Космический Гольфстрим

— И будет расти… если не сумеем обрубить лапы этому хищному пауку.

Капитан раскрыл глаза, потянулся под одеялом. Вставать не хотелось. Руки, ноги, все тело — тяжелые, как глина. И без измерения ясно: тяготение резко увеличилось. Сейчас он весит не меньше тридцати пяти килограммов, и, хотя это составляет всего половину его земного веса, ощущается огромная тяжесть. И неудивительно: долгие годы невесомости сказались на физической сопротивляемости организма. «Бесплотный период окончен!» — такую подпись поставил под своей карикатурой какой-то остряк. На экране были изображены мужчины, передвигающиеся на четырех конечностях, и женщины — на костылях. «Хватило такта не нарисовать наоборот, — подумал Нескуба. Этого еще не хватало!» Взглянув на хронометр, начал подниматься: вскоре будут докладывать руководители секций и служб. В последнее время в связи с тревожной обстановкой капитан спал в командной рубке и сейчас был даже рад, что Эола не видит, как он поднимается с кушетки: старик, да и только. Впрочем, представив себе, что биолог Алк тоже еле передвигает ноги, немного успокоился, повеселел. Вот кому пристало бы ходить на четырех!

Пока умывался в маленькой кабине, Эола принесла завтрак. На подносе в зажимах лежали два больших тюбика пюре из хлореллы, в маленьких картонных коробочках — несколько горошин поливитаминов.

«Можно было бы и на тарелочках, — подумал он с досадой. Тюбики эти осточертели».

— Как спалось? — Эола встала на цыпочки и на мгновенье прижалась щекой к его щеке.

— Голова чугунная.

— Вероятно, повышается давление. Тяготение сильно увеличилось… — На лице Эолы появилась бледность. — Послушай, чем все это кончится?

— Не волнуйся, милая, работа в наших лабораториях идет полным ходом, что-нибудь придумаем. А ты как невропатолог… Знаешь, в такой ситуации кое у кого могут не выдержать нервы…

— Служба здоровья функционирует нормально. А что касается нервов, ты прав — у нас уже есть один пациент.

Нескуба вопросительно поднял брови.

— Вообще-то ничего особенного, невинная мания: цветы. Только и разговоров, что о цветах. Цветы — чудо природы, пластика, живопись, поэзия, даже музыка. Он, мол, непременно вырастит необычайный цветок…

Нескуба сразу догадался, о ком речь, и расспрашивать не стал. У него сложилось другое мнение об этом «пациенте».

Выдавив в рот жидкое пюре из тюбика, он с отвращением поморщился.

— Я вижу, ты не в восторге, — сказала Эола, садясь рядом.

— Да, не очень, — ответил он, нехотя глотая тепловатую массу. — Какое-то оно…

— Кажется, ты любил антрекоты…

— Не забыла? Вот бы сейчас…

— А от курятинки отказался бы?

— Клянусь космосом! За куриную ножку…

— С рисом, конечно, и с маслицем…

— Лучше уж не вспоминай, не терзай.

Эола вздохнула:

— Откровенно говоря, у меня эти калории тоже в горле застревают. Да и всем уже осточертела проклятая хлорелла.

Шутливые нотки уже не звучали в ее голосе, и это немного обеспокоило Нескубу.

— Что ты сказала? Проклятая хлорелла? — натянуто улыбнулся он. — Напрасно. Эта водоросль… если хочешь знать, — некое чудо природы. Такое содержание белка, витаминов, аминокислот…

— Так что же ты дуешься, как среда на пятницу?

— Я дуюсь? Да нет. Это тебе просто показалось.

— А меню можно улучшить.

— В перфоленте нашего электронного повара запрограммированы десятки разных блюд.

— Десятки… Но все это вариации на одну и ту же тему: хлорелла. Пора бы уже сменить перфоленту — у нас ведь есть энзэ — неприкосновенный запас. Там и курица, и баранина, и кое-что еще.

Терпеливо выслушав эту кулинарную декларацию, Нескуба сказал:

— Именно сейчас, когда «Викинг» попал в критическую ситуацию, использовать неприкосновенный запас было бы неразумно хотя бы по психологическим мотивам. Ты меня поняла? Космос тоже требует жертв.

Так и не удалось Эоле, острой на язык, победить хлореллу. Обычные аргументы на Гордея Нескубу не действовали, а более сильные, соблазнительные, которые пускают в ход прелестные женщины, не могли повлиять по причине коварства все той же водоросли: она за приверженность делает человека равнодушным ко всему, разве только кроме своих прямых служебных обязанностей.

Проворчав что-то не весьма лестное в адрес хлореллы и своего мужа, Эола уложила на поднос выжатые тюбики, пустые коробочки и вышла из рубки. Нескуба не очень-то вслушивался в ее слова, потому что как раз в это время засветился экран внутренней связи и из голубоватой его глубины вынырнулапостная физиономия руководителя физической лаборатории. Под глазами синяки, физик кашлял и хлюпал носом.

— Ну что там у вас? — спросил Нескуба.

— Все бы хорошо, но мастерская срывает график: до сих пор не готов редуктор.

— А соленоид?

— Начали монтаж. — Физик чихнул, торопливо достал платок и, вытерев нос, добавил: — По графику.

— Хорошо, — капитан попытался улыбнуться, — продолжайте в том же духе, но, прошу вас, берегите, пожалуйста, здоровье. А на мастерскую мы нажмем.

Инженеры конечно же не бьют баклуши, но настроение ему испортили. Гравитационный трансформатор, модель которого предложили физики, — кто знает, может быть, это и на самом деле спасение для «Викинга»! По идее, такое приспособление могло бы пробить туннель в поле тяготения, и все одобрили программу работ, обещали напрячь, стократно умножить усилия, а тут…

Соединившись с мастерской, Нескуба долго допытывался, в чем же причина задержки. Инженеры ссылались на объективные причины, но от этого капитану не становилось легче. И последовавшее за этим разговором патетическое сообщение из обсерватории он воспринял без энтузиазма:

— Эпохальное открытие! Мы сфотографировали объект из протовещества. По предварительным расчетам, эта туманность превышает по размерам наш Млечный Путь в миллиард раз!

Нескубе показалось, что большие темно-карие глаза Лойо Майо от восторга вот-вот выскочат из орбит. Молодой ученый, увидев кислое выражение на лице капитана, удивленно воскликнул:

— Неужели вас это не волнует? Вы только подумайте…

— А повлияет ли эта туманность на силу гравитационного поля?

— Эола? Да она находится…

— При чем тут Эола?

— Мы хотим назвать Эолой новую туманность — в честь вашей жены, капитан.

— С какой стати? — удивился Нескуба. — У нее заслуг перед астрономией нет никаких. Но меня интересует гравитация.

— На пространство, в котором мы находимся, новый объект влияния не оказывает. Он расположен на периферии видимой Вселенной, расстояние — десять миллиардов световых лет [1]. Так что луч, который мы зафиксировали на фотопленке, отправился в путешествие тогда, когда не только не существовало жизни на Земле, а и самой нашей планеты еще не было. Представляете?

— Не очень. С такими расстояниями мое воображение не может справиться.

— Возможно, и так, но… Это ведь дозвездная стадия вещества!

Пожалуй, не всякий влюбленный с таким жаром говорит о своей любимой, как Лойо Майо об этой космической туманности, которая маячит где-то в несусветной дали. Нескуба с присущей ему выдержкой еще, пожалуй, целую минуту слушал дифирамбы темпераментного мексиканца «звездной праматери», «поразительному явлению природы», «золотой рыбке», которая так счастливо попала в фотокамеру.

— Мы должны сфотографировать ее с разными светофильтрами, произвести детальнейшие измерения, уточнить некоторые характеристики с помощью телескопа-спектрометра, — продолжал ученый. — Нам нужно максимально использовать благоприятные условия, в которых находится «Викинг».

— Благоприятные условия?! — возмутился капитан.

— Ну да… то есть я хотел сказать: благоприятные для астрономических наблюдений…

— Я вас понял, — перебил капитан, кладя руки на пульт. Он уже отругал себя за минутную невыдержанность и продолжал как можно спокойнее и тверже: — А что касается названия… Может быть, лучше будет — Гулливер?