Сода-солнце (Фантастическая трилогия)

— А-а-а-а! Не дам! — кричит она.

— Опомнись, женщина, — сурово говорит Зороастро. — Наш синьор не грабитель.

— А что он… грозно так смотрит?

— Грозно? — Зороастро оглядывается на Леонардо. — Он смотрит на тех, кто довел вас до нищеты.

— Что врешь… Здесь нет никого…

— Не мешай нам думать, женщина, — сурово говорит Зороастро.

И Леонардо печальный гонит коня вскачь, и ученики его вслед за ним.

…Огромная комната придорожного трактира. За окном вдали пылает прекрасный город Пиза. Трое рваных солдат пьют вино.

— Все с голоду скоро подохнем, — сказал один. — Шесть месяцев не платят жалованья. Кормись как знаешь… И мужичье проклятое не кормит.

— У них самих нечего жрать, — сказал второй.

— Стой, ребята! — сказал первый. — Люди из отряда Колеони подходят.

Вбегает воин, за ним другие.

— …А вы уже здесь! — закричал воин. — Прочь отсюда!

Схватились… Бьются…

— Стой! Погоди… — говорит первый солдат. — Передохнем.

Оба отряда останавливаются. Хмуро держась за мечи, тяжело и хрипло дышат.

— Уж мы б вас вздули, бергамцы паршивые, — сказал первый солдат, — вторые сутки вот без еды…

— Собаки! — закричал пришедший воин. — А мы, по-вашему?! Они голодные! А мы? Мы первые подошли к деревне!

Деревня наша!

— Ваша?… Возьмите, если ваша, — ответил солдат.

— Возьмем! — сказал воин.

— Возьмите!

— Вот отдохнем и возьмем.

— Ну, отдохнул, пожалуй, — сказал солдат и, подняв меч, бросился на воина.

Опять началась схватка, и все ушли сражаясь.

Стало совсем тихо в трактире. Зарево горящей Пизы освещало небо.

И тогда вышел хозяин и поднял поваленные скамьи.

— Плохие времена наступили… Джузеппе! — крикнул он. — Эй, Джузеппе! Испугался? Не бойся, дурачок… Они все ушли.

— Ушли? — ответил голос невидимого Джузеппе, и вылез парень.

— Все прибрать надо, — сказал хозяин, глядя в окно. — На то мы и хозяева трактира, чтобы наблюдать драки со всей округи… Вылез, Джузеппе? Вот и хорошо… А теперь обратно полезай… Опять солдаты идут…

— Ох, — сказал Джузеппе и скрылся.

— Э, погоди… солдаты — это мелочь, — сказал хозяин. — Тут поважнее господа едут… О господи, сам гонфалоньер Флоренции синьор Содерини жалует, и с ним кто же это, не разберу?… Джузеппе! Черт проклятый, ты вылезешь, наконец, из ямы?!

— Иду, иду, — сказал Джузеппе.

Вошли Леонардо и Содерини, человек невысокого роста, с большим носом, с большой челюстью.

— Спокойнее, маэстро, спокойнее, — сказал он, — мои солдаты вас проводят. Если нужно, попугают мародеров.

— О! Попугают! — откликнулся Леонардо. — Все кого-нибудь боятся… Мирные волы и те пушки тянут… Сладостная военная жизнь… Мало еды, зато много крови…

— Ну, ну, не расстраивайся… Ты бы лучше подумал, как нам выиграть эту войну… Такому великому инженеру, как ты, грешно уклоняться…

— Я уже подумал.

— Ты шутишь… Все вон отсюда… Оставьте нас вдвоем.

Все ушли.

— Ну говори, — жадно придвинулся Содерини.

— Надо так сделать, — сказал Леонардо, глядя в окно. — Надо заключить мир с пизанцами.

— Что? — изумился Содерини. — Ну хорошо… Продолжай.

— Надо заключить мир… Это первое… Нужно построить канал на реке Арно, который соединит город Пизу с Флоренцией… Это второе, — сказал Леонардо твердо.

Содерини пристально поглядел на Леонардо и отодвинулся, поджимая тонкие губы.

— Я исследовал реку… Это вещь возможная… Канал нужно строить совместно с пизанцами… После этого войны ваши прекратятся, потому что канал обогатит оба города… Я сделал подсчеты.

— Ты сумасшедший, — сказал Содерини, внимательно глядя на Леонардо, — вот почему ты бродишь здесь между двумя лагерями… Я все понять не мог… Ну, прощай, — и он ушел…

— Привет вам, мастер Леонардо, — сказал хозяин. — Давненько к нам не заглядывали.

— А ты все тот же, что и был, — сказал Леонардо. — Неграмотен, как францисканец, но весел.

— Я потому и весел, что неграмотен, синьор Леонардо.

— Не притворяйся, друг, что ты глупей, чем есть.

— Вы сильно постарели, синьор Леонардо… Зато много успели, я слышал.

— Деньгами нищ, зато богат разлуками. Ну, прощая, пойду и я…

И Леонардо вышел из трактира.

— Постарел… Постарел, — сказал хозяин, глядя ему вслед. — Раньше он был спокойный.

НЕ С КЕМ РАЗГОВАРИВАТЬ

А приезжий тем временем видел сон. Но так как наступило летнее веселое утро, и город пробудился, и никому дела не было до чудака, который заснул в тени возле придорожного окраинного кафе, то мозг его слышал звуки, шумы, пение, музыку города. И отключенная воля не мешала мозгу перерабатывать информацию по-своему и приводить ее в соответствие с опытом жизни этого приезжего, с его тайными хотениями, с его талантом. А что такое талант — не знает никто. Может быть, это способность иногда побывать в четвертом измерении и оттуда поглядеть на наши три.

И тогда приезжий видит, как на скамейку, под часами, садятся старик и девушка.

— Сон, а сон, — сказал приезжий. — Я кому говорю!.. Ты мне снишься?

— Да отвяжись ты, господи, — сказал сон. — Я же на работе!

— Надоело мне это тиканье, — сказал приезжий. — Сил нет.

Тогда старик щелкнул пальцами, и тиканье пропало. Остался только писк транзисторов.

— Люди не любят, когда им заметно, как течет время, — сказал старик.

— Какой-то вы странный, гражданин, — сказала ему девушка. — Я вас где-то видела.

— Вряд ли мы могли встречаться, — сказал старик. — Я чертовски стар. Фактически я ваш праотец.

— Какой-то вы странный, гражданин, — сказала девушка.

— Вы сидите под часами, — сказал ей старик. — Значит, вы пришли на свидание. Логично?

— Я пришла просто так. У нас общежитие еще закрыто. Я обыкновенная девушка.

— Еще одна сумасшедшая! — сказал приезжий. — Можно подумать, что бывают обыкновенные девушки… Послушайте, — сказал он старику. — А вы действительно тот самый?…

— Да, конечно. Я тот самый.

— Забавно, — сказал приезжий. — Итак, на бульваре сошлись трое — поэт того старомодного типа, который верит во вдохновение, девушка, считающая себя обыкновенной, и бог времени Хронос.

— Да. Я Хронос, — сказал старик. — Поэту не стоило бы удивляться. Я был всегда и всегда буду.

— Кстати, время относительно. Это доказал Эйнштейн.

— Э-э… — сказал старик. — Отдельному человеку это незаметно… Плохо, если поэт перепутал время.

— Не понимаю.

— Понимаешь, но боишься признать… Юность человечества прошла. Юный измеряет время биением сердца и не наблюдает часов. Тик-так — стучит его время, и он идет вслед за сердцем. Потом первый испуг — он видит день и видит ночь, и они не совпадают с биением сердца. Тогда он признается в поражении и придумывает часы… Что? — Не слушайте его, — сказала девушка.

— Не бойся, — сказал приезжий. — Он прав.

— Человек стал маленьким, — сказал старик, — и сердце перестало влиять на жизнь. Удар сердца ничего не меняет… Время ревет в микрофоны, и песня человека — это писк мыши.

— Ну-ну… не надо так, — сказал приезжий. — Ты уже стар. А то тебя хватит кондрашка, и получится банальный сюжет…

— Сюжет, — презрительно сказал Хронос. — Картинки из жизни, в которых можно найти что угодно, кроме истины… Чем дальше идет сюжет, тем дальше он от жизни. Я перепутываю твои сюжеты, — сказал Хронос и взмахнул рукой. Он кинул в воздух пачку исписанных листков. Белая метель. Крик девушки. Она хватает приезжего за руки, она пытается поймать листки. Но Хронос исчезает, и начинают все громче тикать часы: тик-так… Тик-так… Тик-так…

— Не смей! Не смей! — кричит девушка.

— Поздно, — говорит приезжий. — Хронос начал свою работу…

— Что же делать? Что делать? — в отчаянии говорит девушка.

— Смотреть…

— А ты не боишься, — спрашивает девушка, — что он прав?…

Тик- так… — стучат часы. Тик-так… — металлическое лязганье механизма. Что-то хрустит, хрипит, хрюкает и масляно чавкает — и все это тик-так… Тик-так… Девушка со страхом ждет ответа.