Всего один шаг

— А ты чего? Не безмерно, что ли? — косится на меня шеф.

— Безмерно, — искренне подтверждаю я, и хотя мой нынешний изящный ангельский ротик заметно уступает в размерах прежнему человечьему, мне кажется, он всё же дотягивается до ушей.

— А чего не приветствуешь, как положено?

— Он делает гораздо лучше — он с ней спит, — подаёт голос Аина, и хохот покрывает её слова. Вот интересно — откуда у пожилой, воспитанной ангелессы такой солдатский юмор?

Но Аина уже идёт к моей Ирочке, лучезарно улыбаясь, и даже крылья чуть распустила.

— Ну наконец-то! Иолла, садись вот сюда, — Аина указывает на большую охапку листвы, содранную с веток при подготовке костра, — тебе вредно сидеть на песке, тут прохладно. И ты садись рядом, Рома. Можете обняться, и ты накроешь её крылом. А мы будем смотреть на вас и получать дополнительное эстетическое удовольствие, так, коллеги?

— Безусловно, — это Иол.

Я уже достаточно пожил в Раю, чтобы привыкнуть. Чопорность совершенно несвойственна ангелам, и естественное проявление чувств не считается здесь зазорным. Нет только принародного секса, а больше эти крылатые нудисты, похоже, ничего не стесняются. Здесь стесняются совсем другого, и встретить где-либо ссорящихся супругов гораздо менее вероятно, чем на Земле увидеть семейную драку перед окнами райотдела милиции.

— Мне помнится, изначально речь шла о жареных полярных орехах… — скромно так напоминает моя жена, чуть отводя крылья назад, чтобы мне было удобнее её обнять.

— Так уже! — Биан с ловкостью фокусника достаёт из груды углей почерневшие орехи с обгоревшими шпеньками шипов. — Аина, где нож?

— Вот!

И начинается нормальное пиршество, которое на Земле я наблюдал несчётное множество раз. Булькает уха в котелке, выкатывается из костра почерневшая, в пятнах золы картошка…

— … А где твоя жена, Биан? — обращается Ирочка к моему шефу.

— Уммм… — Биан проглатывает кусок. — Вместе с дочкой лепят в этой вот курортной зоне остров. Народу тут всё больше, все хотят жить роскошно…

— Красивый остров будет? — Аина разделывает следующий орех, раздаёт нам куски.

— Я смотрел проект, вроде неплохо. У них там хороший коллектив землеустроителей подобрался, — поясняет Биан Ирочке. — Остров с двумя вершинками, озерца там, лес, бухточка симпатичная… Вот только водопадов, на мой взгляд, перебор.

Я энергично жую свою долю ореха, и Ирочка не отстаёт от меня. Ангелы вообще любят покушать, потому как расход энергии у летучего существа много больше, чем у нелетучего.

— А почему бы её не пригласить, и вместе с дочкой?

— Уммм… — Биан несогласно мотает головой. — Нельзя их сейчас отвлекать. Работа есть работа. В другой раз как-нибудь соберёмся…

Да, работа…

«Мы все надеемся на тебя, Рома» — Биан говорит мысленно, потому как сидит с набитым ртом. — «Ты не забыл, что у тебя на выполнение задания осталось три смены?»

Я поперхнулся даже. Нет, начальство — оно даже в раю начальство… Ест-пьёт с тобой рядом, а потом тебе же клизму…

— Ну безусловно, — Аина уже прожевалась, и может позволить себе говорить голосом. — Большую и горячую клизму, Рома. Единственная возможность избежать этого — сделать работу в срок. Это принято даже в службе очистки пресных водоёмов, куда ты так упорно стремишься.

Все смеются. Нет, ехидная она всё же особа, эта наша Аина…

Привычно танцуют свой таинственный танец такие знакомые цветные пятна. И танец этот не такой уж безмерно таинственный, если разобраться… Ведь есть же на Земле люди, способные понимать и расшифровывать смысл индийского балета, скажем…

Всё тихо в доме. Сегодня Ирочка улетела в гости к бабушке, и Нечаянную радость забрала с собой, несмотря на возмущение зверюшки. Моя жена права — сегодня ничто не должно меня отвлекать. Сегодня ещё одна попытка.

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

Я смещаю поле своего внимания в нужную мне сторону, постепенно и плавно наращивая скорость. Миллион световых скоростей, больше не надо… Я ещё не очень владею этим приёмом, как ребёнок, недавно научившийся ходить. Но я быстро учусь, будьте уверены…

Ага, а вот и гнездо Истинно Разумных. Я резко снижаю скорость, как неумелый велосипедист, только что ногу не выставляю… Нечего мне выставлять, нет у меня сейчас ни рук, ни ног. Только поле внимания…

Ярчайшая вспышка! И я проваливаюсь во тьму.

— …Бери своих и посмотри на восьмом этаже.

— Да, мой господин!

Я киваю застывшей в ожидании секции. Солдаты один за другим ныряют в выбитую ранее дверь аварийного хода, топочут по бетонным ступенькам, и звук гулко разносится по шахте лифта. Я морщусь — так их любой недобитый враг услышит за триста шагов… А, впрочем, какая разница, за триста или за пятьдесят? Бой в здании есть всегда рукопашная. Ну или почти всегда.

— Тихо вы!

Солдаты приглушают шаги, но это получается плохо — бетонная шахта гулко резонирует, отзываясь на каждый звук. Я иду замыкающим. Обычный порядок, кстати — командир всегда должен быть позади. Во-первых, так легче контролировать события, и во-вторых, под пули первыми должны идти наименее ценные. Так гласит устав.

Сетчатое ограждение напротив восьмого этажа прорвано, лифтовая кабина давно покоится внизу, на дне шахты — даже тросов не видно.

— Резан, Хлыст, Долбила — направо! Бывалый, Жгут, Рваный — налево! Унылый и Зуб, со мной!

Длинный извилистый коридор с отнорками жилых блоков — идеальное место для засады. Конечно, это уже не бой, а зачистка, но всё равно…

Пролом в стене, измазанный слизью, чья-то валяющаяся нога в башмаке. Башмак не наш, значит, эта нога — того, кого надо нога… Сюда УРС попал, не иначе. Снаряды самоходок обрушивают перекрытия, и потом не пролезешь через завалы. Автоматические же пушки броневиков слишком маломощны, и не обеспечивают надёжного поражения живой силы в таких вот зданиях.

— Здесь шестнадцать ноль первый, — раздаётся в наушнике-клипсе. — Всё чисто, командир.

— Принято. У вас всё чисто. Выходите ко второй лифтовой шахте.

— Да, командир.

Я поморщился. Бывалый самый опытный боец в моей секции, и оттого позволяет себе фамильярничать. Да, к командиру секции можно обратиться и не по-уставному: «командир». Невелик зверь, стерпит. Но вот выше уже следует обращаться «господин», и никак иначе. «Господин комгруппы»… Да, господин комгруппы — это проблема.

— Унылый, оптику!

Гибкий шланг с крохотной телекамерой на конце осторожно высовывается за край дверного проёма, оглядывает помещение. Комната как комната, синтетическая циновка на полу, шкаф с раздвижными створками, оклеенными зеркальной плёнкой, микроволновка… Обычная обстановка бедноты.

— Здесь шестнадцать ноль пятый. У нас всё чисто, господин.

— Принято. У вас всё чисто. Переходите в боковой отнорок и далее.

— Да, господин.

Ну вот, другое дело. Резан, он дело знает немногим хуже Бывалого, зато и не выёживается. Всегда корректен, подтянут, чётко и безукоризненно выполняет команды…

И потому особенно опасен.

Тёмная фигура бросается из двери в дверь, на ходу стреляя из автомата вдоль коридора. Пули с визгом рикошетят от пола и стен, мы втроём отвечаем огнём.

— Унылый, Зуб, за ним! Я прикрою!

Граната, крутясь, летит нам в лицо. Я отпрыгиваю в дверной проём, падаю на пол. Хорошо, что в этих бедняцких общежитиях комнаты узкие, и двери понатыканы подряд…

Грохот взрыва, визг осколков и отчаянный скрежещущий вопль. Похоже, свалило Унылого… Не везёт ему…

— Долбила, Рваный, ко мне! Остальным продолжать прочёсывание!

В коридоре оглушительно бьют автоматы. Я выскакиваю из двери, плашмя падая на пол, и тоже открываю огонь. Теперь этому уроду не высунуться.