Дороги

– Что вы хотите? - спросил он, разглядывая мой костюм, который не очень-то подходил к здешней обстановке.

– Поговорить один на один насчет одного дела.

– Тогда прошу в палатку.

В палатке был полумрак - небольшой фонарь давал совсем мало света. В палатке был складной стол, на котором стояла приличная по местным меркам видеорация и лежали папки с бумагами, рядом стояли четыре складных стула. Командир кивнул в сторону стульев:

– Садитесь.

Я воспользовался этим предложением. Он сел напротив меня и снова спросил:

– Вопрос о трусости. В связи с вашим бывшим товарищем Рэем Стрельцовым.

– Да, это так, Реля я знаю, но какое отношение это имеет к вам?

– Скажем так, этот мальчишка мне не безразличен. Не безразлично и то, что он считает себя трусом. Он рассказал мне все, что с ним произошло. Я не думаю, что он меня обманывал или что-то утаивал, но оценивает он все со своей точки зрения и вряд ли объективно. Я же хочу узнать от вас, как все произошло на самом деле, если у вас, конечно, есть на это свободное время.

– Время есть. Ну что же, если хотите услышать, то слушайте. Рель неплохой парень, но ему все чересчур легко давалось и дается. Его дед со стороны матери - "одиннадцатый советник" и вообще среди родственников много значительных и знаменитых личностей. И Рель с раннего детства был избалован и имел все, что только желал. К тому же он внук землянина, и в нем течет не только кровь Латы, но и кровь Земли. Он растет быстрее своих ровесников, сильнее их, выносливее. То, что другие имеют только после упорных тренировок, он имеет от природы. И наверно от всего этого он крайне самонадеян, и к тому же болезненно самолюбив. Он привык во всем, или почти во всем быть или лучшим, или одним из лучших. А к таким людям и требования предъявляются повышенные.

Потом он подробно и обстоятельно рассказал обо всем происшедшем, что практически один к одному повторяло рассказ Реля, отличия были только во второстепенных деталях.

– В таких обстоятельствах перепугались бы и многие из взрослых, что тут уж говорить о мальчишках, большинство бы наверно и штанишки перепачкало. И это не может быть причиной, чтобы кого-то объявлять трусом. Я и сам, когда увидел это засушенное чудовище, пошевелиться не мог, а ведь я был не один, я старше Реля на четыре года, и эта гадость на меня не падала. Но Рель испугался рассказать мне правду о том, что с ним случилось, испугался того, что мое мнение о нем испортится, хотя и давал, как и все, обещание говорить своему командиру только правду. И если бы он сказал мне правду, все осталось бы только между нами: я бы рассказал ему о своих ощущениях при виде этой сухой зверюги, и мы бы наверно только посмеялись друг над другом. Но он предпочел меня обмануть. Разве мог я после этого полностью доверять ему. К тому же один раз не раскрытый обман тянет за собой следующий и еще следующий. Я еще раз переспросил его, так ли все это было, как он рассказал, у него был шанс исправиться, но он предпочел стоять на своем обмане, боялся открыть свой обман. И мне уже ничего не оставалось, как следовать правилам и довести это до сведения всей группы. А он все еще пытался доказать свою невиновность. Поэтому на собрании все и решили, что тому, кто боится правды, не место среди нас.

– Но разве у вас все такие уж идеальные, что всегда говорят только правду?

– Идеальных людей не бывает вовсе, разве что только в сказках и легендах… А у нас, есть у нас и вовсе обманщики, но мы знаем, что они обманщики, и они об этом знают, и не возражают против того, что доверия им мало… Все люди разные. И если кто-то что-то делает постоянно, это трудно или даже вообще невозможно исправить. И не имеет смысла наказывать за это. Но вот если кто-то совершает что-то в первый раз, наказывать нужно обязательно, чтобы второго раза не было уже никогда. Вот так, как с Релем. Я думаю, что он уже никогда не будет нарушать данное обещание и не будет бояться говорить о себе всю правду, рассказал же он вам об этом, хотя мог бы и не говорить, мог бы и соврать, но не стал. И если он захочет вернуться в группу, я сам поручусь за него перед всеми. И он вернется, если сумеет хоть каким-то способом перебороть свое самолюбие. Передайте ему, пусть возвращается, его здесь ждут.

– Благодарю, - сказал я, - обязательно передам. Сейчас мне все понятно. И я считаю, что вы были правы. Не буду больше мешать.

– Погодите, - остановил он меня, - ведь вы же, если я не ошибаюсь, Виктор Стрельцов?

– Не ошибаешься, - сказал я, снимая очки, - будем знакомы.

– Вимерит Фусьись, - представился он, - но лучше просто Вим.

– Рад был познакомиться, но мне уже пора уходить.

– Почему уходить, останьтесь хоть ненадолго.

– Для чего, Вим?

– Расскажете что-нибудь всем нам. Не так ведь уж много на всей планете людей, которых называют живой легендой.

Я невольно рассмеялся:

– Никогда не думал, что стану легендой, тем более живой, - и добавил уже серьезно. - К тому же ваша официальная история слишком преувеличивает и мои заслуги, да и личные качества тоже.

– Ну, тогда тем более, расскажете, как все было на самом деле, а то от кого нам еще всё это узнать.

– Можно было бы и от Реля узнать, он знает истинный мой облик.

– Он ни за что бы об этом не стал рассказывать.

– Почему?

– Потому что кое-кто мог бы это понять таким образом, что он якобы хвастается своим предком.

– Ну, ненадолго я могу и задержаться.

– Спасибо больше. Вы, пожалуйста, подождите здесь, а я сейчас организую ребят. Это недолго. Вы можете пока посмотреть дневник группы, - он вытащил из-под папок толстую крупноформатную тетрадь и еще раз сказал, словно бы извиняясь, - я все быстро организую.

И действительно он справился с организацией буквально за несколько минут. Я едва успел прочитать в дневнике запись об исключении Реля из группы, хотя запись была не такая уж и большая (может быть еще и потому, что, разбирая рукописный текст на аиверском, я задерживался - писалось это уже не так, как шестьдесят лет назад). Наконец-то командир Вим заглянул в палатку:

– Уже все готово, пойдемте, пожалуйста.

Снаружи, не так далеко от командирской палатки, уже разгорался один большой костер, а вокруг него сидели мальчишки и девчонки из группы "Белые Птицы Гэзда", кто на камнях, кто на бревнах-дровах, а кто и просто прямо на земле. Вим вышел вперед и сказал:

– Сегодня у нас оказался неожиданный гость. Это капитан звездного космофлота Земли, капитан звездного крейсера "Игла" Виктор Стрельцов.

– Вим, - сказал я, - не нужно как на официальном приеме, я здесь лицо неофициальное, и нужно говорить просто Вик Стрельцов.

Вим пригласил меня сесть на специально принесенный из палатки стул, но я проигнорировал это, сел на сухое бревно рядом и сказал для всех:

– Ваш командир уговорил меня ненадолго задержаться и что-нибудь рассказать вам. Но вот что рассказывать? Может быть, предложите вы? Спрашивайте.

Дисциплина у них однако была хорошая. Конечно тут же начались перешептывания, но никто ничего громко не выкрикивал, и только потом один мальчишка, очевидно из младших "Птиц", поднялся и сказал:

– Расскажите, пожалуйста, о своей планете.

Я неволь улыбнулся. Очевидно, они ожидали, что я буду рассказывать о Земле, они просто не знали, что я родом не с Земли. Что моя планета была, есть и будет - планета Дивер.

– Да, я землянин, - начал я, - но родился я не на Земле. Вы знаете о двойных звездах?

Почти все дружно закивали, и я продолжил:

– В созвездии Малой Птицы есть двойная звезда, без телескопа ее отсюда не увидеть, она одиннадцатой звездной величины, далекое двойное солнце. В окрестностях этих двух солнц и находится моя родная планета, планета Дивер. Два солнца светят на этой планете: одно желтое - почти такое же солнце, как солнце Латы, да и как Солнце Земли. Второе же солнце покраснее и поменьше. Сама же планета Дивер побольше и потяжелее Латы, сила тяжести там на треть больше. И эта планета не имеет стабильной орбиты, а движется по незамкнутой траектории, но, тем не менее, не покидает систему…