Lenin Impossible

— Высокий Суд, — сказал Якуб. — Секрет размножения ячменя путем почкования передали мне мои предки, и я лично поклялся сохранять его ради пользы моей родной семьи! — улыбнулся он, радуясь семантической шутке.

— Пятьдесят тонн левого зерна — это только начало, — истекал ядом голос обвинителя. — Интереснее то, что обвиняемый с ним сделал.

— Слушаем, — ответил на это судья.

— Обвиняемый залил ячмень водой и прибавил дрожжей, после чего подождал где-то с месяц. Затем он разместил под элеватором газовую печку, кстати, не имеющую разрешительного аттестата…

— А где же мне брать аттестат, раз я ее сам же и сконструировал? — запротестовал было Якуб, но его слова проигнорировали.

— …И с вершины элеватора провел трубу длиной двадцать метров, заканчивающуюся в его развалюхе.

— Выражаю протест! — завопил Якуб.

— Протест принят, — сказал судья. — Даже если этот дом и похож на давно не убираемый хлев, следует сохранить хоть чуточку уважения к обвиняемому, — наставил он прокурора.

— Прошу голоса, — отозвался подсудимый.

— Разрешаю.

— Неужто Высокий Суд принимает утверждения обвинения за добрую монету?

— А у вас имеются какие-то собственные объяснения?

— Но, Высокий Суд! Пятьдесят тысяч литров бражки?

— Тогда представьте свою версию произошедшего.

У Якуба до сих пор голова болела после вчерашнего, поэтому его фантазия действовала лишь в одном направлении.

— Высокий Суд. Дело было так. Определенное количество воды находилось в элеваторе уже раньше. Она была нужна для процесса размножения. Впрочем, это технические подробности, имеющие второплановое значение. Сразу же после заполнения элеватора зерном случился неожиданный дождь, я же забыл закрыть крышку, так что дождевая вода залила…

— У меня вопрос к обвиняемому, — отозвался обвинитель.

— Разрешаю.

— Как вы, гражданин Вендрович, объясните нам следующее обстоятельство. Элеватор имеет шесть метров высоты. Дождевая вода не могла заполнить его по той простой причине, что, в соответствии со справкой метеостанции в Краснымставе, сумма осадков за месяц, в котором вы предпринимали свои противоречащие закону и чувству человеческого достоинства…

— Короче, — приказал судья.

— …действия, сумма осадков составила едва лишь двадцать сантиметров?

Якуб потянул самогона из фляжки, чтобы прояснить мозги. Милиционеры фляжку тут же отобрали.

— Что было в этом бидончике? — поинтересовался судья.

— Самогонка, — сообщил милиционер, с отвращением принюхиваясь к содержимому.

— Может ли обвиняемый объяснить нам происхождение данного предмета?

Якуб несколько раз моргнул.

— Нет, Высокий Суд.

— Точно, нет?

— Враги подбросили, чтобы меня скомпрометировать.

Судья на мгновение скрыл голову за столом. Когда он ее поднял, лицо его было слегка покрасневшим.

— Вернемся к делу, — приказал он.

— Так что элеватор никак не мог сам заполниться дождевой водой, закончил обвинитель.

— Прошу слова.

— Разрешаю.

— Высокий Суд. Здесь мы имеем дело с неправильным истолкованием моих высказываний, — голос самогонщика звенел достоинством. — Из того, что я сказал, и что наверняка можно проверить по протоколу, вовсе не следовало, будто элеватор заполнился дождевой водой полностью. Более того, я уже упоминал о наличии в нем воды, используемой в процессе умножения зерна. Помимо того, обвинение не сообщило, был ли элеватор заполнен водой полностью или же, к примеру, всего лишь на одну треть.

— Протест принимается. Обвинение может продолжать.

— Пар из элеватора конденсировался в трубе и стекал в ванну обвиняемого…

— Это я тоже могу объяснить, — начал протестовать Вендрович.

— С целью разлива и распределения полученной жидкости, у обвиняемого было приготовлено двести полулитровых бутылок. Представленные мною факты однозначно указывают на действия с престпными намерениями.

— Прошу слова, — отозвался Якуб.

— Разрешаю.

— Высокий Суд. Да, это правда, что я подогревал элеватор, тем не менее, ничего я из него не гнал. Факт же наличия двадцатиметровой трубы, ведущей в мою ванну, я могу объяснить совершенно простым образом. Дело в том, что я обожаю принимать горячие ванны, но уже не имею сил таскать ведра с водой с печи. Располагая паром, я конденсировал его, получая горячую воду. Предупреждая следующий вопрос обвинения, спешу сообщить, что вода в ванне и правду содержала около пятидесяти процентов спирта, но он ни в коей степени не производился в элеваторе. По ходу следствия у меня было найдено двести бутылок из под спирта. Обладая возможностью погрузиться в горячей воде, при оказии я пожелал истребить мучающие меня кожные болезни и паразитов. Для этого заполненную до половины ванну я дополнил спиртом, закупленным в магазине. Более того, я даже не нарушил постановления о спекулятивных количествах, поскольку спирт не накапливал, но тут же использовал для подкрепления собственного ухудшившегося здоровья. А бутылки, да, остались. Я бы их сдал, но тут меня и сцапали.

— Арестовали, — инстинктивно поправил его судья.

— Арестовали. Прошу прощения у Высокого Суда.

— А зачем же вы подогревали элеватор? — спросил судья.

Якуб скорчил невинную мину.

— Я уже слишком стар и слаб здоровьем, чтобы выбирать воду ведрами. Вот я и решил ее испарить.

Два десятка человек не смогло сохранить серьезность, несмотря даже на просьбы судьи, поэтому их убрали из зала. После этого суд отправился на совещание. Обвиняемый, по причине отсутствия иных занятий, перегнулся через барьер и беседовал со своим дружком, Юзефом Паченкой.

— Как тебя выпустят, приглашаю на уху. Будет осетр.

— Класс! А чем будем запивать?

— Самогонкой Мариуша. А ты был прав, что адвоката нужно прогнать и защищаться самому.

— Ну!

Якуб вытащил из кармана газету и разложил ее. С первой страницы глаза колол набранный громадными литерами заголовок: «Шансы созыва Круглого Стола становятся все меньше» [2]. Вендрович начал по складам разбирать статью. Тут судья вернулся.

— Суд, рассмотрев мнения обвинения и обвиняемого, а так же выслушав показания свидетелей, признает гражданина Якуба Вендровича виновным в производстве пятидесяти тысяч литров браги, в краже государственного имущества, в нелегальных финансовых операциях с применением валют капиталистического происхождения, в накоплении спекулятивных излишков в количестве пятидесяти тысяч килограммов зерновых…

В этот момент в зал вбежал запыхавшийся судебный пристав и положил перед судьей листок бумаги. Тот замолчал и какое-то время тупо всматривался в него. Затем он набрал в легкие кубический метр воздуха, при этом лицо его сделалось совершенно багровым. Затем он спустил воздух и задумчиво глянул на висевший на стене государственный герб.

— Именем Польской Народной Республики освобождаю гражданина Якубовича от всех обвинений. Гражданин Якубович, вы свободны.

Все присутствующие в зале остолбенели. Якуб же усмехнулся и, выхватив из рук окаменевшего милиционера фляжку, поднял ее вверх.

— Пью за здоровье Высокого Суда! — сказал он торжественно.

Судья ничего не ответил, только метнул в подсудимого молотком. Но не попал, потому что Якуб уже выскочил через выход для обвиняемых в коридор. Здесь его уже поджидало двое плечистых охранников в советских мундирах войск МВД, которые без слова выкрутили ему руки и надели наручники.

— Протестую! — завопил тот. — Я же никуда не убегал! Меня же выпустили! Выходит, я невиновен!

— У тебя еще будет оказия узнать, почему тебя отпустили, — сказал один из мордоворотов. — В Москве.

— Где? — не поверил Якуб.

— Город такой, в России, — объяснил второй охранник, заботливо заклеивая ему рот липкой лентой.

Потом его всунули в автомобиль и повезли в неизвестность.

Мужчина в поварском колпаке с трудом открыл глаза и повел взглядом по помещению.