Год резонанса

— Вы хотите сказать, что женщины по всей стране начали раздеваться в общественных местах? Но это же просто ужас!

Он ничего не сказал. Она покраснела, но продолжала настаивать.

— Да, это ужасно, хотя в данном случае разоблачалась я.

— Нет, Мид. Один случай может шокировать; но более трехсот представляют немалый интерес с точки зрения статистики. Именно поэтому я и хочу, чтобы вы рассказали мне, что с вами происходило в это время.

— Но… ладно, я попробую. Я уже говорила вам, что не знаю, почему я так поступила; я и сейчас не знаю. Я…

— Вы помните, как все происходило?

— О, да! Я помню, как встала со скамейки и начала стягивать с себя свитер. Помню, как расстегивала молнию на юбке. Помню, что подумала: мне надо торопиться — мой автобус остановился всего в двух кварталах, Я помню, как мне стало хорошо, когда я, наконец, м-м-м… — Она замолчала, и на лице у нее появилось недоуменное выражение. — Но я до сих пор не понимаю, почему я это сделала.

— А о чем вы думали непосредственно перед тем, как встали?

— Я не помню.

— Представьте себе улицу. Кто проходил мимо? Где вы держали руки? Сидели ли вы, скрестив ноги, или нет? Находился ли кто-нибудь рядом с вами? О чем вы думали?

— Ну… на скамейке рядом со мной никого не было, Я держала руки на коленях. Эти типы в перепутанной одежде стояли неподалеку, но тогда я не обратила на них внимания. Я ни о чем таком не думала, у меня болели ноги, и мне хотелось побыстрее вернуться домой — и еще я почувствовала, что мне стало ужасно душно. А потом… — В ее глазах появилось отсутствующее выражение, — … неожиданно я поняла, что мне нужно сделать. Более того, я почувствовала, что мое это просто необходимо сделать. И тогда я встала и… и я… — В ее голосе появились истерические нотки.

— Успокойтесь, успокойтесь! — вмешался Брин. — Только не делайте этого опять.

— Что? Мистер Брин! Я и не собиралась делать ничего подобного.

— Конечно, конечно. А что было потом?

— А потом вы накинули мне на плечи свой плащ — все остальное вам известно не хуже меня. — Она посмотрела на него. — Скажите, Потифар, почему вы носите с собой плащ? Дождя нет уже несколько недель — такого сухого и жаркого сезона не было уже много лет.

— Точнее, шестьдесят восемь лет.

— Неужели?

— И все же я ношу с собой плащ. У меня есть такое ощущение, что когда дожди, наконец, пойдут, то спасения от них не будет. Может быть, они будут идти сорок дней и сорок ночей.

Она решила, что Брин пошутил, и рассмеялась.

— А вы можете вспомнить, как у вас появилась эта идея? — продолжил Брин свои расспросы.

Она покрутила в ладонях бокал и немного подумала.

— Нет, не могу сказать.

Он кивнул.

— Я так и думал.

— Я вас не понимаю — если только вы не думаете, что я спятила. Вы так не думаете?

— Нет. Я думаю, что вы должны были это сделать, но почему и зачем, вы не знаете и не можете знать.

— Но вы знаете! — Она обвиняюще ткнула в него пальцем.

— Может быть. Во всяком случае, я располагаю некоторыми цифрами. Вы когда-нибудь интересовались статистикой, Мид?

Она покачала головой.

— Цифры всегда смущали меня. Черт с ней, со статистикой — меня интересует, почему я это сделала!

Он очень серьезно посмотрел на нее.

— Я думаю, что мы лемминги, Мид.

Сначала на ее лице появилось удивление, которое постепенно сменилось ужасом.

— Вы хотите сказать, что мы — эти маленькие мохнатые существа, похожие на мышей? Те, которые…

— Да. Те, которые периодически совершают миграции самоуничтожения, миллионы, сотни миллионов леммингов гибнут в море. Спроси у лемминга, почему он это делает. Если бы удалось заставить его чуть приостановить свой марш к смерти, тогда любой ученик знал бы ответ на этот вопрос. Он делает потому, что должен, — в точности, как и мы.

— Это ужасная мысль, Потифар.

— Может быть. Идите сюда, Мид. Я покажу вам цифры, которые смущают и меня. — Он подошел к своему письменному столу, вытащил ящик и достал из него пачку карточек. — Вот, например. Две недели назад какой-то человек подал в суд на законодательную власть штата за то, что по ее, якобы, вине его разлюбила жена — и судья принял дело к производству! Или вот это — патент на смещение оси вращения Земли с тем, чтобы растопить лед на полюсах. Патент был отклонен, но изобретатель успел собрать триста тысяч долларов за земельные участки на южном полюсе, прежде чем власти остановили его. Теперь он подал на них в суд, и создается впечатление, что вполне может выиграть процесс. А вот еще — известный священник предлагает ввести в высших учебных заведениях курс загробной жизни. — Он торопливо отложил в сторону эту карточку, словно она жгла ему руки. — А это просто чудо: закон, который рассматривался в нижней палате штата Алабама, — в нем предлагалось отменить действие законов атомной энергии, не принципы ее использования или производства, а природные законы! Текст документа не оставляет никаких сомнений. — Он пожал плечами. — Где предел глупости и есть ли он?

— Они все с ума посходили.

— Нет, Мид. Один такой тип — сумасшедший. А когда их превеликое множество это марш леммингов к смерти. И даже не пытайтесь со мной спорить — я нанес все эти данные на график. Когда у нас в прошлый раз возникла схожая ситуация, ее назвали "Эрой Замечательной Чепухи". Но сейчас все гораздо хуже. — Он засунул руку в нижний ящик и достал большой лист бумаги. Амплитуда уже почти в два раза больше, чем тогда, а мы еще не достигли максимума. Что будет, когда мы его достигнем, мне, честно говоря, даже не хочется думать. Три различных кривые одновременно достигнут наибольшего значения.

Она посмотрела на графики.

— Вы хотите сказать, что тот паренек, с его бреднями про поворот оси, находится на одной из этих кривых?

— Он ее увеличивает. Здесь же отражены любители сидеть с поднятыми флажками, глотатели золотых рыбок, участники танцевальных марафонов, а также тот тип, который закатил земляной орех на вершину пика Пайке, толкая его носом. Вы находитесь на гребне новой волны — во всяком случае, будете находиться после того, как я вас помещу туда.

Она скорчила гримасу.

— Мне это не нравится.

— И мне тоже. Но это очевидно, как банковский чек. В этом году человечество перестало стричь волосы и, сидя на солнышке, ухмыляется с засунутым в рот пальцем и бессмысленно лопочет: «Бу-бу-бу».

Она вздрогнула.

— Как вы считаете, не выпить ли еще стаканчик на дорожку? Мне уже пора.

— У меня есть идея получше. Вы ответили на мои вопросы, и теперь я должен угостить вас обедом. Выбирайте ресторан, а уж там мы сможем выпить еще по коктейлю.

Она покусала губы:

— Вы никому ничего не должны. И мне сейчас не хочется показываться на людях. Я могу… я могу…

— Нет, этого не может быть, — резко возразил Брин. — Молния не ударяет дважды в одно и то же дерево.

— Вы уверены? Но, все равно, мне совсем не хочется оказаться в толпе. — Она посмотрела в сторону кухонной двери. — У вас там есть какая-нибудь еда? Я могу сготовить.

— Х-м-м, ну кое-что там должно быть. Кажется, в морозилке есть мясо. И еще я купил свежую булку. Иногда, когда не хочется выходить из дома, я делаю себе гамбургеры.

Она направилась в кухню.

— Трезвая или пьяная, полностью одетая или… голая, я умею готовить. Вы увидите.

И он действительно увидел. Роскошные, сочные, горячие бутерброды с мясом, залитым острым, удивительно пахучим соусом, украшенные золотистыми кружочками жареного лука; салат, сделанный из остатков овощей, которые она сумела отыскать в его холодильнике; жареная румяная картошка. Они ели все это, сидя на маленьком балкончике, и запивали, холодным пивом.

Он вздохнул и вытер салфеткой рот.

— Да, Мид, ты умеешь готовить.

— Когда-нибудь я приду к тебе, захватив с собой необходимые продукты тогда-то ты и узнаешь, что значит настоящая готовка.

— Тебе больше ничего не нужно доказывать. Тем не менее, я согласен. Однако в третий раз повторяю: ты мне ничто не должна.