался с собеседником и сочувствовал ему. Затем он взялся за кольцо и ударил в четвертый раз.

- Даже если эта скверная Суада оглохла, то мог услышать Хусейн и послать ее к дверям, - пробормотал он на языке франков, ибо имел способность, начиная речь на каком-то языке, переходить на него полностью. - Похоже, друг мой, что и в этом доме стряслась беда.

- Если мы попытаемся выбить двери, сбегутся сарацины - и у нас будут неприятности, - сразу же сообразил франк. - Ведь нас - четверо, ты пятый, а их тут - много сотен.

- Незачем выбивать двери, - сказал Хайсагур. - Я умею лазить по стенам, и если ты позволишь, я заберусь на стену с седла твоей лошади и выясню, в чем тут дело.

- По улице ходят люди, - возразил франк.

- Я проделаю это очень быстро, - пообещал Хайсагур.

И он действительно одолел стену за те короткие мгновения, пока одни прохожие миновали дом цирюльника, а другие еще не показались из-за угла.

Абд-Аллах поселился в рабате - так что кривые улицы способствовали затее Хайсагура, да и высокий франкский конь с седлом, подобным царскому престолу, облегчил его задачу. Гуль соскочил во двор и убедился, что там никого нет. Тогда он вошел в проход, ведущий к воротам, и отодвинул засов.

- Входите, друзья мои, - негромко позвал он. - Я был прав - тут случилось что-то странное. Но не пускайте мальчиков - пусть сторожат снаружи.

Он вошел в дом первым и увидел неподалеку от порога тело черной рабыни. Быстро склонившись и прикоснувшись к ее лицу, гуль понял, что женщина мертва.

- О Абд-Аллах, о Молчальник, где ты, ради Аллаха, отзовись! - позвал он на языке арабов. - Мы не причиним тебе вреда!

Если Абд-Аллах и был в этом доме, то он затаился и молчал.

- О Хусейн, о дитя! - позвал Хайсагур во второй раз. - Меня прислала твоя мать! Она зовет тебя! Где ты, о Хусейн?

Но и Хусейн не откликнулся.

Тем временем вошли двое франков.

- Где наша госпожа? - спросил младший.

- Я не вижу никакой госпожи, - Хайсагур обвел взглядом немалое помещение, где цирюльник принимал посетителей, увидел нечто, смутившее его, но не подал виду, и обратился к франкам:

- Судя по всему, в этом доме жила лишь одна женщина - и вот она лежит мертвая у входа. Вы можете обойти весь дом, не опасаясь, что нарушите неприкосновенность харима, и поискать свою госпожу. Возможно, она нуждается в помощи.

- Пойдем поищем, - согласился младший. - Хотя если здешние дьяволы унесли ее, я не удивлюсь. Она давно к этому стремилась... Где бы тут могла быть лестница наверх?

Хайсагур показал - и, стоило этим двум уйти, поспешил к столику, на котором громоздились предметы, наводящие на мысли о магии - позеленевшие сосуды, свитки белого исписанного шелка, круги из красного карнеола и тому подобные принадлежности ремесла магов.

За столом, незаметная для человека среднего роста, но отлично видная от входа Хайсагуру, была продолговатая куча то ли подушек, то ли одеял, а на кучу наброшена мантия явно франкского происхождения - с меховой оторочкой. Очень не понравились гулю ее очертания - и он приподнял край мантии, и сразу же уронил его, и застыл в задумчивости.