Нф-100: Адам в Аду (СИ)

-- Ничего не изменится, Ро, -- сказал Левченко, повернувшись к нему. -- Но я должен попросить тебя смириться. Пока.

-- Зачем? -- спросил и сам удивился, как слабо звучит голос.

-- Во-первых, мы живем. Какая бы ни была эта жизнь, мы можем распоряжаться ею. Есть вещи, о которых знаем только мы. А должны узнать все.

-- А во-вторых? -- подсказал Ро, когда Левченко замолк надолго.

-- А во-вторых... -- тот покачал головой. -- Я боюсь, что если с нами не будет тебя, то наше противостояние с Разумовским превратится в выжидание -- кто кого.

А Ро, стало быть, буфер между ними. Почетная роль, ничего не скажешь. Достойная цель, чтобы жить.

А другой все равно нет.

Разумовский вернулся, когда за окном начало темнеть. Вид у него был злой и усталый.

-- Придется сматываться! Кривцов поднял задницу с дивана! -- он повернулся к Левченко:

-- Вот кто тебя просил вмешиваться, а?

Левченко поднял руку в останавливающем жесте:

-- Погоди. Давай по порядку. Что случилось?

-- Ты! -- Разумовский ткнул к него пальцем. -- Ты говорил с этой сукой! Ты сказал ему, что нужно трепыхаться! Его тут давно зазывает один, вот твой Венечка и пошел... работать!

-- Что за работа? -- быстро спросил Левченко.

-- Людей обрабатывать, чтобы потом подороже продать! Он же у нас в этом большой специалист! Психолух! Теперь большим человеком станет!

-- Хорошо, а причем тут мы?

-- Думаешь, он оставит меня без присмотра?! -- Разумовский захохотал. -- Нет! Он торчок, твой Веня, но не идиот! Он чувствует! Он подозревает, что я уже почти свободен! А в его прошивочной я безопасен для него!

Левченко напрягся, и сердце Ро ухнуло вниз.

-- Зачем ему прошивочная? -- спросил Левченко.

Разумовский упал на диван и зло посмотрел на Левченко:

-- Ученый, твою мать! Люди, клетки... Кого это волнует! Мог бы уже давно понять, мозг -- это лейбл! Бражникову не нужен Кривцов. Ему нужен лейбл! Имя. А Кривцов спит и видит себя спасителем человечества, дарителем бессмертия и создателем совершенного мира! У него будет постоянный поток людей и собственная прошивочная. Твоих ученых мозгов хватит, чтобы сложить два и два? Пара-тройка несчастных случаев -- и Кривцов прошьет пару-тройку шедевров, которым Бражников, уж будь уверен, найдет применение!

Левченко, до этого шагавший по комнате, вдруг остановился.

-- А ведь это, возможно, наш шанс.

Кривцов уходил утром и возвращался затемно. Он сделался еще более раздражительным, чем раньше, и подозрительным. Первым делом, приходя, он звал Андрея. Иногда звонил домой просто чтобы убедиться, что трубку возьмут.

Андрея это раздражало. Левченко почему-то радовало. А Ро не очень понимал, что происходит, пока как-то вечером, когда Левченко сидел с Кривцовым, Разумовский не подошел к нему.

-- Я знаю, что не нравлюсь тебе, но...

-- Это не так, -- попытался возразить Ро. Рука его непроизвольно потянулась к карману рубашки, где лежали сигареты. Он достал одну, покрутил в пальцах и положил обратно. Разумовский заметил этот жест и усмехнулся:

-- Куришь?

-- Нет, -- честно ответил Ро. -- Зажигалки нет.

-- Держи! -- Разумовский выдвинул ящик стола, достал зажигалку и бросил Ро. Потом посерьезнел:

-- Мне плевать, как ты ко мне относишься. Ты -- честный парень! Поэтому, надеюсь, если Кривцов решит меня выключить -- ты меня включишь.

-- Конечно! Но...

-- Левченко будет рад от меня избавиться! Но ты, мне кажется, своей выгоды не упустишь. Не лишай себя возможности стать свободным!

-- Хорошо. Но...

-- Кривцов боится! У меня с ним был договор -- он прячет меня. В обмен на кое-какую помощь, -- Разумовский показал на свою голову, намекая на то, какую именно помощь он оказывал Кривцову. -- Меня устраивало. Но сейчас у него будет доступ к нейрокристаллам и реактивам, и я становлюсь ему не нужен. Более того -- опасен.

Кривцов спал. Левченко листал книгу. Разумовский уткнулся в терминал.

Ро чувствовал себя лишним. Он встал, потянулся и вышел. Разумовский проводил его настороженным взглядом.

Ро тихонько пробрался мимо комнаты Кривцова на кухню. Распахнул окно. Он не боялся, что в темноте кто-то разглядит черты его лица, дышал свежестью и пытался поймать забытое ощущение жизни. Снег наконец перестал высылать разведывательные отряды и явил всю свою мощь, оккупировав город. Из-за белого покрывала ночь казалась светлой. Ро дотянулся до настойчиво стучащейся в окно ветки. Обмакнул пальцы в снег, облизал.

Как в детстве. Тогда он тоже любил есть снег, за что ему часто попадало от няньки. Он был болезненным мальчиком и часто простужался. Мороженого ему не разрешали, а снега было много, достаточно протянуть руку. Только надо было дождаться, чтобы нянька отвернулась. Он ел снег украдкой, чувствуя удовлетворение не столько от вкуса, сколько от собственного неповиновения. И частенько расплачивался за своеволие простудой.

Теперь-то у него вряд ли заболит горло.

Зато все чаще гудела голова. Про себя Ро называл это мигренью. Сейчас она отступила, что само по себе казалось подарком этой глубокой зимней ночи.

Покрытые снегом ветки выпрыгнули из темноты неожиданно. Ро отшатнулся, с опозданием сообразив, что в кухне зажегся свет. Тут же его схватили за плечо и развернули. Ро увидел перед собой разъяренное лицо Кривцова.

-- Ты спятил? -- прошипел Кривцов, впиваясь ему в лицо расширенными зрачками. -- Тебя могут увидеть!

-- Темно ведь, -- отозвался Ро, скорее с сожалением, чем в оправдание.

-- Подставить меня хочешь? Ты крест на мне поставил, да? Думаешь, я на игле и уже не способен ни на что? Ты умер, Разумовский! И в моей власти сделать так, чтобы ты умер еще раз!

Он притянул Ро к себе, будто пытаясь обнять. Ро инстинктивно отшатнулся, покачнулся и упал бы, не окажись позади подоконник. Кривцов навалился сверху, нашаривая что-то у Ро на затылке. Ро понял, что это значит, и на него накатил страх. Если до этого он отдавал себе отчет в том, что делает, то сейчас просто принялся молотить руками и ногами. Он не может потерять себя, не может... В голове не осталось ничего, кроме гула, казалось, вибрировал сам воздух в комнате. Человек вдруг отлетел, упал, откатился к стене, стукнулся о ножку стола и затих.

С минуту Ро глядел на него, пытаясь понять, что происходит. Кривцов поднял голову. На мгновение их взгляды пересеклись, потом человек встал, вытер кулаком текущую из носа кровь и скрылся за дверью ванной.

Ро едва стоял на ногах. Он почти ничего не видел. Только красное пятно на полу. Крошечное, но удивительно яркое.

Ро взял тряпку, опустился на колени перед пятном и стал гадать, что же будет дальше. Ему повезло, что Кривцов был не в себе. Впрочем, он в последнее время постоянно не в себе. Странный человек. Что скажет Разумовский?

Ро поднялся, сполоснул тряпку, вымыл руки и сел у стены, прижав колени к груди. Оттягивал миг, когда нужно будет рассказать Разумовскому о неожиданной потасовке.

Разумовский пришел сам.

-- Где? -- тихо спросил он.

Ро даже отвечать не пришлось -- из-за двери ванной раздался слабый стон. Ро шепотом рассказал, что произошло. Он боялся, что Разумовский разозлится, а тот вроде даже повеселел. Стукнул кулаком в дверь и крикнул:

-- Эй! Вылезай! Поговорить надо!

Плеск воды затих, а через минуту послышался щелчок отодвигаемой щеколды. Кривцов решил послушаться. Ро собрался было уйти к себе, но появившийся вслед за Разумовским Левченко удержал его.

-- Погоди.

Ро остался. Кривцов вышел из ванной -- мокрый и голый, с мешками под глазами и медленно ползущей красной дорожкой под носом. В руках он держал полотенце с пятнами крови на нем. Ро пожалел Кривцова и почувствовал себя виноватым. А еще более виноватым он почувствовал себя, когда человек поднял взгляд.

Перед Кривцовым стояло три Андрея. Три пары одинаковых черных глаз, три одинаковые шевелюры, три пары перекрещенных рук. Кривцов застонал и опустился на табурет.