Пупырь (СИ)

Арсений с отчаяния пытался звонить - все равно куда, но телефон мёртво молчал. Глушь.

В конце концов решили возвращаться за помощью. До Малаховки километров двенадцать, часа три шагом. Оставался, правда, вопрос, как объяснять про пупырь, но эту проблему Арсений малодушно переложил на Михалыча.

Сам он оставался на всякий случай караулить застрявшего Щербину.

Кругленькая фигурка Михал Михалыча закатилась в гороховое поле и пропала из виду. Арсений вздохнул и прикинул, что бы ещё попробовать.

Он побродил вокруг пупыря, считая шаги и выяснил, что в окружности тот метров шестьдесят, а значит радиус "футбольного мяча" около десяти метров. Что деревья, торчащие из бугра параллельно земле, ничуть не клонятся вниз. Что между травяными пучками не проглядывает земля, а ведь если бы почва действительно натянулась на громадный "мяч", проплешины должны бы появиться.

Арсений закрыл глаза и шагнул на пупырь. Никаких странностей в ощущениях: будто идешь по тому же ровному лугу. Глянул под ноги - крутой склон, голова немедленно закружилась. Снова зажмурился и продолжил путь, считая шаги.

Чуда не произошло. Вернее, чудо продолжало оставаться неизменным: Арсений опять вернулся в исходную точку. Согласно подсчетам, повернул он буквально метрах в двух от подножия. Два метра условно вверх, необъяснимый и неощутимый поворот и два метра вниз.

Вот такая арифметика.

В тине мощно плеснуло. Видно, ходил там здоровенный сазан, смотрел из-под воды на глупого человечка и посмеивался в четыре уса.

Тоскливо думалось, что с чудаковатым Ванькой Щербиной творится неладное. Если уж невмочь спуститься, то показаться-то он мог. Палатку вон хорошо видно.

А раз не показывается...

Вдалеке зарекотал трактор.

Григорий привёз кастрюлю с варёной картошкой, кусок копчёного мяса, тугие помидоры и колючие огурцы; Арсению при одном взгляде на еду опять поплохело с животом.

Михалыч торопливо жевал и говорил без умолку. Жена Григория, она же михалычева сестра Ленка слышала, что вроде бы прошлым летом на овсяном поле такой же пупырь вздувался. И вроде бы тоже никто наверх забраться не мог. А потом вроде бы пропал он, сам.

– Скоро?

– Да никто не следил. Неделю, говорят, может, две...

Две недели - это катастрофа.

А ещё мужики видели, как весной сюда новый русский из замка на трех джипах ездил. Вот прямо на это место. Следить не следили за ними, конечно, но языками потом в деревне мололи: и что оружие здесь прятали, и что трупы зарывали.

Григорий солидно кивал.

– Чего ж сразу не сказал-то? - растерянно спросил Арсений.

– Так вы же на рыбалку, а не копать.

– Может, съездить к этому новому русскому, спросить?

Михалыч поперхнулся огурцом.

– Ну... если уж только совсем припрёт.

Представились высоченные каменные стены, охрана на башенках, злобные ройтвеллеры, натасканные на людей... Решили, что "совсем припрёт" завтра к вечеру. Если раньше не разберутся.

Продемонстрировали пупырь Григорию. Тот чесал в косматом затылке, разводил мощными руками, удивлялся. Попробовал въехать на тракторе, разворотил колёсами глубокую колею, но дальше тех же двух метров не продвинулся. Руль при этом не поворачивался, а трактор неизменно возвращался назад; для чистоты эксперимента рулевое колесо даже заклинивали при помощи палки и шнура.

Швыряли железяки в высоту, чтоб попасть на верхушку навесом. Выяснили: если бросать так, чтоб перебросить, так она через бугор и перелетает. А чуть слабее - падает на заколдованном рубеже.

Устали, обозлились, наорали друг на друга, обвиняя невесть в чём. Григорий обиделся и досадливо шарахнул кулачищем в бок трактору, оставив заметную вмятину.

Остыли.

А Щербина... казалось, от этого шума и мёртвый проснётся. Ох, не накаркать бы, не накаркать.

Уже часов пять было, когда Арсений бумажку нашёл.

***

Ближайшие кусты оказались использованы полностью. Арсению даже казалось, что ветер доносит запашок к самому пупырю, что его страшно конфузило. На этот раз он примостился у самой воды, меланхолично наблюдая за черным муравьём с длиннющими усами. Не иначе, из Ванькиных запасов насекомое.

Наткнулся взглядом на картонку. И не сразу даже понял, что нашёл.

Это в городе бумажек под каждым пеньком полно. А в деревне... Арсений в детстве у бабушки в деревне жил, так там во всем доме десяток газет двухлетней давности и учебник органической химии. Он тогда этот учебник за лето чуть не наизусть выучил.

Он все ещё соображал, строил умозаключения, а сам уже машинально застёгивал штаны, выуживал грязный, разлезающийся в руках ошмёток. На обрывке этикетки угадывалось:

=====================================

Генератор ограничения доступа ГОД-Х28

Тип: плоскостной

Размер: малый

Тип активац

========

На душе стало легко и радостно. Не мистика, не сверхъестественная чертовщина - всего лишь технология. А с технологией-то мы ого! мы её раз плюнуть! Мы же для того и высшее образование получали, и штаны в КБ просиживаем, мы ж с технологией "на ты"...

– Толку-то, - сказал Григорий. - Делать-то с ним чего?

– Так это ж, небось, он как раз.

– Ну и как теперь?

– Э...

Арсений вернулся обратно. Долго шарил по кустам, нашел еще несколько картонных обрывков, но единственно нужного продолжения этикетки не было.

"Тип активац"... Тип активации, наверное.

– Выходит, мы сами его запустили?

– Похоже...

– Что сделали-то, Арсений? Что сделали - вспоминать давай.

– Я палатку ставил.

Точно ведь, палатку он ставил. Наскоро повтыкал колышки, чтоб только шесты держались. Потом ещё раз обходил, и каждый вбивал подальше, туго натягивая брезент.

Может, колышек в кнопку воткнул? Ну, должна же там кнопка быть.

– А ты, Михалыч, перловку доставал.

– Не, перловку я раньше достал.

– Говорю, перловку разворачивал. И трепался про карасей.

– Врёшь, про плотву рассказывал. Я карасей года три не ловлю. А Ванька водку пил.

– Наливал. Как пил, я не видел.

– Да ты вообще ничего не видел, ты же в речку слетел.

– Это я потом слетел, когда тряхануло.

Смерили глазами земляной прыщ. А ведь правда, встряхивало.

Михалыч застопорился, остекленев глазами - идея пробила.

– Так может его водочкой активизируют, а? - предположил он. - Ванька плеснул, и вперед.

– Н-ну...

Запасы водки пропадали на макушке пупыря, вместе с палаткой, Щербиной и паспортами.

Григорий молча двинулся к трактору, пошарил за сиденьем, выудил давешнюю поллитру - непочатую. Скусил пробку, недрогнувшей рукой наклонил над пупырем.

Алмазная струйка канула меж стеблей.

Ничего.

– А может быть...

А правда, чего ещё может быть? Топнуть в нужное место - так не подберёшься теперь. Крикнуть если только: отчего бы пупырю на голос не реагировать.

– Михалыч, ты чего про плотву говорил-то?

– Ну, здоровая, грю, клевала. На кашу.

– А если точно?

В михалычевых глазах загорелась искра понимания.

– Плотва здоровая клевала, - с выражением завёл он, уставясь на холм. - На кашу хорошо клюёт плотва. Во какая ловилась. На кукурузу тоже хорошо идёт иногда. А прошлым летом я на кашу ловил. Плотву.

Арсений поморщился.

– Ну, не помню я точно, - развел руками Михалыч.

– А Щербина сказал, - Арсений прикрыл глаза, вспоминая. - Ну, с приездом, что ли?

– С прибытием. Ну, с прибытием, что ли?

Холм не дрогнул.

– Ну, за прибытие, что ли? Ну, на здоровьичко, что ли? Ну...

***

Под вечер прояснилось. Золотой солнечный шар канул за Малаховку, выкатились на чернеющее небо игрушечно яркие звёзды. В речке кто-то сонно вздыхал и плюхал.

Пупырь подпирал небесный свод.