Пусть они скажут

И, развлекая сам себя поисками названий для своего состояния, он стал подниматься по лестнице.

Режиссер Улицкий спал плохо. Раньше, в самом начале его деятельности, это случалось с ним часто: дневное возбуждение не ослабевало и к ночи. С годами он научился полностью отключаться от мыслей о делах. Это давало хороший сон и заряд бодрости на весь день. Но Кузнецов пришел слишком поздно; сердясь на него и обдумывая его слова, Улицкий лежал с открытыми глазами. Свидетельство очевидца не оспаривают, к нему прислушиваются. Если сделать это, может измениться весь строй фильма. История перестанет выглядеть, как политика, повернутая в прошлое, плюс несколько бытовых подробностей.

Жизнь людей прошлых веков с ее неторопливым ритмом, с их представлениями, с их тяжелым трудом - вот что могло появиться на экране. Ему первому представилась возможность сделать это. И он ее упустил. Вряд ли Кузнецов теперь придет; он ушел обиженный.

Улицкий был невнимателен на съемках; привыкшие работать с ним удивлялись: обычно распорядительный и энергичный, сегодня он вмешивался мало и все искал глазами кого-то - то среди артистов, то среди толпы; даже по окнам жилого дома скользил его взгляд. К концу дня он будто потерял интерес к фильму. Когда уже пора было собираться, он опросил своего помощника:

- Как вы думаете, что такое память?

- Смешная штука, - актер, снимавший рядом кольчугу, заторопился, чтоб скорей рассказать. - Поехал как-то раз на гастроли и все забыл - деньги, документы. Никто ничего не спросил - все в лицо узнавали...

- Да нет, - Улицкий отмахнулся, - может ли человек помнить события, при которых он сам не присутствовал? Ну, например, происходившие с его далекими предками?

- У вас какой-то новый замысел? - спросил осторожно помощник.

Улицкий ничего не ответил.

Он вернулся домой, снял в прихожей пальто... Так, так, так... Лента побежала назад: вот он, Кузнецов, - румяный, усатый, топчется у двери. "Создаете в своем воображении миры - и не хотите меня выслушать. Хотя бы из профессионального любопытства".

- Вы феноменальный человек! - крикнул Улицкий. - Ну, раздевайтесь же, зачем стоять на пороге?