Иной мир

Врачи прописали Массиму лечение таблетками. От них было немного пользы, если одновременно не делались гимнастические упражнения. Но прежде всего всем четырем требовалась моральная поддержка. Через несколько часов на связь вышел ЦУП. Речь шла о том, с каким интересом следили за их полетом на Земле и какую ответственность они на себя взяли. Они слышали эти слова в контрольной рубке, лишь Массиму лежал в своей каюте; но он мог тоже слушать передачу через динамики.

— В ваших руках судьба команды «Дарвина», — сказал говорящий, — вы почти рядом с ними, «Дарвин» движется вам навстречу. Вы спасете их, если вы будете помнить о ваших задачах и будете следовать всем распоряжениям.

Он назвал каждого в отдельности по имени и напомнил личные воспоминания из общего времени подготовки. Затем на связь вышел доктор Коупер, и он тоже апеллировал на их мужестве и их совести и особенно призывал Джефсона на то, чтобы он показал пример.

В первый момент эти слова не возымели никакого эффекта.

— «Дарвин» движется нам на встречу, мы рядом с ними — вы это слышали?

Джефсон взял Седрика за руку.

— Скоро все закончится, Седрик. И тогда мы вернемся домой. Обратный полет продлится не так долго.

— Если они движутся нам на встречу, — сказал Седрик, — тогда мы должны их слышать. Они же подают сигналы.

Он подошел к приемнику, повращал тонкую настройку, но было слышно лишь шипение.

— Убери от него руки, — призвал его к порядку Дамар, — аппарат настроен, и если они отправляют сигналы, мы их услышим. Позаботимся лучше о Массиму, ему нужны его таблетки.

Массиму спал. Он ничего не понял из передачи. Они заставляли его принимать таблетки и запивать их небольшим количеством воды, массировали его, а затем сами шли на экспандеры. Через двадцать четыре часа предостережения снова не помогали. Призрак продолжительного кризиса бродил по борту. Ощущение, что они затерялись в пространстве и времени, все больше вызывало в глубокое убеждение. Хоть их часы и календарь показывали день и час, но это были земные даты, которые больше не умещались в их сознании. В бесконечности пространства один час был похож на другой. Седрик постоянно пытался нащупать что-нибудь приемником — от «Дарвина» не исходило никаких признаков жизни.

Ученые в центре управления знали, что против этого кризиса не было надежного средства. Когда через несколько дней отключится постоянная работа двигателей «Кеплера», корпус откроется и три спицы приведутся в движения. Действующая в кабинах центробежная сила затем вернет им частично силу тяжести. Организм работал бы лучше; это придало бы им больше уверенности в себе. До этого момента всех четверку необходимо было то и дело призывать к спокойствию и ободрять. С центра беспрестанно поступали запросы, запрашивались отчеты и передавались сообщения о новейших событиях на Земле. Наконец, они получили сообщение, которое привело в радостное волнение прежде всего Джефсона и Седрика: все четверо могли поговорить со своими близкими родственниками или друзьями.

Это предстоящее событие дало толчок даже Массиму. Лечение таблетками подействовало благотворно, он чувствовал себя посвежевшим, спал не так часто и уже то и дело вылезал на несколько минут к ним в сад. После этого сообщения он упорно висел на экспандерах и развивал мускулатуру рук и живота. Джефсон еще раз попытался привести в порядок дисплей, но принимаемое изображение оставалось размытым.

— Это ничего, — сказал он, будучи в хорошем настроении, — когда моя жена будет говорить, я прикреплю ее фотографию к динамику — это хотя бы наполовину телевизионный прием.

Он уже часто показывал фотографии своей семьи и своего домика, сейчас он снова вынул их и сообщил тысячу подробностей относительно них. Массиму тоже пустил по рукам свои фотографии, и, наконец, Седрик вынул фотографию Нанги. Дамар покинул лабораторию. Он якобы хотел записать данные измерений, но он забрался в свою кабину и зарылся в лежанку. Для этого своеобразного, сбитого с толку страстью человека предстоящая связь с Землей не была поводом для радости. Он будет говорить со своим братом. Но единственный человек, который действительно был близок ему и которого он не мог забыть даже в этом бесконечном полете, оставался для него недоступным. Дамар хранил свою тайну; он не испытывал чувства зла по отношению к Седрику и не испытывал чувство триумфа, когда ему удалось его безответственное и непонятное намерение разлучить обоих. В нем было лишь чувство удовлетворения, потому что здесь, в этой бесконечности, она принадлежала ему так же, как и Седрику. Нанга стала его вторым «Я». При мысли о предстоящем разговоре он с горечью осознал, что Седрик оставался связанным с ней даже через это невероятное расстояние.

Он слышал, как Седрик говорил о ней. Ему пришлось выслушать всю историю от пражской конференции и озера Нясиярви. За этим последовали события, о которых он не знал, намеки относительно прогулок в Синтанге, слова, которые разогрели фантазию Дамара. Впервые его оставили спокойствие и задумчивость. Он вылез из каюты и забрался наверх в сад.

— Прекрати же наконец свою дурацкую болтовню! — накричал он на Седрика. — Тебе здесь не кафе звездного городка. Уже несколько дней на тебя больше нельзя положиться.

Седрик удивленно посмотрел на него.

— Ты что, спятил?

— Ступай в свою каюту и займись гимнастикой. По завершению я хочу получить отчет о кислородном обмене.

— Ты мог бы сказать это и поспокойнее, — сказал Джефсон.

— Всему есть свои границы, — ответил Дамар. — Я уверен, что регенерация воздуха не функционирует нормально уже несколько недель. Поэтому и заболел Массиму — я не хочу тоже слечь.

У Дамара были полномочия, и они должны были подчиняться. Но вспышка его гнева была столь неожиданна, что они сначала подумали, что он не в себе.

— Это начинается с головы, — пробормотал Седрик и вылез.

— Почему ты так обругал его? — спросил Джефсон. — Тебе вдруг ударила в голову твоя новая должность?

— Оставь меня в покое, — ответил Дамар и снова полез в свою кабину.

Никто не принимал всерьез странное поведение Дамара, и меньше всех Седрик, который был весь в предстоящем разговоре с Нангой. Если не считать расстройство Дамара, всех окрылило сообщение из центра управления. Их мысли стали ближе к Земле; так в этом приподнятом настроении одновременно крылась опасность, что теперь усилится и тоска по дому. В центре знали об этих трудностях, но они были не таким уж большим злом. Не было никакой другой возможности спасти команду «Чарльза Дарвина». В случае провала все четверо сами были бы предоставлены неопределенной судьбе.

Они могли почувствовать, как о них заботились на Земле и как все были им близки. Но разговор показывал им расстояние, которое отделяло их от близких яснее всех измерительных приборов. Расстояние давно было уже слишком большим для прямого общения. Три минуты и семь секунд требовалось произнесенному слову, чтобы долететь от корабля до станции — и наоборот. На вопросы нельзя было дать прямой ответы. Они должны были произносить заранее подготовленный текст и ждать. В распоряжении каждого для этого неуклюжего общения было тридцать минут. Джефсон вошел в контрольную рубку первым. Камеры на их борту были включены, в ЦУПе могли принимать безупречную картинку с «Кеплера». Они же сами должны были довольствоваться силуэтами, которые вырисовывались на их крошечном экране. Джефсон слушал голос своей жены через наушники. Он иногда смеялся и в промежутках бормотал замечания, не думая о том, что его улыбка и его слова долетят до центра совершенно бессвязно через три минуты. Несмотря на то, что на экране можно было различить лишь слабые очертания, он не сводил взгляда с темного пятна, и то, что было недоступно взгляду остальных, наблюдавших за ним, дополняла его фантазия. Затем он прочел текст, который приготовил заранее, дополнил его ответами и вопросами и передал приветы друзьям и знакомым. В центре управления и на борту разговор записывался на пленку.