Сон - худшее лекарство

- Я это слышала! Я его мертвым не считаю, ясно?!

- Тогда нужно послать ему весточку.

- Куда? - Лина оторопела.

- Назад, в две тысячи девятый, чтобы он прочитал ее, как только проснется.

- А это возможно? Что у вас тут уже и машину времени построили?

- Машину - нет, но... Обнадеживать пока не буду, сначала надо бы поговорить кое с кем.

Лина жила у Костика уже второй месяц и, в общем, быстро сообразила, какие пересуды вызывают у соседей ее появление в доме пожилого холостяка. Он был, конечно, не женат - ни одна женщина не выдержала бы такого, поэтому гости в его доме были большой редкостью. И вдруг... Странное дело, раньше нелюдимый затворник, Костик взял за моду устраивать вечеринки. Среди пятидесятилетних бородачей со сложившейся жизнью и их ухоженных, но все же не первой молодости, жен, Лина выглядела белой вороной и прекрасно это понимала, не раз ловя на себе восхищенные взгляды, а на Костике завистливые. Хотя он и представлял ее, как жену своего старого друга, который должен "вот-вот приехать".

Уже на третий раз Лина четко уяснила для себя, что все эти званные вечера - только для нее одной.

Костик обычно извинялся перед гостями, куда-то уходил, и Лине приходилось изображать хозяйку дома, развлекать народ в одиночестве. Впрочем, никто не обижался. Характер хозяина был известен, многие дамы даже сочувствовали девушке. Весьма обтекаемыми и невинными фразами.

И не понятно как реагировать. То ли Костик просто хочет ее отвлечь - и тогда надо поблагодарить, то ли пытается заставить ее забыть Стефа, жить новой жизнью. При таком раскладе неизбежен серьезный разговор. Лучше на слезах и эмоциях - мужчины этого больше всего боятся.

Про машину времени Костик больше не заикался, от намеков Лины уходил, на прямые вопросы отвечал уклончиво. Подозрения превратились в уверенность, Лина уже была готова ко всему, как неожиданно на одной из вечеринок появился нескладный парень лет двадцати пяти. Уже возрастом он выделялся из обычной среды костиковых гостей. Кроме того, зрачки у него были совершенно невероятного цвета - малиновые, и Лина поняла, что он носит контактные линзы, очками здесь уже давно не пользовались. Местный вариант "ботаника". Уж не подобрал ли Костик ей, наконец, партию!?

- Лина, знакомься, - хозяин подвел парня к ней, - это Андрей Сергеич, можно просто Андрюха...

да, Андрюх?

"Убью", - подумала Лина и бросила на хозяина испепеляющий взгляд.

Тот, нисколько не смутившись, продолжал...

- Он у Антона работает, - кивок на благообразного седого исполина, что вещал в дальнем углу, картинно всплескивая руками, - в институте... э-э... как это у вас называется?

Андрей покраснел, едва выдавил из себя...

- ...институт Пограничной Физики...

- А, да! Вылетело из головы. А кафедру я помню. Антон рассказывал. Кафедра темпоральных исследований, да? Эти ребята почти победили Время, Лина! Поговори с ним, тебе, как своего рода путешественнице во времени, будет интересно.

И повернувшись спиной к "Андрей Сергеичу, можно просто Андрюхе", незаметно ей подмигнул.

Надо ли говорить, что вечер удался на славу. Андрей смотрел только на Лину, ловил каждое ее слово. Мямлил немного поначалу, но это от смущения, ничего страшного. Конечно же, она проявила заинтересованность его работой, и, конечно же, он пригласил ее на завтра к себе в лабораторию.

Вечером Костик спросил...

- Ну, как Андрюха?

- Нормально, - невинно ответила Лина, - завтра поеду к нему в институт, обещал все показать...

Костик торжествовал. Вид у него был как у объевшегося до отвала сметаной балованного домашнего кота. Но в тему вдаваться не стал, спросил только...

- Письмо-то готово?

Утром после утомительной процедуры получения магнитного пропуска, Лина оказалась в святая святых темпоральной физики - экспериментальной лаборатории номер три. Андрей все еще стеснялся немного, заикался, совсем чуть-чуть, правда. Но постепенно увлекся, из его речи пропали...

"А Вы что об этом думаете?", "Хотите посмотреть?", в ней стало все больше технических терминов, в которых, честно говоря, Лина изрядно запуталась. Андрей уже вел экскурсию сам.

- А это наш экспериментальный аппарат. Темпоратор. Вроде машины времени, читали Уэллса?

Мы можем пока перемещать материю только в прошлое, то есть реверсировать течение времени.

Назад хронопоток намного стабильнее, корректировать передачу не нужно. Максимальная масса - около шестидесяти килограмм, но мы никогда еще с ней не работали, слишком много энергии уходит.

Самый большой предмет - вот такой же брусок чистого иридия. Нравится? Отправили в двухтысячный год, все прошло нормально. Сейчас будем отодвигать точку перемещения подальше, лет на двести-триста, а потом и с живой материей начнем. Мышей вот заказали.

- Здорово! - восхищенно сияла глазами Лина. - А как все это работает, покажите Андрей пожалуйста!

- Да, в общем, ничего сложного. Смотрите. Сюда мы вводим точные координаты перемещения.

Куда бы Вы хотели отослать наш иридий.

- Ну... например... э-э в две тысячи девятый год...

- Почему именно туда?

- Не обращайте внимания, Андрей, сентиментальность. В этот год десять лет, как я окончила школу, наверняка собирались мои старые друзья. А меня не было - я же спала...

- А-а... Извините. А точная дата?

Лине не нужно было даже рыться в памяти. Этот день и месяц она выучила наизусть.

- Семнадцатое июня.

- Ну вот, видите? Я выставляю дату, - Андрей ловко орудовал световым маркером, - время, пусть будет полдень, двенадцать ноль-ноль...

- А что дальше?

- Сейчас будет расчет, это примерно минут на десять, потом кладем наш брусок в стазис-камеру...

во-он туда, и все готово.

- А потом?

- Я нажимаю вот сюда, камера захлопывается и дальше эксперимент идет в автоматическом режиме. Персонал укрывается вот за этой переборкой. На всякий случай. Все просто, как я и говорил.

Прозвучал мелодичный звуковой сигнал.

- А, вот и готово. Расчеты завершены. Извините, Лина, сейчас я все обнулю здесь, и пойдем дальше.

Андрей повернулся спиной. У Лины была какая-то доля секунды. Она метнулась к стазисной камере, ткнула пальцем в сенсор. Завыла сирена, под потолком заплясала красная аварийная сигнализация.

- Что Вы...

- Простите, Андрюша. И прощайте. Вы мне очень помогли.

- Стойте!!

Но Лина уже поднырнула под накатывающий сверху люк камеры, скорчилась на полу.

"Господи! Что я делаю?!"

Ослепительная вспышка заставила Лину зажмуриться, и сразу же пропала опора из-под ног - она провалилась в какую-то неизмеримо глубокую бездну.

"Все должно быть хорошо. Я всего пятьдесят три кило вешу!"

В палату гибернации ее, конечно, не пустили. Лина стояла у большого во всю стену - обзорного экрана и жадно смотрела на бледное лицо Стефа. Борода и усы за семь лет почти не отросли, так - недельная щетина и все. Лоб опутан ворохом датчиков, пара закреплена на висках. На ресницах застыли серебристые капельки инея.

Вокруг суетились врачи, раздавались отрывистые команды, кто-то монотонным голосом считывал в микрофон показания мониторов жизнеобеспечения... "...сердцебиение - в норме, легочная активность - в норме..." - Лина не замечала ничего. Для нее сейчас существовал только Стеф, знакомый до последней черточки и заново обретенный.

Внезапно веки Стефа шевельнулись. Лина едва не вскрикнула от неожиданности, вскочила, подалась ближе к экрану. Разве врачи знают как надо? Руки хотели помочь Стефу проснуться, ласково касаться его, возвращать к жизни. Пришлось сунуть нетерпеливых в карман.

Что-то хрустнуло. Лина недоуменно извлекла из кармана куртки планшетку. А-а! Это ТА газета.

Машинально она выбрала сенсорами нужную статью - надо дочитать до конца. Ведь теперь этого НИКОГДА не будет.

"Наш спецкорр сообщает. Степан Калитниченко из России, первый успешно излеченный человек на Земле от саркомы Спенбауэра, ждал в глубоком анабиозе семь лет открытия нового способа лечения. В марте этого года он был найден. После успешной операции Степан полностью оправился.