Путь к Марсу. Научно-фантастическая хроника конца XX века

— Ошибаешься, Сережа! — Волновой заставил себя улыбнуться. — У меня пульс шестьдесят. Могу надеть датчик, чтобы ты убедился.

— У меня тоже шестьдесят!

— Значит, мы в резонансе. Привет всем. До встречи!

Игорь Петрович щелкнул тумблером. Экраны погасли.

Выражение лица Волнового сейчас могло обмануть кого угодно, только не Семена Тарханова. Кто-кто, а он знал, что бодрый вид Главного — это маска. Маска, под которой скрывается огромная озабоченность судьбой экипажа, программами полета и той целью, на осуществление которой затрачено так много сил, энергии, таланта руководителя привлекать на свою сторону людей, убеждать их в необходимости тех или иных поступков.

В самом конце полета «Вихрю» предстояло провести эксперимент «Гравитация». Экипаж должен применить принципиально новый, опробованный лишь в непилотируемых полетах способ торможения при входе на земную орбиту. При составлении программы марсианской экспедиции, как само собой разумеющееся, предполагалось провести торможение с использованием сил гравитации в автоматическом варианте управления кораблем. Мало кто знает, что стоило Волновому и Тарханову доказать, что эксперимент «Гравитация» должны провести люди, а не автоматы.

Через три дня экипаж «Вихря» начнет этот эксперимент. В непилотируемых полетах все проходило гладко. А через три дня?

Семен поднял телефонную трубку и попросил секретаря отвести на кабинет Главного канал связи психофизиологической службы.

На телеэкране огромный приборный щит, на котором регистрируется состояние жизнедеятельности организма каждого члена экипажа «Вихря». Семен мельком просматривает показания отдельных приборов. Сейчас его интересует обобщенная информация.

Для большей наглядности и быстрой оценки состояния экипажа обобщенный критерий К изображается графически в виде шестилепестковой фигуры, напоминающей цветок. Каждый лепесток цветка окрашен в цвет скафандра космонавта и является графическим показателем его самочувствия. Очертания лепестка, имеющие форму правильного круга, соответствуют ста процентам надежности, то есть единице, а принявшие вид тонкой прямой линии — нулю. Перед полетом каждый лепесток был почти правильным кругом. Сейчас они имели вид разновеликих по площади эллипсов.

Семен пригляделся к цифрам: 0,78; 0,84; 0,75; 0,68… Потеря надежности не превышает допустимой. И все же завтра нужно дать внеочередной сеанс гипностимуляции.

Семен Тарханов был уверен, что эти показатели не соответствуют объективной действительности. Нет, электронно-вычислительные машины, подсчитывающие надежность каждого космонавта, не ошибались. Но ЭВМ оперирует предполетной информацией о состоянии организма и сравнивает с ее теперешними показателями. Люди же были в космическом полете много месяцев. Если на Земле за нормальную температуру тела принято считать 36,7 градуса, то при длительном малоподвижном образе жизни — гиподинамии — нормой надо считать 37,0 — 37,1 градуса. Следствием расхождения в оценках, что принимать за норму, а что за отклонение, является как бы искусственное занижение показателей надежности.

Необходимо учитывать и другой фактор. В длительном полете падает биоэлектрическая активность мозга. Это тоже сигнал, учитывая который ЭВМ выдает заниженный показатель надежности. На самом деле именно такой уровень активности свойствен человеческому организму, адаптированному к полету. Повышение уровня было бы чем-то чрезвычайным и, наверное, только мешало бы космонавту справляться с нагрузками.

— Ну как, профессор, каково твое просвещенное мнение? — шутливым тоном Игорь Петрович пытается скрыть беспокойство.

— Думаю, справимся и с «Гравитацией», — Семен не отрывает взгляд от приборов на экране.

— Думаешь или уверен?

— Уверен!

Они не сговаривались, но вот уже в течение двух лет собирались ежедневно, чтобы поговорить о состоянии экипажа, его надежности, немного поспорить, помечтать. Семен знал его талант, но не переставал удивляться блеску его знаний. Откуда все это? Он знал, что Игорь Петрович — член четырех или пяти академических обществ, но очень редко выступает, довольствуясь только тем, что после каждого заседания получает фонограмму докладов, внимательно прослушивает их, выделяя при этом наиболее значимые, нужные ему сведения. Говорить с ним было интересно, но трудно. Игорь Петрович схватывал твою мысль на лету и, не дав договорить до конца, высказывал свое мнение. Если ошибался и ему об этом говорили, не спорил, не доказывал. Немного задумавшись, или признавал свою ошибку, или оставался при своем мнении. Сила ума, помноженная на опыт, давала ему право ограничить круг возможных решений двумя-тремя наиболее вероятными.

— Значит, уверен?

— Конечно, Игорь Петрович.

ГЛАВА 22

ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ

День четыреста пятьдесят четвертый

Игорю Петровичу снится, что он идет босиком по раскаленной гальке черноморского пляжа. Вокруг почему-то не видно ни одной человеческой фигуры. Пустые лежаки, шезлонги, бело-красные мухоморы фанерных грибков, под которыми можно спрятаться от безжалостных лучей полуденного солнца. Море не дышит. Линия горизонта размыта парной дымкой. Он хочет подойти к ближайшему грибку, передохнуть в спасительной тени, но в двух шагах от него грибок исчезает, тает на глазах. Жара…

Комкая простыни, Игорь Петрович просыпается. Утро. Знакомые стены кабинета. На термометре кондиционера двадцать шесть градусов.

— Почему так жарко в главном отсеке «Вихря»? — приходит в голову первая мысль.

Волновой быстро одевается, подходит к столу и вызывает дежурного по Центру.

На видеоэкране лицо Галины Сергеевны Воронцовой.

Галя руководит одной из дежурных смен. Игорь Петрович знает ее уже лет двадцать, с того самого дня, когда после окончания института она переступила порог Центра. Сначала она работала в группе обеспечения старта, потом — в группе управления. Игорь Петрович первым выдвинул ее кандидатуру на пост начальника смены. И не ошибся. Когда дежурила Галина Сергеевна, в деловой атмосфере Центра чувствовалась какая-то праздничная струя. В присутствии Воронцовой даже такой серьезный человек, как Семен Тарханов, изо всех сил старался выглядеть остроумным. Игорь Петрович часто ловил себя на том, что ему приятно говорить с Галиной Сергеевной, смотреть на нее, думать о ней.

Вот и сейчас с телевизионного экрана на него смотрело спокойное, милое лицо, на котором не было и следа бессонной ночи, многих часов тяжелого, напряженного труда.

— Время 6 часов 20 минут. Траектория полета «Вихря» — расчетная. На вахте Виктор Сергеевич. — Сделав короткую паузу, Воронцова спросила: — Как отдохнули, Игорь Петрович? Математики только что заварили кофе. Если вы собираетесь к нам, я оставлю вам чашечку.