Из записок карандаша

* * * Тупо, глупо. Из ворот трамвайного депо вышел дворник. Вместе с пачкой из-под сигарет, жухлыми листьями, с сопливым носовым платком и дырявой варежкой меня гнали к большой мусорной куче. Куча дымилась. Все Выглядели примерно одинаково. Влезли в кучу и стали равномерно тлеть. Мерно покачиваясь, задумчиво прикуривал дворник от тлеющей деревяшки. Курил мечтательно и лениво. (У него было лицо неопытного любителя кроссвордов.) Подражая, я взлетал по частям - серыми струйками, ленточками, завитушками. Часть их сразу опадало, стелилось по земле, впитываясь в желтые лужи. Часть оседала в дворничей бороде, тулупе. Оторвавшиеся быстро взлетали, чтобы успеть - но у них не получалось - выпачкать крылья. Это, конечно, дурная затея грифеля, который был теперь сам по себе, он накалялся и исчезать не хотел. Он не горел, но бесконечно дробился - то, что осталось после стольких исписанных страниц. Он чувствовал связь с каждым своим словом, их физическое бытие, независимо от того, нравилось ли ему написанное, распыленное сознание пульсировало, лишенное центра, лишенное тела, устремлений, всего кроме мистической связи с твоей исколотой ладонью, будто бы в чем-то виноватой, у тебя со вчерашнего дня совершенно беспомощный взгляд, не пойму, отчего это...

* * * ...Грифелеподобие. Грехопадение. Греховыводитель фирмы "Ра йад". Грифелепадение грехопада. Крошкомет, буквоструй, вот кто я такой. Мой ангел, к сожалению, не ангел. Разноцветное жалюзи с шумом поднимаются. Твоя растерянная рожа высовывается в форточку, всовывается в воздух, висящий над асфальтом, висит вместе с ним, дрожит в нем и - аккуратно убирается в то же отверстие. Ах, зачем меня ты бросила? Ты меня кинула, буквально и больно, балдой шмяк на тротуар, довыпендривался, стихогрыз, ах, твои зубки! ох, твои губки! (наоборот - зубы ох, губы ах, руки ух, меня нах). Всеобъемлющая тоска. Вселенский насморк. Космическая простуда: просто туда, проще, чем чихнуть. Апчхой. Вселенная чихает мной. Мне нравится, ей нет. Вычихнула меня из черного списка. Я с писком вылетел из чертова перечня. Этот мир придуман кем-то другим - я бы не допер, не догнал, не догматик. Старая дура играет с прялкой в когти-нитки. Клубок падает, разматывается, старуху тошнит. В этих условиях - исчезнуть или писать, другого выхода я не вижу. Ужасно, если вас будет рвать мною в моем присутствии. Это может плохо отразится на моих нервах. Лучше назовем героя Васей и отправим разбираться с капризной подругой. Пусть вас тошнит Васей, я ничего не имею против - я ничего - не - имею... (Что мне делать с буквой раненой?) Ножом, чистившим рыбу, затачиваю палец, прижимавший рыбий хвост (затачиваю случайно), и пишу на столе - кровью души моей из пальца тела моего. Путем напыщенных ассоциаций. Ангел спорил с чертом за грешную душу. Черт рассуждал логично: Боже, сделай чудо! Бог услышал, шепнул ангелу: сопри! Ангел спер. Спертый дух сидел в мешке. "Спор перешел в спер", думал он. "Ах, так!" - продолжал он мысли. Санта-Клаус спешил с подарком. "Вот она, незапланированная!" Обступили. Дивились: "Тяжел мешок!" Подошел Петр, развязал. Спертый дух ударил в нос. Не будь циником. Будь ценником. Отдаю себя по частям: съешьте руку, затем и голову, главное, не торопитесь, иначе подавитесь, подивитесь, поотдуваетесь у меня! - Долгие секунды. Мелодичное хрумканье. Хлопанье пифагоровых крыл. Вася протянул карандаш Катерине. Расстроенная Катерина выбросила его в окно. Она была взбалмошная девица с завитыми светлыми волосами. Вася был бледнее бледного. Он был влюблен. "Ах ты, падла", - думал он, осторожно дергая завиток. Ему было тяжело в рабстве. Он мучительно искал выход. Он мучительно нашел выход. Он мучительно вышел. Поняв, как много потерял, он мучительно вошел. Вошел, вышел - вошел-вышел-вошел-вышел. Карандаш подпрыгнул, больно ударившись о деревянную лужу. Все вокруг было деревянным. Каким-то образом ему удалось попасть в деревянный мир. Рамы, двери, деревья. Паркеты, полированные столы. Роскошные, с завитками, перила. Гравюры. Тончайшие кружевные наличники. Кижи. Шахматы. И, конечно, карандаши. Целое море цветных и - простых. Вася-карандаш распадался на части. Он мучительно хотел, но не мог, соединится в целое - мешала внутренняя самодельная ограда, за которую Вася-карандаш боялся выглянуть. То он был в совершенно деревянном мире, то он дергал косичку Катерины. Нет, не косичку - локон, светлый завиток, деревянную загогулину. Гули-гули - ворчали расхаживающие по льду голуби - вот отчего лужа стала деревянной! - Думала Васина голова - ночью ударил мороз! - продолжала, раскачиваясь - как неожиданно! вскрикивала, выписывая замысловатый вензель - мешали голуби - мешали красные холодные лапы, отвратительные бугорки и пупырышки, крупные, крашенные, крытые светлым лаком. Вася остолбенел. Стал столбиком. Непрозрачное, негнущееся, чужое - наполняло его тело. Пробовал выбросить из себя - шлеп: буква! Буква-буква-бу-бу-ква-ква - что это? "К-А-Т-Я-Я-Т-Е-Б-Я..." Вовремя остановился. Что же дальше? Скорее решить! - выпирает, выпирает изнутри! - эх. будь, что будет - шлеп: увидел, замер, похолодел... Голуби клевали больно, изо всей силы. Щепки летели в стороны, устилая ледяную арену, прозрачную корочку, под которой, разевая рот, плавала рыба. Если треснет лед, взлетят голуби, но всплывут рыбы. Выхода почти нет - опять это дурацкое "почти", вечно вмешивается и длит агонию. Вася-карандаш мучительно длит агонию. Стихотворение в оставшемся не распечатанным конверте: "В скорлупе тишины, где не слышен ни шепот, ни вой, ни залетная муха, ни вязкого времени скрежет, Пантомима кончалась: качался язык голубой, опадало дыхание, дергалось веко, все реже..." Синий васин язык трепетал на холодном ветру, удивлялась улица. Все реже дергалось васино правое веко, улица с напряжением следила за исчезающей на глазах привычкой. Сломанный карандаш вывалился из кармана мятых брюк, вместе с несвежим платком, - и падал, падал, беззвучно чертя в воздухе никому не нужные объяснения. Объяснительная записка, повисшая в воздухе, записанная для удобства стихами: Чей-то стон меня тревожит. Плачет путник одинокий: "Небо хочет и не может Отвести мои упреки." Зачарованному горько Отказаться от разлу ки. Вспыхнет розовая зорька - И отправит на поруки К завсегдатаям ко феен, Корифеям недобитым: Воздух рифмами обвеян, Стены сумраком обли ты. Там и вынесут бедняге Приговор односторонний: Продавай свои бума ги, Будешь, верно, не в уроне. (Записка не совсем точна: в момент на писания и карандаш, ее слагавший, и герой Вася роняли себя на покрытую слоями льда и асфальта болотистую поверхность земной коры, то есть оба находились в уроне. Добавим: в уроне сравнительно небольшом, но, принимая во внимание ряд обстоятельств, внимая отставшим нас фактам, ставших таковыми по вине таковыми не являющихся, являются, не являются, ся не ся, неся куда-то ся, сю-сю, сэн-сэй, соси сусальную тарелочку лужи, обмороженным языком - хотя это к делу не относится, это ближе к телу, упавшему с некоторого этажа по совершенно особым причинам и так далее - жизнь продолжалась в различных (безличных) формах: окоченелые конечности отваливаются, наступает бесконечность... ступает сконечность... тупае нечно...)

Декабрь 1992.