В пучину вод бросая мысль...

— Сюда, пожалуйста, — пригласил Канович в кабинет, более похожий на приемную государственного чиновника.

— Вы, — спросил он, — видимо, родственник Мартыновой?

Филипп неопределенно пожал плечами и задал заготовленный вопрос:

— Неужели в двадцать семь лет человек может погибнуть от инфаркта?

— Медицине известны случаи, когда инфаркт сердца наступал и у более молодых людей, — пожал плечами патологоанатом. — В данном конкретном случае могу сказать, что болезнь протекала чрезвычайно нестандартно. Поражена не только передняя стенка сердца — собственно, место разрыва, — но и ткани грудины. Если говорить, не используя медицинскую терминологию… у вас ведь нет специального образования?

— Нет, — пробормотал Фил.

— Тогда я постараюсь… Обычно при инфарктах происходит разрыв одной из внутренних или внешних сердечных стенок, ткань при правильном лечении срастается, в некоторых случаях показано оперативное вмешательство. Но у Мартыновой, кроме разрыва сердечной стенки, произошло омертвление и разрыв еще нескольких кубических сантиметров тканей, расположенных между сердцем и кожей на левой груди. Очень необычно, очень! Я, конечно, иссек образцы и успел провести кое-какие лабораторные исследования. Предварительно могу сказать: речь идет о чрезвычайно быстром, я бы даже сказал, взрывном старении и гибели клеток. Синдром Вернера. Вы меня понимаете?

— Нет, — нахмурился Фил.

— Ну… вы правы в том, что инфаркты обычно поражают людей гораздо более старшего возраста. Организм изнашивается, структура тканей в теле старика отличается от структуры молодой ткани. Изучая сердце, легкие или даже просто мышечную ткань, можно — приблизительно, конечно, но достаточно уверенно — определить возраст человека. Так вот: если бы я не производил лично патологоанатомическое исследование тела Мартыновой, а имел дело только с образцами, взятыми для анализа, то вывод мой был бы однозначен: этому человеку исполнилось лет восемьдесят, не меньше.

— Лизе было двадцать семь…

— Конечно! Молодая женщина, но внутренняя структура нескольких кубических сантиметров ее тела, расположенных, как я уже вам сказал, между сердцем и грудиной, соответствует возрасту человека восьмидесяти лет.

— Старость…

— Именно. И область локализации этих, как вы выразились, старых клеток захватила переднюю стенку сердца, что и привело к неминуемому инфаркту.

— Не понимаю. Старые клетки? Почему?

— О, это очень интересный медицинский вопрос! Честно скажу, мне не встречались в литературе случаи, в точности соответствующие данному. Известны, конечно, прецеденты спонтанного старения тканей, но всегда это касается организма в целом и называется синдромом Вернера — по статистике один случай на четыре миллиона человек.

— А, — сказал Фил, — вы имеете в виду… Девочка за несколько месяцев превратилась в старуху и умерла… Ей было десять лет или двенадцать, а на вид — все восемьдесят?

— Совершенно верно! — воскликнул Канович, энергично кивая головой.

— Я думал, что это газетная утка, — удивленно проговорил Фил. — Вы же знаете, как сейчас создают сенсации… Об этом случае в «Комсомолке» писали года два или три назад.

— Не читаю, — Канович провел ладонями по столу, будто стирая с поверхности пыль. — Не знаю, что там было в «Комсомолке», возможно, чушь. Я вам привожу в пример то, что… Впрочем, все известные случаи, как я говорил, относятся к старению организма как целого, причем процесс с момента начала болезни — а это, конечно, болезнь, причем, скорее всего, вирусной природы — так вот, болезнь, начавшись, продолжается не меньше года: организм не может скачком перейти из одного состояния в другое, вы понимаете меня? А у Мартыновой омертвление тканей произошло очень быстро. Это я могу сказать практически наверняка — судя по тому, какая резкая граница отделяет старые, отмиравшие ткани от молодых, здоровых. Видимо, именно локализованность процесса привела к его ускорению, я не вижу иного объяснения. Эти старые клетки для здорового организма — все равно что рак. Даже хуже — раковые клетки развиваются с гораздо меньшей скоростью!

Канович закончил свою лекцию, сложил на груди длинные руки и неожиданно сказал совсем другим, не менторским, а очень участливым тоном, какого Фил вовсе не ждал от этого человека:

— Такая молодая женщина… Просто ужасно. Примите мои соболезнования… Я что хочу сказать: никакая «скорая» не помогла бы. И самый лучший кардиохирург.

— Понимаю, — пробормотал Филипп и поднялся.

— Передавайте привет Вадиму Борисовичу, — сказал Канович, выйдя из-за стола и пожимая Филиппу руку. — И примите еще раз мои соболезнования.

Голова была тяжелой, и Фил пошел до станции метро пешком. Сидя в полупустом вагоне, он наконец сам для себя сформулировал причину, заставившую его выслушать ничего толком не объяснившую лекцию. В тот момент, когда он узнал о смерти Лизы, первой мыслью было: «Нас достали». Эта мысль исчезла так быстро, что Филипп даже не успел впустить ее в сознание. Но изнутри, из душевных сумерек, над которыми сознание не властно, мысль посылала сигналы, заставлявшие совершать не вполне объяснимые логикой поступки. А сейчас, когда Фил чуть расслабился, мысль вернулась — нелепая, он это и раньше понимал, но упрямая.

Нас достали.

Необходимо было исключить возможность такого объяснения. Что ж, разговор с Кановичем поставил точки над i. Конечно, сейчас существуют яды, производящие эффект естественной смерти от инфаркта или инсульта. Но тогда и вскрытие показало бы иную, более привычную картину.

А может, создан яд, вызывающий мгновенное старение клеток? Вряд ли, зачем нужен такой сложный способ, да еще и точно определимый при экспертизе?

Впрочем, нужно было все-таки избавиться от последних сомнений, и, выйдя из метро, Филипп позвонил Кановичу из телефона-автомата. Только бы он оказался на месте…

— Канович слушает, — на этот раз врач не распевал, как Шаляпин, а говорил усталым и тихим голосом.

— Лев Бенционович, это опять я, по поводу Лизы Мартыновой.

— А… — сказал Канович равнодушно. — Извините, я уже выхожу…

— Только один вопрос. Скажите, мог ли этот процесс быть вызван искусственно?

— Нет, — твердо сказал Канович. — Это, безусловно, естественный процесс. Возможно, у синдрома Вернера генетическая природа, но это не доказано. Еще есть вопросы?

— Извините, — сказал Фил так тихо, что сам не расслышал своего голоса, и повесил трубку.

4

Ночью Филипп спал не то чтобы плохо, но часто — просыпался и почти мгновенно засыпал опять, будто плавал на поверхности теплого озера, погрузив в воду лицо, и время от времени поднимал голову, чтобы набрать в легкие воздуха.

Заставив себя подняться и выпить крепкий кофе без сахара, он напомнил себе слова незабвенного Гущина о том, что смерть Лизы не должна сказаться на работе группы — как в той песне, где отряд не заметил потери бойца, — и сел за компьютер. От всякой беды есть два патентованных средства: время и работа. Временем Филипп не распоряжался, а работать привык без напоминаний и больше того, что делал обычно, все равно сделать не смог бы.

Он отыскал протокол последнего обсуждения и заставил себя задуматься о том, можно ли в формулировке закона сохранения спина использовать уже наработанные варианты, придуманные для формулировки закона сохранения вращательного момента. Все-таки это разные категории, хотя в обоих случаях речь идет о вращении.

«Давайте для себя решим, — сказала Лиза. — Не существует первых приближений, нет каких-то специфических квантовых законов. Это единый мир, и мы должны взять его таким, каков он есть».

«Каким он может быть по нашим представлениям», — возразил Эдик, а Фил сказал, что наши представления в данном случае как раз и являются истиной, поскольку другие подтверждения мы вряд ли найдем еще в течение многих лет.

Провожая Лизу домой, он пытался и ее убедить в этой очевидной для него истине, но в ее романтическом мироощущении для прагматических заключений не было места.