Монристы

го-Корсакова за это мы ненавидели и называли Греческим-Корсаковым, а на «Садко» написали идиотскую пародию под названием «Сапфо». Из персонажей этого произведения помню только святую Санту-Заразу и сочиненную мною арию:
Санта-ты-Зараза,лучшая святая,Тебе здесь выстроен храм,пуританский храм.

Эта ария исполнялась на мелодию танго «Дождь идет».

После «Садко» мы проходили оперу «Пер Гюнт», но это название переделывалось нами совсем непечатно.

– Сидди, – сказала Хатковская, – нас надо увековечить. Пошли фотографироваться.

– С ума сошла.

– Ничего не сошла, – обиделась Хатковская. – А ты совсем обленилась. Идем!

И вот мы идем. Хатковская безжалостно подталкивает меня и говорит:

– Ну вот, теперь ты будешь ковылять на ватных ногах, а я буду тебя толкать и бормотать: «Не бойся, подойди и скажи дяде свою фамилию и адрес!»

– Хатковская, нас заберут.

– Отставить пораженческие настроения! – картаво говорит бодрячка Хатковская. – Веселей надо смотреть! Мы скажем, что мы из школы милиции… Тогда посмотрим, кто кого заберет.

Некоторое время мы идем молча. Вдруг я представляю себе, как придется снимать пальто, и ежусь.

– Хатковская! Вдруг там какой-нибудь полковник?

– Мы пригласим его третьим.

Хатковская делает заказ, и мы исчезаем за занавеской. Надо снимать пальто. У зеркала причесывается какая-то молодая особа. Мы в замешательстве топчемся на месте. Вдруг Хатковская с безумно-решительным видом скидывает пальто и подходит к зеркалу. Я тоже вылезаю из своей шкуры. Мимо проносится фотограф. Я скрещиваю руки наполеоновским жестом над своим белым солдатским поясом. Хатковская шепчет:

– В случае чего толкнешь ему байку про сумасшедшего военрука.

Я глухо отвечаю:

– Я скажу, что у нас в школе такая форма…

В щели занавески появляются горящие любопытством глаза. Я подхожу к зеркалу и начинается: надвинуть пилотку на левую бровь, на правую бровь, на два пальца, на три пальца… Шепот у занавески: «Ты посмотри, посмотри…»

Фотограф, не моргнув глазом, усаживает нас перед объективом: подбородочек налево, глазки направо, головку повыше… Затем он вдруг улыбается и преувеличенно-бодро говорит:

– Служим, девушки?

Мой хриплый смешок:

– Нет, учимся.

Хатковская, деловито:

– У нас военрук чокнутый.

На следующий день я, стоя на парте, звенящим голосом выкрикивала в потрясенную толпу:
Зеленая рубашка,Белый передник.Эх, Саня-Ваня,приве-редник!Эй, у кого майорскиепогоны на плечах?Трах-тара-рах-тах-тах,ох, божий страх!Ребята, с ними кончено,Эх, красота!Майорские погончики,Тра-та-та!Да как бы не случилсяБоль-шой кон-фуз!Кому сегодня снилсяБубновый туз?Свобода, свободаВсему народу!Вставайте смело,Долой военное дело!Раз-зойдись, брат-ва,Мы сегодня в ла-фе,Наплевать на все,Айда в ка-фе!Загремела перебранка,Засвистела песня-пьянка:Эх, поганый Санька!Эх, поганый Ванька!Отчего он стал так кроток?То орут двенадцать глоток:Наплевать, наплевать,Надоело воевать…

Подходили еще и еще, просили прочесть с начала… О, это был триумф!

Неделю