Врата войны

Эдик нервничал, худел, чуть что — срывался на крик. Для него ожидание было ножом острым. Виктор же, напротив, оставался невозмутимым. Задание от Гремучки у него было одно: снимать то, что интересно. И он снимал, ни на минуту не расставаясь с видашником. Записанные инфокапсулы ложились в коробку одна к другой. Завратный мир сулил новое каждую минуту, любая банальность могла обернуться сенсацией. Или катастрофой — для кого как.

Помнится, в долине Белых кроликов офицеры на исходе июня решили немного расслабиться. Пикничок. Вино, водочка, шашлыки. Погоды стояли чудные... Все цвело, благоухало — деревья, травы... мелкое озерцо прогрелось не хуже бассейна. Девчонок пригласили: их не так мало идет через врата, искательниц приключений, бедовых подруг или просто дешевых давалок, решивших подзаработать.

Пили (коньяк и вино), ели (шашлыки получились отменные), травили анекдоты (над старыми, с бородой, смеялись особенно долго), предвкушая легкие победы над «синими». Сидевший рядом с Виктором лейтенантик вдруг повалился на пикниковую скатерть, лицом в порезанные кусками помидоры и огурцы, обрызгав щеку Виктора густым и теплым... Виктор отшатнулся. Это его и спасло. Вторая пуля прошла там, где мгновение назад была голова порталыцика, и угодила сидящей напротив на траве красавице врачихе в грудь. Еще один выстрел. Кто-то продолжал хохотать над последним анекдотом, но остальные повалились на траву, елозили, отползая от залитой кровью скатерти под защиту ближайших валунов. Виктор схватился за рукоять «Гарина». В первый момент забыл сбросить предохранитель, давил на кнопку разрядника, не понимая, почему проклятый «Гарин» не стреляет. Врата закрыты. Но это же не мортал — в мортале «Гарин» летом бесполезен. Потом сообразил, вспомнил про предохранитель. Откуда вели огонь «синие» снайперы, он не знал. Откуда-то сзади, раз пуля угодила лейтенанту в затылок. Виктор развернулся и принялся поливать лучом серую скалу, что возвышалась над поляной. Батарея «Гарина» села через полминуты. Кто-то из офицеров уже опомнился, слева и справа грохотали выстрелы из автоматов. Били все по той же серой скале. Но «синие» больше не стреляли. Где они? Там? Ушли? Пальба постепенно стихала. Где снайперы? Не определить. Виктор нащупал непослушными пальцами бинокль, но ничего разглядеть не успел: полыхнуло белым огнем, скала осела, развалилась на части. Кто-то выпустил фотонную гранату. В этом году их разрешили наряду с парализующими. Ну вот, теперь уже точно не узнать, был ли там кто-то. Виктор подполз к лейтенанту, убитому в начале пальбы. Перевернул. Вместо лица — красное месиво с прилипшими кружками огурцов. Огурцы тоже красные.

— Салат с кровью, новое блюдо, — хмыкнул офицерик рядом и заржал.

— Разве так можно?! Я спрашиваю: разве так можно? — кричал Рузгин, потрясая в воздухе «Гариным», из которого он ни разу не выстрелил. — Это — подлость! Удар в спину! Гады! Так нельзя! Нельзя! Куда смотрят наблюдатели?

Он схватил бутылку коньяка, открыл, хлебнул из горла, закашлялся.

Приехала на джипе с белым флажком военная полиция. Но поскольку скалу разнесли на куски фотонной гранатой, разбираться не стала. Немолодой мужчина в серой форме с белой повязкой на рукаве, украшенной буквами «MP», долго о чем-то объяснялся по рации с начальством.

Спустя полчаса прилетел вертолет наблюдателей, сделал круг над местом происшествия, произвел съемку и улетел. Вертолетами на этой стороне располагал только наблюдательный совет. Их провозили через врата частями и собирали уже здесь. На зиму вертушки оставляют в ангаре под защитой силовых установок и отряда военной полиции. Говорят, каждую зиму мары пытаются их отбить. Пока не получалось.

Мары. Призраки, дьяволы, проклятые. Их ненавидят все — и «синие», и «красные», — и все боятся. Map — худшее ругательство по эту сторону врат.

Виктор положил руку Борьке Рузгину на плечо:

— До сих пор никто не знает, чем отличается военная хитрость от подлости. Формально они не нарушили ни одного из пунктов летней операции. Мы в зоне военных действий.

— Вы кого-нибудь убили, Виктор Палыч? — спросила Валюша. Когда стреляли, она была в кладовой — набирала в корзинку припасы. Теперь вернулась. Заахала, потом вспомнила про аптечку в сумке, кинулась перевязывать. Раненых было трое. — Убили?

— Не знаю, может быть. Скорее всего, нет.

— Это хорошо, — Валюша одобрительно кивнула. — То есть для вас хорошо.

— Почему? — не понял Виктор.

— Говорят, тот, кто убивает, на ком кровь, рано или поздно уходит к марам.

— Кто вам сказал подобную чепуху, Валюша? — пожал плечами Виктор.

— Это все знают.

— Спасибо, что предупредили, милая.

В человека Виктор стрелял не впервые. Впервые было на той стороне. Когда отряд миротворцев окружили в Дарфуре. Семь лет назад.

Эдик всю перестрелку пролежал за камнем, лицом в землю, руки — на голове. Он что-то бормотал, подвывал. Проклинал и плакал. Был готов сдаться. Он был жалок. Кто бы мог подумать в тот день, что Арутян окажется таким смелым в мортале!

Вечером Эдик явился к Виктору в сборный домик (на базе они жили в аккуратных домиках с туалетами и душевыми, почти комфортно) и заявил, что экспедиция переносится на август. Комбату уже предъявлен ультиматум: или Васильев дает людей и вездеход, или возвращает аванс и платит неустойку. Васильев юлил, отговаривался: очередная операция на носу, вездеходы наперечет, лето, врата закрыты, людьми в мортале рисковать нельзя. Эдик напомнил: договор лежит на той стороне у Гремучки в Сейфе. Неустойка в нем прописана пятизначным числом.

— Подожди до сентября, — советовал комбат. — Куда ты торопишься? Почему именно весной или летом?

— Большая игра. Думаешь, тебе просто так деньги заплатили?

Васильев сдался.

То есть сказал:

— Ладно, хочешь сдохнуть в мортале — сдыхай.

Выделил лейтенанта Рузгина и с ним еще семь человек вместо обещанных десяти. Валюша вызвалась сопровождать их добровольно. Та самая Валюшка, Валентина, пухленькая развеселая хохотушка.

Все это красочно в лицах рассказывал Эдик, глотая коньяк как воду. Виктор слушал и качал головой. Он понимал: Эдик тащит их на смерть. Понимал это и майор Васильев. Не в первый раз комбат в Диком мире знал, что к чему.

«Смерть? Ерунда! — отговаривался Арутян. — Я знаю, как пройти мортал. Ты и не заметишь, что угодил в этот долбаный лес!»

Но Виктор не верил. Для Арутяна главное — достигнуть. Какими путями и как — все равно. Убеждать — бесполезно. Напугать? Виктор пытался. Но в ответ Эдик лишь хитро подмигивал и твердил: «А я не боюсь». Можно было отказаться (Виктор имел право как портальщик: где хочу, там и снимаю, и никто мне не указ); второй вариант — пристрелить Арутяна, чтобы тот никуда не пошел и людей не погубил, и, наконец — третий — идти вместе с Эдиком и попытаться вытащить ребят из мортала.

Первый вариант Виктор сразу отмел, второй — не мог исполнить. Значит, оставался третий путь...

И они отправились. Середина августа. Жара. Просторы. На той стороне не увидишь такого: равнины, луга, реки, леса... Здесь все — необозримо. А там — впритык, и все плечом к плечу, построено, посажено, подстрижено. Все ненастоящее, даже то, что растет и дышит. Там — суета и духота. Здесь — тишина, запах травы, бездонные небеса, бездонные озера и реки; заблудишься и утонешь — в небесах или в воде. Тишина. Только здесь понимаешь, что это такое. Но тишину, в конце концов, разорвет автоматная очередь.

Зона войны. Она нанесена на карту. Заранее, еще зимой, генералы договариваются и очерчивают район, где будут воевать. Каждому стрелку при проходе через врата выдают бумажную карту. Последний краткий инструктаж: «Ты должен быть здесь к началу июня. А ты — здесь. Тут молжо стрелять. Тут — нельзя. Похоронные команды, медики, Красный Крест, военная полиция, наблюдатели, пацифисты, то есть пасики — неприкосновенны. В любое время можно убивать только маров. Этих — сколько угодно. К стенке. То есть к ближайшему стволу. Без знаков отличия ходить запрещено. Синие и красные значки не прятать. Мишень для снайпера? Все равно запрещается. Возьмите для детей конфеты. Что? Откуда в завратном мире дети? Не знаю. Но их там полно. Купите не меньше килограмма. Иначе получится некрасиво». — «Где купить?» — «В киоске». — «Там цены бешеные. Двести граммов хватит за глаза. Да и нет там никаких детей. Враки».