Таймири (СИ)

Они насилу пристали к берегу. Течение норовило утащить корабль за собой, и стремительность, с которой мчался поток, была подобна стремительности лавины. На отшлифованном водою скате едва ли можно было найти место для причала. Ничего, никакой зацепки. «ПЦР» беспомощно скользил вдоль берега, не имея возможности закрепиться. Поэтому команде и пассажирам не оставалось иного выхода, кроме как совершить экстренную высадку.

Бытует мнение, что настоящий капитан не покидает судна, даже когда оно терпит крушение. Посмотрел бы Кэйтайрон на того храбреца, который бы осмелился это заявить!

Первым на землю спрыгнул Остер Кинн. Он удерживал канаты изо всех сил, чтобы хоть как-то притормозить движение яхты. Как только на суше очутились матросы, они бросились ему помогать. И Папирус в этом деле принял самое живое участие, потому как на кону стояло не что-нибудь, а его писчая бумага.

Но как ни лезли они из кожи вон, как ни надрывались, в состязании по перетягиванию канатов победила река. Едва капитан и пассажиры соскочили на берег, натянутые до предела тросы лопнули, и яхту стало относить к водопаду.

Когда-то Кэйтайрон собственными руками сколачивал ее корпус, трепетно прикасался к только что сооруженной мачте, гордо поднимал к небу развевающийся флаг. Несмотря на свою вопиющую забывчивость, он навсегда запомнил, как впервые отправился на рынок за снастями. Как придирчиво выбирал компас и карты, а седой, повидавший виды моряк дымил ему в лицо туго скрученной, заграничной сигарой.

Теперь эти воспоминания разом нахлынули на него, и к горлу подкатил противный, вязкий ком. С горьким сожалением взирал он на удаляющуюся корму. Надо было, и правда, утонуть с любимой яхтой, как тонут настоящие капитаны.

— Ой, глядите! — испуганно воскликнула Минорис, откидывая со лба челку. — Там, кажется, Зюм!

Визгливо тявкая, по палубе бегал щенок. Издалека он был похож на белый пушистый шарик. Такой милый, ласковый клубок с мелькающим в воздухе хвостиком…

Минорис не выдержала и ударилась в слезы.

— Он же не выживет! Он пропадет! — жалобно причитала она. — Почему никто не взял его на берег?!

«Странно, — подумала Таймири. — Он появляется и исчезает, когда ему вздумается. Бедная Минорис. Она-то убеждена, что Зюм простая собака».

Сэй-Тэнь выглядела задумчивой и даже какой-то отрешенной.

— Я привыкла к лишениям, — проронила она. — Без этого, знаете ли, жизнь не жизнь.

Но Кэйтайрон ее слов не слышал. Лишиться яхты было для него сродни смерти. Он присел на корточки и спрятал лицо в шершавых ладонях.

А Папирус тихонько плакал в сторонке. Без бумаги он больше не сможет писать книги. Все его труды пошли насмарку. Он зря растратил свой талант, напрасно берег пачки неотправленных писем.

— Ну-ну, не хнычь, — утешила его Эдна-Тау. — Ты думал, что твое призвание книги, и, кроме книг, ничего не замечал. Теперь, когда у тебя отнялась возможность творить, погляди-ка по сторонам. Наш вождь говорит: потерял стрелу — найдешь две. Уплыло каноэ — приплывёт целая флотилия. Оглянись, вокруг столько возможностей!

— Не будем медлить, — собрав всю волю в кулак, проговорил капитан. — Лес кишмя кишит разным зверьем. Здесь даже хищники водятся! И чем быстрее мы пересечем сосняк, тем меньше вероятность с ними встретится.

— Кхм, позвольте заметить, — вежливо начал философ, — что хищники имеют привычку преследовать подвижную добычу. А выживает тот, кто затаился.

— По мне, так лес вообще какой-то безжизненный. Вымерло тут всё, — ввернула Таймири.

— Э-ге-гей! — воскликнул Остер Кинн. — Может, этот бор и ведать не ведает, что такое лесная подстилка и моногоярусность, да только грызунов здесь хоть отбавляй! Я это не понаслышке знаю.

— Так что, ты уже бывал в горах? — удивился Кэйтайрон.

— А то как бы я с Эдной Тау познакомился! — веско заметил тот. Неуемная тяга к острым ощущениям вечно влекла его в запретные края. И не было в стране такой долины или возвышенности, куда бы ни ступила нога Остера Кинна.

— Тогда ты нас и поведешь! — обрадовался капитан и со спокойной совестью назначил его проводником.

13. О чае и сосновых иголках

— Минорис отказалась заниматься, — удрученно сообщил индианке философ, переместившись в хвост колонны, которую возглавлял Остер Кинн.

— Это прискорбно, — чутко отреагировала Эдна Тау. — Вы ведь не слишком ее нагружали, нет?

— Боюсь, что слишком. И что мне теперь делать? Она такая способная ученица!

— Попробуйте заинтересовать ее.

— Что вы подразумеваете под словом «заинтересовать»?

— Выберите для затравки человека, который бы… э-э-э, — поскребла в затылке Эдна Тау, — который бы изображал из себя вашего рьяного последователя. Тогда Минорис увидит, что ваша наука не такая уж и непосильная, и, может, вернется к вам.

— А вы не побудете моей ученицей, для затравки, а? — с надеждой спросил философ.

— Я? Да что вы! — смешалась индианка. — Да никто же не поверит, что я всерьез увлечена философией!

— Почему? Насколько я могу судить, вы очень образованны. Вы подойдете!

— Да? — неуверенно переспросила Эдна Тау. Перспектива такого ученичества совсем ее не прельщала. Ведь она могла бы проводить время с куда большей пользой, охотясь на белок или рыская по лесу в поисках целебных кореньев.

Пока индианка предавалась таким размышлениям, перед нею возник дух вождя племени Знойной Зари и стал читать мораль: «Мы, люди Зари, всегда помним о своем предназначении! Мы должны светить, как солнце. Если чей день омрачен тоскою, или кто в болезни, или в нищете, или в печали, мы помогаем ему по мере сил. Если видишь нуждающегося в твоей поддержке, не откажи ему. Но будь осторожен, брат мой, соплеменник: не попади в сети вражеские. Всегда будь начеку! Потому что люди становятся лживыми и могут воспользоваться твоей добротой в корыстных целях».

«Этот вроде бы ничего дурного не замышляет, — подумала Эдна Тау про философа. — Так и быть, помогу ему. Подыграю ради Минорис».

Минорис не присутствовала при этом тайном совещании. Она шла впереди группы, рука об руку с Таймири и Сэй-Тэнь. А рядом с ними шагал капитан и всё косился на Таймири.

— Чего он на тебя так смотрит? — шептала ей на ухо Минорис. — Влюбился, что ли?

— Типун тебе на язык! — возмущенно отвечала Таймири.

А Кэйтайрон имел все основания полагать, что она его дочь. Во-первых, возраст. Во-вторых, внешность. А еще капитан считал, что случайности в судьбах людей занимают не последнее место. Он лишь однажды видел своё дитя — черноглазую малютку, завернутую в пеленки. А потом они вместе с женой отправились в долгое путешествие, оставив девочку на попечение тети. Он уже точно не помнил, как звали эту тетю. То ли Мириана, то ли Ариадна, то ли Анира…

Кто знает, что удерживало его все эти годы от визита в город, где подрастала дочурка. Сначала — бессрочный траур по спутнице жизни, которая ушла в мир иной, покинув его, неприкаянного, на бренной земле. После — какие-то неотложные дела, которые возникали, едва только Кэйтайрон прочитывал первые строчки писем от сестры покойной супруги. В этих письмах тетушка Ария настоятельно рекомендовала ему вернуться к дочери и не отлынивать от родительских обязанностей. Во все более частых и коротких посланиях Ария ругала его, на чем свет стоит. А вскоре Кэйтайрон просто перестал вскрывать конверты и по уши погряз в своих крайне важных проектах. Он думал, что его изобретения чего-то стоят. Но вот последнее изобретение попадает под жернова неистового водопада — и от прошлой жизни не остается ни гвоздика, ни щепки. Теперь он поглощен мыслями о дочери, и эти мысли будоражат его. Он не запомнил ее имени, так как имя было слишком длинное. Капитан держит в уме только первую букву — «Т». Так, может, это Таймири?

— Что же получается? Все припасы достались реке, а нам прикажут затянуть ремни потуже? — негодовал какой-то матрос.