Эксперимент с неуправляемыми последствиями

Разбежавшись, Мартель прыгнул через расщелину, но ноги его вместо твердой почвы ощутили вдруг пустоту. С коротким вскриком он рухнул в пропасть.

Правда, падение продолжалось мгновения. Гравитационные подушки включились автоматически и вынесли его на край уступа. Но этих мгновений было достаточно, чтобы сердце зашлось от страха. От древнего, первобытного страха. Хотя он понимал, что не может разбиться. Хотя он знал, что неуязвим. Но на какое-то мгновение древняя память предков оказалась сильнее краткой памяти его жизни.

Страх этот преобразил Мартеля. Откуда взялась эта настороженная, крадущаяся походка? Эта цепкость движений, этот прищуренный, неотрывный взгляд, способный подметить малейшую угрозу, малейшее движение, если бы только оно было.

Но мир, окружавший его, продолжал оставаться все в той же оцепенелости. Каменистые уступы все так же громоздились один на другой, уходя к пепельному горизонту.

Мартелю показалось, он увидел вдруг, как сквозь статичность этой картины проступает застывшее движение. Словно мгновение назад все это пребывало в некоем едином ритме и вдруг замерло, застыло на полутакте, полуслове.

"Разум Цеверы приветствует тебя", - вспомнил он слова, которые пришли на ум за мгновение до того, как он прочел их. И вторую фразу он тоже смог знать заранее. Не будь памяти Ральфа, он едва ли догадался бы избежать гибельного смысла, который несла последняя, третья фраза. Но память Ральфа ничего не говорила о ней, об этой последней фразе. Едва подумав об этом, Мартель спохватился и попытался уйти от этой мысли. Потому что, если фраза эта всплывет в сознании, ему будет уже не отгородиться от нее ни сомкнутыми веками, ни ладонями рук. Но, хотя он и пытался заставить себя думать о другом, мысль его продолжала работать все в этом же направлении.

Окружив себя оболочкой силового поля, Мартель взмыл вверх, в тусклое небо, и стал медленно кружиться там. Он то опускался ниже, то снова взлетал кверху, замирая вдруг неподвижной точкой в самом зените. Отсюда, сверху, то, что выглядело бессмысленным нагромождением камней, имело, казалось, некую тайную логику. Линии, переходы и изгибы рельефа, сколь бы ни были они изломаны и асимметричны, были выдержаны в едином масштабе и не нарушали его. Понять скрытный смысл увиденного Мартель не мог. Так дикарь, увидевший печатный текст, может лишь догадываться, что это нечто большее, чем просто орнамент, но бессилен понять значение и смысл написанного.

"Разум Цеверы" молчал. Тщетно блуждал Мартель среди каменистых изломов, тщетно кружил в безрадостном, тусклом небе. Ничто не говорило о том, что он не один в этом пустынном мире. Мартелю не оставалось ничего, кроме как возвратиться на корабль.

Описав большую плавную дугу, он опустился возле шара. Роботы один за другим проползли, прошли, проскакали мимо него, втягиваясь в разверстое чрево корабля. Они завершили свое дело. Маяк утвердился над каменистой пустыней. Красной каплей, яркой точкой нарушил он монотонность пейзажа.

Мартель вошел в каюту и почувствовал усталость, желание лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Он попытался стряхнуть странное оцепенение, которое волнами поднималось откуда-то из самых глубин его сознания, разорвать паутину каких-то смутных чужих мыслей, незнакомых голосов и лиц, всплывавших в памяти.

Вдруг знакомое чувство тревоги охватило его. Показалось, что кто-то находится на корабле. Мартель чувствовал это. Через мгновенье белым пламенем вспыхнули строки.

Но Мартель не видел их. Сквозь плотно сомкнутые веки он чувствовал только яркий свет, который то вспыхивал, то исчезал, чтобы через секунду появиться снова. Так продолжалось с минуту.

Убедившись, что строки пропали окончательно, Мартель решился открыть глаза.

Он бросился к пульту. Датчики, расположенные внутри корабля, как и в первый раз, не отметили ничего. Волнистые линии индикаторов мерно подрагивали у самой нижней черты. И только установленные снаружи...

Он едва успел закрыть глаза. Строки вспыхнули внезапно, и на этот раз не было чувства, которое предупредило бы его об этом. Хотя он отреагировал почти мгновенно, взгляд успел выхватить и запомнить три слова: "При обратной последовательности..."

Сжимая ладонями веки, он чувствовал сквозь них белый свет и ждал, когда это кончится. Но этому, казалось, не будет конца. Когда же строки, наконец, исчезли, Мартель не решился уже открыть глаза.

Повязка на глазах оградила от гибельных строк, которые пытался навязать ему "разум Цеверы". Со стороны он походил на человека, собравшегося играть в жмурки. Не было только видно его партнера. Но партнер был. И Мартелю казалось, он знает теперь, где искать его.

Мрак глухой стеной обступил Мартеля, и знакомый мир зримых предметов исчез. Его окружал теперь мир, воспринимаемый на ощупь, мир, границы которого очерчены были вытянутой рукой.

Чувствуя, что должен спешить, Мартель снова двинулся к пульту. Ощутив под пальцами знакомую клавиатуру, Мартель нажал на клавиш, который был самым левым. Это означало: "Я отдаю приказ". Пальцы его двигались все увереннее и быстрее, набирая индексы, которые жили в памяти так четко, как если бы он родился с этим знанием.

Кончив делать это, он прислушался. Не было слышно ни звука, но он знал, что, повинуясь его приказам, из недр корабля выползали аппараты каких-то немыслимых форм. Вот они выползли и замерли, застыли рядом с шаром, ожидая команды. Потом дрогнули и одновременно рванулись с места. Пластаясь в воздухе перепончатыми крыльями, роняя кольца голубого пламени, припадая к камням, извиваясь и ввинчиваясь между скалами, они устремились на северо-восток. Туда, откуда датчики, расположенные вне корабля, смогли уловить слабый импульс.

Мартель ощупал повязку на лице и приготовился ждать. Он не знал, сколько времени прошло. Очевидно, ровно столько, сколько нужно, чтобы аппараты, посланные им, достигли своей цели. Когда это произошло, Мартель услышал сигнал, возвестивший об этом.

Он попытался было представить, что происходит сейчас там. Он не видел экрана, не видел, как огромная пещера темными перекатами, рывками надвигалась на него. Мглистые сумерки царили под глухими сводами, и в этом свете едва различались белые грушеобразные гроздья, свисавшие со стен и откуда-то сверху. И нити, множество белых нитей, исходивших от них и исчезавших среди камней. Они тянулись к другим таким же пещерам, углублениям и нишам, где свисали такие же белые гроздья, связуя их в единую сеть. Ослепительный голубой свет вспыхнул вдруг, на несколько мгновений ослепив всю пещеру. Акция началась.

Но каплевидные дыни, гигантские белые груши не реагировали ни на свет, ни на тепло, ни на излучения. Не реагировали на ультразвук. Аппараты пронзали гроздья насквозь, обдавали кислотами и сжигали в медленном пламени. Не было такого враждебного действия, которое не было бы пущено в ход, но ни одно из них не встречало ни малейшего сопротивления и никакого противодействия. Исчерпав свои возможности, аппараты замерли.

"Реакции нет, - сообщали они на корабль. - Реакции нет".

Теперь Мартель знал, что "источник опасности" мог воздействовать только на биологические объекты. Но не на механизмы, не на аппараты.

Маяк не был биологическим объектом, значит, он вне опасности.

Когда аппараты вернулись, Мартель скомандовал "старт" и вывел корабль на орбиту. Он сделал это по-прежнему вслепую, на ощупь. Только когда планета осталась внизу, он решился чуть сдвинуть повязку. Но тут же рывком вернул ее на место.

Белый свет метался по кабине.

Этого он не ожидал. Этого он не предвидел. Торопливой рукой Мартель набрал индекс, выводящий корабль на обратный курс к Земле. В положенном месте и в надлежащее время Шар вошел в "провал пространства", чтобы тут же вынырнуть в другом, дальнем конце Вселенной. Мартель снял повязку, и не успел раскрыть глаза, как сквозь сомкнутые веки почувствовал знакомый белый свет.

"Разум Цеверы" не выпускал его. Расстояние не защитило. Мартель представил себе, как, вернувшись на Землю, он привезет с собой эти бегущие строки, способные убивать.