Игры на Красной площади

«Ты что, больной, что ли? — изумился двупалый.— Это любой воспитанник знает — дети защитников Белого дома».)

Свалили их с телеги прямо под желобом. Сразу же раздался грохот — сверху пошла каменная лавина. Кирпичи, булыжники, щебенка, брусчатка, уж и не знаю, какая там машина наверху стояла, только камень сыпался минут пять. А у дезабелдов задача — развязаться, выскочить из-под обвала и еще товарищей оттащить. Трудное дело, тем интереснее наблюдать.

Ох, как же они извивались, как потешно прыгали, связанные, под каменным дождем, как острыми обломками веревки резали, зубами их рвали. Но — прыткие оказались дезабелды. Всего человек пять завалило, остальные сумели выбраться. Кто руки-ноги поломал, кому голову пробило, а один — мыслимо ли, ребятки! — целехоньким выскочил, ни царапинки на нем. Опричники подбежали, скрутили и увезли его куда-то. Все прочие по домам расползлись.

Далее, кажется, был перерыв на обед — нас всех горячей кашей из котлов кормили, кое-кому и щец досталось, обед, между прочим, бесплатный был, хоть мне никто и не верит, — а потом состоялись две драки.

На площадь с двух сторон вывели «памятников» и жидомасонов. Сначала «памятникам» выдали дубинки и мотоциклетные цепи — как поперли патриоты на масонов, только клочья в воздух полетели, кому мозги вышибли, кому зубы выбили до единого. Свисток, сирена, гудок — короткая пауза — и роли поменялись. Теперь цепи и дубины, колья и кирпичи у жидомасонов. Те, в свою очередь, стали «памятников» метелить — любо-дорого смотреть. На счете тридцать пять-пятнадцать на сорок два-двадцать три раунд закончился. По площади пошли уборочные машины.

(«Как этот счет понимать?» — опять не удержался кто-то из юнцов.

«Чего ж тут непонятного? — пожал плечами безногий на тележке и даже утюжками пристукнул по полу в раздражении.— Стало быть, тридцать пять раненых и пятнадцать трупов с одной стороны, сорок два калеки и двадцать три жмурика — с другой. Если по очкам считать, то масоны выиграли».)

Точно, судьи белые плакатики подняли, там все и отразилось. Хорошо помню, уборочные машины потом минут пять крутились. А мы с соседом заспорили. Рядом со мной один гражданин сидел, в лисьей шубе — это первого-то мая! — молчал-молчал, только сухарями хрустел, потом вдруг говорит: «Спорим, сейчас «союзников» поведут?». Ну нет, отвечаю, «союзники» после интеллигентов будут. «Да-а-а?! — ухмыляется он.— Неправда ваша, батенька, интеллигенты — на закуску, их в самом конце пригонят». Слово за слово, схватились за ножи, ну, думаю, берегись, лисья шуба, сейчас вмиг уши отрежу — и отрезал бы, только радио помешало — объявило следующий раунд. И кто, вы думаете, оказался прав? Я, конечно. Забренчали кандалы, в воздухе повисло «га-га-га-га» — на площадь хлынули интеллигенты. Про ножи мы с соседом враз забыли, все внимание — к площади. А то, что уши не отрезал наглому спорщику, — конечно, жаль.

Правда, одно ухо я с площади все же унес. Но об этом потом.

Ребятки, что-то вы ко мне совсем невнимательны. Вот и новокаинчик наготове, а бузы нет. Есть? Значит, возрадуемся. Десять капелек — и полное осветление мозгов плюс прояснение речи. У-упс, как говорят наши друзья американцы.

(«Кто друзья? — поперхнулся присевший к столу босоногий рикша-волжанин с трофическими язвами на бедрах.— С каких это пор заморские гости стали друзьями?» Рикша сильно волновался, отчего его оканье стало еще заметнее.)

Замолкни, волга. Я называю друзьями всех, кого захочу. А лучшие друзья — те, кто варит хорошую бузу. Например, бузу из американского маиса. Понял связь?

Про кого я рассказывал? А, про интеллигентов. Ну, с этими умниками вообще комедия. Им, значит, глаза завязали, а на площадь вышли асфальтовые катки. Конечно, увернуться от катка — дело плевое, но если глаза ничего не видят и если на площади человек пятьсот мечутся, тогда абзац. Видели, что от человека остается, когда по нему каток пройдет? Нет? А я видел. Очень поучительное зрелище. И звук характерный — когда череп трескается. Все равно что большое крутое яйцо раздавить. О-о-очень большое яйцо. Эй, лысый, ты что опять зарделся? Я совсем другое яйцо имею в виду, куриное, не то, что ты подумал.

Есть, други мои, такое слово — вакханалия. Это когда много пьют. Вот мы пьем — у нас вакханалия. А когда без вина пьянеют — тоже вакханалия, но другая. Так я вам скажу, после интеллигентов на Редовой, то бишь Красной, сквере самая вакханалия и началась. Это когда выволокли проституток, гомиков, лесбиянок, трансвестистов, зоофилов и прочую нечисть. Все извиваются, верещат, чувствуют, что полный кандец настал. Кто-то в толпе крикнул: «Бей блядей!» — и Народ попер на брусчатку. Чем их только не били — кулаками, палками, штырями, арматурой, ножками от табуреток, биллиардными киями — люди у нас запасливые, — одна бабка зонтиком у лежащих глаза выковыривала, какой-то старик педерастов авоськой душил… Словом, пир на весь мир!

А я сижу себе, бузу допиваю. Нет, не потому, что руки марать не хотелось. С удовольствием измарал бы. Просто ясно понимал: встанешь, только ринешься на блядей, а твое место уже какой-нибудь барин занял. Ухо надо востро держать — всегда и везде, поняли, ребятки? Мне с моей скамьи все отлично видно было. И потом — что еще нужно добропорядочному гражданину? Бузы и зрелищ. Зрелищ и бузы. Больше ничего.

Устал Народ… Притомился. Снова все по краям площади разошлись, опять уборочные машины выехали. А для передышки по радио объявили «союзников».

(«Ну совсем разошелся, — проворчал человек с двумя горбами, судя по мундиру, чиновник.— Надо же, Союз… Ты еще эсэсэсэр скажи!»)

Слушай, бактриан, помолчал бы. Надо же понимать: Союз нерушимый — это одно, а «Союз» в кавычках — совсем другое. Тьфу, верблюд чертов, с мысли сбил! Ну-ка, налей бузы лучше, а то вообще рассказывать перестану.

Итак, объявили «союзников». Вышла дюжина мужиков и баб в белых рубахах с петухами крестиками. Игра вот в чем заключалась. «Союзники» должны были за десять минут перекрасить рубахи в свой любимый цвет — красный. Чем? Это их проблема. По истечении контрольного времени рубахи и так окрасятся — стрельцы с автоматами уже выстроились. Ух, как «союзники» стали друг за другом гоняться — любо-дорого смотреть! Догоняет, к примеру, супостат супостата или супостатку, один черт, и ногтями по лицу — взззззз… Кровь хлещет, на рубахе красные пятна, Игра продолжается. Уж и кусались они, и царапались, и, ремни снявши, пряжками секлись, крючками лифчиков полосовали друг друга. Но — молодцы! К концу срока не только рубахи — вся площадка, огороженная канатами, красной стала. Стрельцы расступились, и «союзники» заковыляли восвояси.