Искатель. 1976. Выпуск №6

Сибирцев услышал что-то неразборчивое, и станция дала отбой.

Разговор приезжего с Нырковым произвел благоприятное впечатление на дежурного. Он вышел в соседнюю комнату, где слышались голоса, и вернулся с закопченным чайником. Потом достал из тумбочки стола две кружки, дунул в них, сыпанул из кулька по щепотке мелкой розоватой стружки и залил ее кипятком.

- Морковь, - объяснил он, увидев вопросительный взгляд Сибирцева.

- А-а, не пробовал. Мы брусничный лист заваривали. Душистый чай получался… Охрана? - Сибирцев кивнул на дверь.

- Она. Все у нас там. И арестованных держим.

- Устрой-ка ты для меня, брат, небольшую проверочку. Этак аккуратно пусть пройдут по залу, посмотрят документы у одного-другого и особо обратят внимание, но без навязчивости на мужика в рыжем малахае. Под малахаем еще бабий платок повязан. Яркий такой платок. И шинель не по росту. На подоконнике он сидел, неподалеку от кассы.

- Сейчас распоряжусь, - с готовностью отозвался дежурный и ушел в другую комнату. Через минуту оттуда появились двое солдат и протопали к выходу.

- Аккуратно и без навязчивости, - крикнул им вдогонку дежурный.

Сибирцев усмехнулся, взял протянутую кружку с морковным чаем и стал пить мелкими глотками новый для него напиток. Но вкуса он не ощущал, какая-то непонятная мысль тревожила. Нечеткая, расплывчатая, но беспокойная. Надо было понять ее, а поняв, успокоиться. В чем дело? Мужик этот, что ли? Платок дурацкий. Физиономия красная, сытая. Нет, не знаком. Взгляд его острый, заинтересованный. Может быть, не просто заинтересованный?… С Михеевым простились еще в купе. Присели на дорогу, помолчали. Молча вспомнили прошлое. Вдоль вагона прошла охрана, поглядела что и как, а за ней вышел и Сибирцев, но с обратной стороны поезда, перешел через пути и выбрался к вокзалу. Не новичок же. Понимает, что к чему. Здесь-то все чисто… Тогда что же?

Сибирцев выпил всю кружку, но так и не понял, что пил. Стуча подковками сапог, вернулась охрана. Старший склонился к дежурному и, исподлобья глядя на Сибирцева, вполголоса сказал:

- Нет там такого мужика.

Дежурный встрепенулся, но, встретившись с глазами Сибирцева, махнул рукой. Ладно, мол, нет так нет. На всякий случай спросил:

- Вы внимательно смотрели?

- А как же? - обиделся было старший.

Дежурный снова махнул рукой.

- Отдыхайте.

«Вот она, загадка», - подумал Сибирцев. Заметив пристальный взгляд дежурного, он поплотнее запахнул полушубок и спросил, снова кивнув на дверь охраны:

- Что-нибудь интересное есть?

Дежурный понял вопрос.

- Нет, ничего особенного. Мешочники, спекулянты. Мелочь… Утром разберемся.

- Мелочь… Ну-ну… Далеко Ныркову добираться?

- С минуты на минуту будет… Да вот он сам.

Дежурный резво вскочил, вытянулся, услыхав быстрые шаги на перроне. Невольно усмехнувшись, поднялся и Сибирцев. В помещение не вошел, а скорее вкатился невысокий плотный человек в просторном пальто с вытертым бархатным воротником, какие носили еще недавно провинциальные чиновники, и солдатской папахе. Руки он держал в оттопыренных карманах.

Мельком взглянув на дежурного, вошедший тотчас перевел взгляд на Сибирцева. И, увидев его добродушное, круглое лицо, стремящиеся быть строгими глаза, Сибирцев почувствовал облегчение. Он шагнул навстречу и протянул руку.

- Здравствуй. Извини, что пришлось тревожить.

Нырков сжал его пальцы неожиданно жесткой и сильной своей ладонью, взял мандат, не садясь, прочитал его, сложил и вернул Сибирцеву.

- Здравствуй, - ответил наконец. - Малышев, - не поворачиваясь, сказал дежурному, - ступай к ребятам. Я позову, когда будешь нужен.

Дежурный вышел. Нырков сел на его место, расстегнул пальто, снял папаху, обнажив лысую крупную голову.

- Ну, как прикажешь звать-величать?

- Михаилом, - ответил Сибирцев, тоже садясь.

- Ага, - подтвердил Нырков, - а я, значит, Ильей буду. Неувязка вышла, Миша.

- Ничего, оно, может, к лучшему. Зачем лишние встречи, разговоры.

- Что мне надо для тебя сделать?

Сибирцев вынул из кармана гимнастерки сложенный вчетверо исписанный листок бумаги и протянул.

- Ситуация мне, в общем и целом, ясна. Требуется уточнение по ряду пунктов. Я подчеркнул их. Видишь?

- Вижу… Ага. - Нырков покачал головой, почесал мизинцем за ухом. - Глубоко хочешь вспахать.

- Иначе нельзя.

- Чую. Срок какой дашь?

- До первого поезда.

- Круто. Пожалуй, не получится.

- Это почему же не получится?

- Да ведь как сказать? Некоторые думают, что в губернии - там главные дела заворачиваются. А у нас уезд. Какие, мол, такие особые? Промежду прочим, не где-нибудь, а именно у нас в Козлове известная тебе Маруся Спиридонова в девятьсот шестом вице-губернатора Луженовского ухлопала. И на каторгу пошла. Очень за это наш Козлов у эсеров-то в чести. Тут осторожный подход нужен. Крепкий мужик у нас. Все у него есть: и хлеб, и скот, и что душе угодно. Кому голод, а кому, сам понимаешь. И за так просто он тебе это дело не отдаст, нет. Он, может, пока и ничейный, а чуть чего - к Александру Степанычу бух в ноги: помоги, мол, большевики одолели продразверсткой. И пошли гулять пожары… А эти твои, - Нырков ткнул пальцем в записку, - сидят себе посиживают. В учреждения ходят - и вроде как ни при чем… Кто-то, может, и ни при чем, да ведь как разобраться-то? Кто прав, кто виноват? Потому и говорю: скоро не получится.

- Ждать не могу.

- Дак это я вон как понимаю… Решили, значит, по-серьезному взяться? Что ж, это пора… По милиции я б тебе ужо нынче мог дать материал. Кто еще в курсе?

- Ты.

- Понятно… Возьмешь материалы - и в Тамбов. А мы вроде как уже и не люди, - заговорил он вдруг с обидой. - Мы, значит, так, сами по себе. А ему, - он качнул головой в сторону выходной двери, - может, вовсе и не Тамбов, а Козлов наш поперек горла.

«Ему, - понял Сибирцев, - это Антонову».

- Нет, ты ответь, где справедливость? Где революционная сознательность? - Нырков произносил букву «р» так, словно ее стояло в слове по крайней мере сразу три подряд. - Как настоящий профессиональный кадр, так дяде. А мне каково? Вон мой кадр! Малышев - вчерашний гимназер. Прошу, умоляю: дайте кадры! А мой собственный профессионализм? Ссылка да Деникин. Это что, опыт?

- У меня примерно такой же, - успокоил его Сибирцев.

- Это ты брось… Такой же… Слушай, Миша, оставайся у меня. Я тебе чего хошь сделаю. Сам к тебе в помощники пойду. Мне же контру брать надо. А с кем ее брать?

- Ну-ну, не прибедняйся.

- А я и не прибедняюсь. Обидно.

- На кого обижаешься-то?

- На кого, на кого… Вон, контрика взяли, снова завелся Нырков. - Полдня бился - и впустую. Нутром чую, что контрик, а доказательств нет. Станешь проверять - неделя уйдет. А где она, эта неделя? Нет ее у меня. На мне вон вся дорога. Чую, что тянется от него ниточка. А как размотать клубок? Опыт, говоришь…

За окном посветлело.

- Да ты устал, поди? - встрепенулся Нырков.

- Нет, ничего. В поезде отоспался… Записку-то убери. Так что ты говорил насчет контрика?

- Егерем он был. У Безобразовых. Жили тут такие помещики - не то князья, не то графы. Митька, младший их, был у Деникина. Это я сам точно знаю. Проверять не надо. После, когда Мамонтов рейд сюда делал, с ним шел. Попил кровушки, бандит. За разорение поместья, значит, мстил. И нынче где-то неподалеку обретается. Почерк его чую. Зверь - не человек. Сам ли он по себе, Антонову ли служит, не знаю, но уверен - ходит он вокруг Козлова, момент ловит. В Тамбове хоть гарнизон, а у меня узловая станция. Охрана, правда, есть, но ведь мало. И кадры - сам видел. Небось и документов твоих не проверил? Верно говорю?

Сибирцев уклончиво пожал плечами.

- То-то и оно, - огорченно отмахнулся Нырков. - Пушку носить - много ума не надо… Слышь, Михаил, помоги мне хоть Ваньку размотать. Егеря этого. Ведь чую, не зря он появился. А я тебе отдельный вагон дам до Тамбова, что хошь сделаю.