Хроники Кадуола

Селиус был явно подавлен: «Мне кажется, это бессмысленное занятие — особенно в том случае, если пакет, который вы ищете, безвозвратно потерян».

«Придется рискнуть, — пожал плечами Бодвин Вук. — Начнем же этот поиск немедленно, нет никаких оснований для потери времени!»

В лаборатории бюро расследований два специалиста сначала ввели Селиусу обезболивающие препараты, а потом подсоединили электродами к его центральной нервной системе чрезвычайно деликатные приборы. Аналитическая вычислительная машина начала обработку информации. В конечном счете удалось выделить эпизод, служивший предметом расследования, сфокусироваться на нем и изучить его.

Факты соответствовали утверждениям Селиуса, но полученные данные отличались гораздо большей подробностью. Они позволили выявить, в частности, пугающее отсутствие каких-либо эмоций, связанных с убийством.

В числе деталей, зарегистрированных компьютером, было ироническое замечание Намура, сопряженное с именем и взглядом через плечо.

Изображение фигуры, стоявшей за спиной Намура, было четким; имя поддавалось безошибочному определению.

От Селиуса больше ничего не требовалось, и его сознание было восстановлено. Два констебля из бюро расследований отвели его в старую тюрьму за мостом через реку Уонн, где ему следовало ожидать окончательного приговора в компании Кеттерлайна.

Шард и Бодвин Вук совещались в кабинете директора бюро расследований. Хильда подала им чай и печенье.

«Наконец, — сказал Бодвин Вук, — мы раскрыли эту тайну».

«Двадцать лет она лежала камнем на моей груди».

«А теперь что вы будете делать? Это зависит только от вас».

«Доведу дело до конца — другого выхода нет».

Бодвин тяжело вздохнул: «Пожалуй, что так. А Глоуэн — как насчет него?»

«Он должен знать, как утонула его мать. Позовите его, и мы сразу поставим его перед фактами».

«Как знаете», — Бодвин Вук наклонился к микрофону и дал указания. Прошло десять минут — на станции Араминта уже сгущались сумерки. Глоуэн приоткрыл дверь. Взглянув на отца и суперинтенданта, он зашел в кабинет и, после приглашения Бодвина, сел на стул.

Сухим официальным тоном, выражаясь предельно лаконично, Бодвин Вук изложил сведения, полученные с помощью Селиуса и Кеттерлайна. Закончив, Бодвин откинулся на спинку кресла.

Глоуэн взглянул на отца: «И что мы теперь будем делать?»

«Продолжим расследование утром».

5

На рассвете с моря обрушился ливень, скоро умчавшийся в холмы на запад. Через два часа солнце выглянуло в разрыв между облаками, и вся станция Араминта, казалось, воссияла.

К пансиону Клаттоков приближались шесть человек. Они зашли в вестибюль; Шард Клатток поговорил со швейцаром. Он услышал то, что хотел услышать. Все шестеро — Шард, Глоуэн, Бодвин Вук, пара сержантов из бюро расследований и надзирательница женского отделения местной тюрьмы — поднялись по лестнице на второй этаж. Они промаршировали по коридору и остановились перед дверью, ведущей в апартаменты Спанчетты. Шард нажал кнопку звонка. Наступила длинная пауза — Спанчетта, по-видимому, изучала непрошеных посетителей на экране своей охранной системы.

Дверь не открывалась — сегодня утром Спанчетта решила не принимать гостей. Правила вежливости требовали, чтобы незваные посетители удалились, истолковывая неприветливость Спанчетты так, как им заблагорассудится. Шард, однако, нажал кнопку звонка во второй и в третий раз.

Наконец из громкоговорителя донесся раздраженный голос Спанчетты: «Сегодня утром я не принимаю. Приходите в другой раз, но не сегодня и не завтра».

Шард проговорил в микрофон: «Открой дверь, Спанчетта. Мы здесь по официальному делу и не нуждаемся в приглашении».

«Что вам нужно?»

«Нам необходимо проконсультироваться с тобой по важному вопросу».

«У меня нет настроения кого-нибудь консультировать — честно говоря, сегодня я не слишком хорошо себя чувствую. Вам придется вернуться через пару дней».

«Это невозможно — мы обязаны с тобой поговорить. Открывай, или нам придется послать за запасным ключом к швейцару».

Прошла еще минута, после чего дверь распахнулась, открыв взору стоящих в коридоре величественную фигуру Спанчетты в длинном платье из вишневого вельвета с черным, расшитым бриллиантовыми кружевами жилетом; на ногах у нее были непропорционально маленькие заостренные тапочки, подобающие скорее танцовщице, нежели такой матроне. Ее блестящие черные волосы, как всегда, были завиты кудряшками и громоздились над широким белым лбом пирамидой невероятных размеров. Объем ее груди внушал почтение; ее бедра подавляли воображение. Как всегда, Спанчетта казалась заряженной некой жизненной силой — тяжеловесной, грубой, полнокровной. Она сердито отступила, когда Шард широко раскрыл дверь и вошел в роскошную мраморную приемную.

Спанчетта воскликнула жгучим контральто: «Какое хулиганство! Но опять же — ты никогда не умел себя вести. Ты — стыд и позор дома Клаттоков!»

Пять остальных посетителей тоже зашли в приемную. Спанчетта разглядывала их с отвращением: «Что все это значит? Объяснитесь и уходите — я займусь вашими делами позже. В данный момент у меня нет никакой возможности...»

Бодвин Вук прервал ее: «Спанчетта, довольно болтовни! Мы все сделаем по правилам». Он обратился к надзирательнице: «Обыщите ее хорошенько — каждую складку, каждое углубление; она — хитрая бестия».

«Одну минуту! — взвыла Спанчетта. — Я не верю своим ушам! Вы что, с ума сошли? В чем меня обвиняют?»

«Разве ты не знаешь? — тихо спросил Шард. — В убийстве».

Спанчетта замерла: «В убийстве? В каком убийстве?»

«В убийстве Марьи».

Спанчетта закинула голову назад и расхохоталась — возможно, от облегчения — так, что монументальный столб ее темных кудрей стал угрожающе раскачиваться: «Ты что, издеваешься? Какие у тебя улики? По сути дела, какие могут быть улики, если преступления не было?»

«В свое время тебя поставят в известность. Надзирательница, обыщите арестованную. Заткнись, Спанчетта, если хочешь сохранить какое-нибудь достоинство!»

«Это чудовищное, неслыханное преследование! Я подам на вас в суд! Я найму лучших адвокатов!»

«Твое право».

Надзирательница произвела тщательный обыск, но ничего не нашла.

«Очень хорошо, — сказал Бодвин Вук. — Вас отведут в мое управление, где вам будут предъявлены формальные обвинения. Не желаете ли переодеться или накинуть плащ?»

«Это какая-то оскорбительная бессмыслица! — бушевала Спанчетта. — По-моему, все вы свихнулись. Никуда я с вами не пойду!»

Бодвин Вук привык к таким сценам: «Спанчетта, вы можете идти сама — или вас свяжут по рукам и ногам и отвезут в тачке. Так или иначе вам придется подчиниться. Надзирательница поможет вам надеть что-нибудь подходящее».

«Еще чего! Как все это утомительно и неудобно! — пробормотала Спанчетта. — Я накину плащ». Она повернулась, чтобы выйти из приемной. По знаку Бодвина Вука за ней тут же последовали надзирательница и два сержанта. Спанчетта остановилась и раздраженно махнула рукой: «Я сама найду свой плащ! Можете не беспокоиться!»

«Это было бы не по правилам, — возразил Бодвин Вук. — Мы обязаны выполнять правила. Вы не можете передвигаться без сопровождения».

«Я буду делать все, что захочу! — завопила Спанчетта, отталкивая надзирательницу. — Вам придется подождать!» Она повернулась к двери в гостиную.

«Я выполняю приказ, — сказала надзирательница. — Я обязана вас сопровождать».

«А я вам это запрещаю! Это ни в какие рамки не лезет, я этого не допущу!»

Шард и Бодвин Вук переглянулись, озадаченные и внезапно встревоженные. Поведение Спанчетты, истерическое от природы, становилось преувеличенно мелодраматическим.

«Один момент! — вмешался Бодвин Вук. — Вы очень расстроены. Присядьте в кресло и возьмите себя в руки. Мы принесем ваш плащ».