Атланты, Кутгар

На Кутгаре был в почете стайный принцип. Самые опасные из здешних существ действовали стаей. Точнее сказать, стая делала их опасными. Объединенные в стаю ломтики несли смерть всему живому на поверхности планеты, пасуя лишь перед многоногими, колоссальные туши которых, впрочем, представляли не что иное, как сгустки массы и энергии, объединенные тем же стайным принципом в единую оболочку. Стая господствовала в небе. Никто не мог соперничать со стаями ос.

Стаей были и те, кто владычествовал над живым. МЫ были идеальной стаей. Единая цель, единые средства, единые желания Стая - грандиозная и совершенная; куда более совершенная, чем те, что существовали на Земле. Несравненно более совершенная.

Стая невольно ассоциируется со словом волки. Крикни - стая! - и кто-нибудь тут же добавит - волчья. Хотя почему волчья, а не львиная, и не человеческая, наконец? Ответ прост - волчья стая тоже своего рода идеал, зиждищийся на силе. Здесь правит вожак, отстоявший свое право на власть клыками. Сила личная, сила абсолютная, сила, заслуживающая уважения. Отношения в волчьей стае куда более совершенны, чем в стае человеческой.

Прошли те времена, когда человеческой стаей правила сила. Великие вожди и грозные воины канули в Лету, уступив место интриганам и дешевым демагогам. Не сила, а пустое слово, приятное сердцу облезших, правит человеческой стаей. Похоть слабых, больных, прокаженных, рукой демагога пишет законы. Где вы, величие и справедливость, мудрость и рассудительность? Теперь можно солгать и убить, и не понести за это кары. Человеческая стая милостива к объявляющим себя заблудшими. Волки разрывают заблудших в клочья. И добивают раненых и больных. Ведь сила стаи в ее быстроте и острых зубах. Если зубы затупятся, а ноги ослабнут, некому будет добыть дымящееся кровоточащее мясо. И придет смерть. А она прячется неподалеку и ждет, когда ослабнет вожак. И лишь это случится, она вынырнет из засады.

И потому стая бережет вожака, ведь она сильна вожаком. И потому самой сильной будет та, что является вожаком. Где каждый повелевает и каждый повинуется своему же велению. Где старые и ослабевшие добровольно ищут смерти во имя процветания стаи.

Да здравствует абсолютная стая!

О, как же человек ненавидел все, стремящееся к абсолюту. Ведь есть единое, что абсолютно, и имя ему - Вечность. Человек склонен бояться вечности.

Я должен был победить МЫ, а сделать это можно было единственным способом разрушив стаю, делавшую МЫ всемогущими. МЫ были малоуязвимы в физическом отношении. Пожелай я уничтожить МЫ, мне пришлось бы уничтожить всю планету. Потому надлежало действовать другим способом. Мне надлежало убить не плоть, а психологию МЫ, подавить сознание МЫ, заставить МЫ осмыслить неизбежность своего поражения, и признать его. Я должен был сломить волю МЫ.

Как? Прежде мне никогда не приходилось сталкиваться с волей, сравнимой с волей МЫ. Прежде я имел дело с волей индивидов, могучих, почти великих. Каждый из них располагал гигантской волей, но та принадлежала одному-единственному существу, и мне не стоило больших усилий сломить ее, потому что я оказывался неизменно сильнее. Сейчас же я имел дело с совокупной волей мириадов существ, образованием аморфным, почти неосязаемым, ускользающим, распадающимся на части под давлением моей воли, а затем, словно ртутные шарики, соединяющимся в единое. Победить эту волю можно было лишь одним путем - заставив МЫ отречься от своего единства, превратив МЫ в озлобленную трусливую стаю. Подобная задача была трудна, но вовсе не невыполнима. Абсолютная стая, каковой являлись МЫ, представляла собой могущественнейший организм, сродни неприступной крепости. Но для каждой крепости найдется осел, навьюченный золотом. Подобным образом и стая имела свой существенный недостаток. Каждый член стаи отвечал за всех, но не привык отвечать за себя. Я намеревался заставить высокомерных букашек задуматься над тем, что представляет собой каждая из них. Я вознамерился превратить МЫ в Я.

Это было несложно. Уверенность МЫ в своем превосходстве была поколеблена прежними поражениями. Я лишь привнес долю скепсиса, и МЫ разложились на сборище индивидуумов, лишившихся былого единства. МЫ обрели способность к разномнению, МЫ обрели способность к самопожертвованию, МЫ научились бояться. Я даровал МЫ силу, о которой они прежде не могли и мечтать. Парадоксально, но лишь таким способом можно было победить МЫ.

И абсолют стал относительней самого относительного. Великая стая МЫ начала деградировать и умирать.

Я проделал все это в один крохотный миг, после чего...

Пещера содрогнулась от грохота, и лавина камней покатилась вниз. Я замедлил время, а затем вообще остановил его. Но это мало что давало, так как дарда действовала вне времени. Настал миг, грозящий гибелью. И тогда ко мне на помощь пришли нечто, уже однажды выручившее меня в схватке с вихрями. Не знаю, что это за сила, но уверен - она могущественнее всего, существующего во Вселенной. Эта сила испепеляет планеты и перемешивает напластования эпох. С помощью такой силы Леда зажгла солнце!

Нечто пронзило каменную толщу и разорвало ее. Верхушка горы исчезла, словно срезанная гигантским ножом. Передо мной зиял широкий проход, в конце которого возвышалась махина генератора. И ничто больше не могло помешать мне: ни дарда, ни вихри, ни Охранники. Просто потому, что всего этого более не существовало. Осталось лишь подойти и остановить машину, что я и сделал.

В этот миг умерли МЫ, оставив вместо себя биллионы крохотных умных тварей, дать имя которым было назначено мне. В этот миг умер Я, растворившийся в тени планеты. В этот миг злобный мир начал стремительно регенерировать, возвращаясь к первоосновам. В этот миг я стал властелином Кутгара.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ОХОТА ДОБЫЧА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Как-то мне уже приходилось произносить фразу:

- Я победил, иначе и быть не могло!

Да, действительно - иначе быть не могло. Я привык побеждать, а проиграть мне довелось лишь однажды. Да и то лишь потому, что доверил защищать спину другому, которого считал другом. Отныне я склонен доверять лишь себе. Велик тот, кто разочаровался в призрачных замках - примерно так выразился б об этом Заратустра. Забавно, но он еще жив. И конечно же, не думает о том, чтобы помочь мне. Я испытывал сильное желание заглянуть ему в глаза, но не был уверен, что этой мечте суждено сбыться. Строительство корабля еще далеко от завершения.