Обреченная

Статья публично клеймила Найтингейла позором и, по его мнению, вынудила комиссию по расследованию вынести обвинительный вердикт и запретить впредь принимать участие в экспедициях. «Нам необходимо, чтобы Малейва-3 осталась в прошлом», - заявила ему одна из второстепенных членов комиссии, после чего прервала с ним всякие контакты. Ей не хотелось, чтобы ее видели вместе с ним.

«Стезей добродетели» была еще раз опубликована шесть лет назад, в сборнике мемуаров Макаллистера. Новая атака. И этот человек притворялся, что не знаком с ним!

- С вами все в порядке? - спросил Чианг.

Они расчищали помещение, где обнаружили трубки для отравленных стрел, участок, который теперь окрестили арсеналом. Тут Найтингейл осознал, что посреди работы замер, глядя куда-то под ноги.

- Да, - ответил он. - В полном порядке.

Тони с Чиангом наблюдали за ним. На обратном пути они поинтересовались, что вызвало такой пароксизм гнева, но Найтингейл ушел от ответа. Как им все объяснить? Но его беспокоило, что говорливый и безответственный Макаллистер, который судит все человечество, - в пределах досягаемости, а он совершенно бессилен что-либо предпринять. Каким жалким, наверное, он казался!

Джон Драммонд заработал себе репутацию, достигнув в течение года докторской степени за создание названного его именем уравнения, которое позволило совершить немаловажный шаг вперед в понимании эволюции Вселенной. Однако в течение десяти лет, минувших с тех пор, он не опубликовал ни единой заметки. Теперь же, в тридцать пять лет, он приближался к возрасту, когда, предположительно, станет стар для своей работы. Как правило, талантливые физики и математики оставляют свой след в науке в молодые годы. Гении - в юные.

Он приспособился к действительности и был готов спокойно завершать свою карьеру на периферии науки, обсуждая результаты работы тех, кто преуспел больше него. Репутацию он приобрел стойкую, и пусть не сделал больше ничего заметного - его по-прежнему удовлетворяло сознание того, что в двадцать с небольшим он намного опередил почти всех на этой планете.

Вопреки собственному представлению о своем вкладе в науку, он не чувствовал благоговейного почтения при виде людей вроде Бикмана и Аль-Кабхара, которых знали и уважали везде, где бы они ни оказались. Драммонд неизбежно ощущал некоторую покровительственность со стороны людей, равных ему по положению. Он догадывался, что они видели в нем того, в ком в конце концов придется разочароваться, того, кто ничем не оправдал возлагавшихся на него в молодые годы ожиданий.

В результате он занял несколько оборонительную позицию. Не имея реальных оснований для полета к Обреченной, Драммонд подозревал, что его выбрали участником экспедиции неспроста и что это был политический шаг. Просто у него оказалось громкое имя, хорошо смотревшееся в списке приглашенных. Порой он думал, что лучше с самого начала быть посредственностью, чтобы к тебе относились, как к человеку с ограниченными возможностями, чем всколыхнуть в остальных и в самом себе надежды, а потом всех разочаровать.

Как и Чианга, его тоже привлекала Келли Колье, хотя он ни разу не оказывал ей никаких знаков внимания. Они вместе пили кофе, когда возникала такая возможность, и он, если удавалось, проводил с ней время. Однако он боялся отказа и по ее манере держаться понял, что она не рассматривает его в качестве объекта страсти.

Он вовсе не удивился, когда Бикман пригласил его в кабинет, чтобы спросить, хочет ли он записаться в группу, будет изучать артефакт, найденный на орбите Малейвы-3. Это предложение исходило скорее от его коллег, и поскольку его участие оказалось желаемым, у руководителя проекта оставалось чрезвычайно мало шансов. Но Драммонда не порадовала такая честь, так как, похоже, подразумевалось, что ему придется покинуть корабль. Идея выйти наружу очень пугала его.

- Вы чрезвычайно любезны, Гюнтер, - сказал он. Драммонду нравилось называть этого великого человека просто по имени.

- А, пустое! Вы заслужили это.

- Но остальные…

- Поймут. Вы честно заработали это назначение, Джон. Примите мои поздравления.

Драммонд размышлял о безвоздушном пространстве.

- Так вы не прочь принять участие, да?

- Да, разумеется. Только мне казалось, что обладать этой привилегией должны самые важные члены экспедиции.

Его сердце бешено забилось. Он понимал, что выход в открытый космос - штука простая: нужно только надеть баллоны с воздухом, ремень и магнитные башмаки. И удобный скафандр. Значение удобной одежды всегда подчеркивалось. Драммонд не любил высоту, но все, что он прочитал о работе в вакууме, говорило скорее о том, что никаких проблем не будет.

До того как ему сделали это предложение, до того как он его обдумал, он совершил ошибку, рассказав нескольким коллегам о том, что ему нравится мысль отправиться к «леденцу», прикоснуться к нему и пощупать. Он знал, что если отвергнет это предложение - неважно по какой причине, - его засмеют.

- Вы умеете пользоваться резаком? - спросил Бикман.

- Конечно.

«Вдавить кнопку и не целиться себе в ноги».

- Хорошо. Замечательно. Выход через два часа. Встретимся возле воздушного шлюза грузового отсека. На палубе «С».

- Гюнтер, - сказал Драммонд. - Я никогда раньше не надевал фликингеровский костюм.

- Я тоже, - рассмеялся тот. - Будем учиться этому вместе. - Он резко завершил разговор. Дверь офиса открылась. Бикман взял шариковую ручку. - Да, кстати, - произнес он, не поднимая глаз от стола, - капитан советует поесть сейчас и совсем немного. Лучше не иметь в желудке свежей пищи, когда мы выйдем в открытый космос.

Драммонд закрыл глаза и подумал: «А нельзя ли отказаться под предлогом внезапного недомогания?»

Марсель сожалел, что позволил Келли отправиться на поверхность. Будь второй пилот здесь, она могла бы сопровождать инспекционную команду к «леденцу», а он остался бы в резерве на случай непредвиденных обстоятельств. И вообще, день у него стал бы менее напряженным.

Ему не хотелось отправлять наружу людей Бикмана. Никто из них прежде ни разу не покидал корабль во время полета. Вероятность каких-либо нежелательных происшествий, конечно, была крайне мала. Поле Фликингера обеспечивало достаточную безопасность. Однако беспокойство у него оставалось.

По требованию Бикмана Марсель привел «Венди» к тому концу конструкции, что смотрел на Малейву-3, к области, наиболее удаленной от астероида и самой близкой к планете. Здесь они совершенно ясно увидели, что она к чему-то пристыковывалась. На концах стержней имелись запоры и разъемы.

Он согласовал курс, скорость и ориентацию корабля так, чтобы поддерживать выбранное взаимное расположение с «леденцом». Это было очень важно - не только для того, чтобы воздушный шлюз оставался в пределах двух метров от агрегата, но и потому что изменение положения объектов относительно друг друга сбивало бы с толку начинающих «выходцев» в открытый космос. Главная же проблема заключалась в том, что два сияющих шара - Обреченная и солнце - непрерывно меняли свое местонахождение на небе. Не быстро, но вполне достаточно, чтобы вызвать головокружение, если ты к этому не привык.

- Не смотрите на них, - посоветовал Марсель команде. - Перед вами настоящий артефакт внеземного происхождения, непохожий ни на что, виденное прежде. Сосредоточьтесь на этом.

Бикман отобрал двоих, что должны были отправиться с ним, - мужчину и женщину, молодых и довольно известных членов его научной команды. Женщина - Карла Стипан - занималась передовыми исследованиями в динамике распространения света. «Подходит, - решил Марсель. - Просвещенное создание».

Драммонд был известен всем. Однако этот человек оставался своего рода загадкой. Спокойный, сдержанный, скрытный и немного застенчивый. «Странный выбор», - подумал капитан.